Повесть о заколдованных шакалах. Древние тамильские легенды. - Автор Неизвестен
столь трудно,
Ты, ослепительный, чей свет
превыше зренья,
Поток любви, собою
затопивший царство южное,
Отец! Не знаю я, что делать мне, чего бежать, к чему стремиться!
Маниккаванагар
Тирувашагам,
„Гирлянда радости“,
стих 7
1. О том, как Вадавуран рос, как он возвысился при дворе царя, и о том, как он отправился в дорогу и прибыл в Перунтурей
История, о которой здесь будет рассказано, началась в стране тамилов, в царстве Пандия, в городе Вадавуре[14]. Город этот стоял над рекой Вайдай, воды которой тогда еще не вливались в великое море, окружающее землю, а заполняли находившееся поблизости озеро[15].
Счастлив, весел и обилен был Вадавур, наполненный звенящими голосами радостных его жителей, рокотом праздничных барабанов, звонкими песнями, доносящимися с полей и садов, веселыми голосами детей, распевающих веды[16], звоном жизни, бьющей в каждом теле. В этом-то благословенном месте в семье брахманов аматтияров[17] милостью Шивы обрел свое рождение тот, кто впоследствии отринул завесу тьмы и разорвал цепь рождений[18].
По имени своего города назван был мальчик Вадавураном. Необычным было начало его жизни — всем на удивление еще ребенком он в совершенстве изучил веданги[19], а к шестнадцати годам уже знал веды и все шестьдесят четыре искусства[20]. А прекрасен он был, как сияющий спокойным, холодным светом молодой месяц.
Прослышав о столь чудесных способностях юноши, царь Пандии, Ариямарттана Пандиян, послал за ним и оставил его в своем доме. Там Вадавуран изучил еще законы Ману и другие хармашастры[21], а также книги о ратном деле, овладел ездой на слонах, конях и искусством править колесницей[22]. После этого стал он у царя главным советником и правителем государства. И так мудро он правил, что вскоре исчезли во всем царстве притеснения, насилия и произвол, чинимый невеждами. И если видел он что-либо несправедливое в делах царя, то прямо говорил ему об этом, неустанно направляя его по пути справедливости. Ложь и правду, добро и зло столь ясно в самых сложных обстоятельствах умел различать он, что стал как бы глазом царства, а все дурное и несчастье приносящее устранил он столь надежно, что стал как бы кольчугой царства Пандиев. Но за все это не искал Вадавуран ни награды в этом рождении, ни воздаяния в будущем.
Так обстояли дела, когда случилось одно событие, вдруг изменившее течение счастливой жизни царского министра. Однажды во время заседания совета явился к царю его конюший. Низко поклонившись повелителю, он стал поодаль и сказал:
— О царь, если в случае войны срочно понадобятся боевые кони, то не из чего будет выбирать. Одни пали от болезней, другие — от старости, а те, что остались, еле на ногах держатся. Нет у нас вихреподобных, о царь!
Посмотрел увенчанный цветами маргозы[23] Пандий на своего великого министра, потом бросил:
— Откроешь нашу сокровищницу, возьмешь золото и драгоценности, отправишься к морю, в порту купишь лучших привозных коней[24], доставишь сюда. Ступай.
Казалось бы ничего удивительного не было в таком поручении, но Вадавуран вдруг ощутил необычное стеснение в груди. Почему-то царский указ приобрел для него особый смысл, никому из присутствующих неведомый, ему самому еще неясный. Не разумом — сердцем внезапно почувствовал он, что все его прошлое теперь бесконечно удаляется, становится едва различимым, в грядущее, новое лишь начинает различаться. Дали иного, будущего пути, как в тумане, встали перед его мысленным взором…
Но пока он шел еще по пути служенья царю и сделал все, как приказал повелитель. Отомкнул кладовую, взял нужные для покупки коней ценности, запер кладовую. Потом, как подобает, простился с Луноувенчанным[25]. Вышел. Велел навьючить сокровищами верблюда… Странную легкость ощущал он в груди своей. Оглянулся — перед глазами его сверкнула на солнце башня великого храма[26], посвященного тому, кто буйволом большегорбым владеет[27]. Он вбежал внутрь храмовой ограды, поклонился Ганеше — слоноголовому богу[28], чьи виски блистают, словно в чистом озере омыты. Потом, войдя в храм, склонился Вадавуран к алолотосным стопам супруги Шивы Парвати и наконец приник к ногам того, кто некогда спас Варуну от боли в животе[29].
И легко стало в груди его! И, возбужденный, радостный, обратился он к статуе Шивы, в чьих локонах луна прекрасная сияет[30]. И крикнул, но только сердцем крикнул, не устами:
— Все богатства, что сейчас со мною — твои! Не видать Пандию боевых коней! Сокровища эти — для тебя и для тех, кто любит тебя, дабы твоей любовью смирить пять чувств[31]. Прими меня к себе, молю!
И, словно в ответ на эту мольбу, подошел к Вадавурану храмовый жрец[32] и, согласно обычаю храма, вложил ему в руки священного пепла[33]. Вадавуран приложил пепел ко лбу, приняв появление жреца, как благую примету. Затем простился с тем, кто ведами повелевает[34], и пустился в путь.
Плавно движется паланкин, колышутся горбы верблюдов. По обеим сторонам от паланкина — пешая стража. Развеваются опахала из хвостов яков, труба звучит, древки зонтиков алеют. До моря еще не близко. Задумавшись, одурманенный равномерным покачиванием, сидит в паланкине Вадавуран. На дороге вязко от тонкой пыли. Словно прощальные видения, проносятся в его сознании картины детства, юности. Знает ли он, что как раз в этот момент, когда он в полузабытье плывет в паланкине по жаркой и пыльной дороге, все дурные деяния, совершенные им в прошлых рожденьях, уравнялись со всеми благими? Нет, он не знает этого! Но Шива — волшебник великий, избравший любимой обителью своей Южную Индию, тот танцор несравненный, что в исступленье на сцене вселенной[35] пляшет, — он знал об этом.
… Длинной цепочкой растянулся по дороге отряд Вадавурана. Легкая прохлада уже умерила послеполуденный зной, когда вдали показались строения города Перунтурея[36]. Затопленные рисовые поля, тенистые рощи, сады, наполняющие воздух ароматом цветов, проплывали мимо паланкина. И тогда овладело Вадавураном несказанное томленье. Оно растет и растет. Вот отряд подходит к ограде храма Шивы. Министр сходит с носилок. Он светел и радостен; он ощущает, как бьет в нем новая, иная жизнь. Нет больше юности и детства, нет Мадуры с ее прекрасным четырехбашенным дворцом. Нет царя, что за конями его отправил к морю. Да и коней нет! Какие кони? Руки Вадавурана сами собой поднялись в приветственном жесте над головой. Прохожие с изумлением спрашивали друг
