Антология традиционной вьетнамской мысли - Автор Неизвестен -- Древневосточная литература
Она всегда для нас была явленьем пустоты!
Окончив чтение гатхи, наставник перевоплотился {10а, с. 10а-10б}.
Тхиен Лао (?-1038)
Тхиенши Тхиен Лао жил в монастыре Чунгминь, что на горе Тхиенфук уезда Тиензу. Вначале он учился у Да Бао из монастыря Киеншо. Овладев сутью [его учения] о сердце, Тхиен Лао ушел в названные горы [Тхиенфук] и воткнул там свой посох. Слава о технике созерцания[266] наставника день ото дня росла. Тысячами приходили к нему ученики, способствуя процветанию этой монашеской общины [...][267]
Когда император [Ли Тхай-тонг] послал гонцов пригласить наставника ко двору для беседы, тот уже погрузился в нирвану. Император, глубоко сокрушаясь и оплакивая смерть наставника, собственноручно сочинил эпитафию, да кроме того, повелел особым указом устроить богатое угощение доя монахов. С соблюдением церемониальных почестей было насыпано возвышение для погребального костра. После кремации кости наставника были собраны и помещены в ступу на территории монастыря [Чунгминь]. А еще император с большим размахом отремонтировал монастырь и поставил там прислужников, чтобы постоянно курили ароматные травы в память о наставнике {10а, с. 10б-11а}.
Дам Кыу Ти (середина XI в.)
Тхиенши Кыу Ти из монастыря Зиенлинь, что на горе Лонгдой в округе Анланг, был уроженцем [деревни] Фудам в округе Тюминь. Происходил наставник из семейства Дам.
В детстве он прилежно изучал писания из царства Лу и страны Тхиенчук[268]. Не было того, чего бы он ни постиг. Однажды, отложив очередной свиток в сторону, он сокрушенно вздохнул и сказал: "Конфуций и Мо-цзы держались за наличное, а Чжуан-цзы и Лао-цзы — за отсутствующее[269]. Эти односторонние мирские [истины] не могут быть освобождающей дхармой. Одно только учение Будды, которое не принимает в расчет наличное и отсутствующее, способно разъяснил [круговорот] жизни и смерти. Не для этого нужно соблюдать обеты и совершенствоваться в учении, искать [обладателей] добрых знаний. Только тогда обретешь истинное сердце".
Когда наставник: оставил мирскую суету, он отправился к чыонглао Динь Хыонгу в монастырь Камынг на горе Ба, чтобы получить от него наставления [...][270]
Потом наставник пришел в монастырь Куангминь, что в горах Тиензу. Шесть лет он провел, исполняя нелегкие обеты дхута, в течение которых ни разу не спустился с горы. В конце концов молва о его достижениях была услышана и в столице. Император Ли Тхай-тонг неоднократно посылал приглашения наставнику, но тот не принимал их. Тогда сам император трижды посетил этот монастырь, чтобы справиться о здоровье наставника.
В правление под девизом Лонг-тхюи тхай-бинь (1054-1059) господин Зыонг Дао Зя пригласил наставника, чтобы тот взял на себя попечение о живущих в монастыре Зиенлинь. Наставник сначала наотрез отказался, да не вышло: пришлось идти туда. В тот самый миг, когда наставник спускался со своей горы, он сказал своим ученикам: "Я больше сюда не вернусь!" Птицы и звери окрестных гор в течение трех декад кричали без перерыва.
Прожив в монастыре Зиенлинь около трех лет, наставник в такой-то день такой-то луны такого-то года правления под девизом Тьыонг-тханъ зя-кхань [1059-1066], собираясь погрузиться в нирвану, собрал учеников и обратился к ним так:
— В нашей собственной индивидуальной природе берут свое начало пути, ведущие к постижению учения Будды. И столь же верно, что из наших собственных сердец исходит природа всех дхарм. Наши дхармы сердца едины и неделимы: их невозможно в принципе разделить и отличить одну от другой. Вот почему все наши досады и огорчения, заблуждения и страдания, страсти и искушения и многое другое, что опутывает нас в повседневной жизни, — пустое наваждение, а равно и злостное преступление или нечаянный подвиг, истина или ложь и многое другое — плод нашего досужего воображения, самообман и иллюзия. Здесь, в дхармах сердца, нет ни причины, ни следствия, как нет здесь и воздаяния вне деяния и деяния вне воздаяния. Когда отделяют одно от другого — теряют свое собственное существование. Все дело в том, что, хотя мы и видим все дхармы сердца, но того, что мы видим не покажешь; хотя мы и знаем все дхармы сердца, ко того, что мы знаем не расскажешь. Поэтому началом постижения учения Будды мы полагаем познание порождающего источника всех дхарм, а венцом — видение их истинной природы. И хотя наше знание, которое высвечивает внешнюю действительность и вскрывает связь поколений, постоянно видоизменяется, мудрому взору откроется, что бессчетно живущее едино и неделимо и только одно [...] Весь мир дня нас соткан из явно дачного и неявно наличного, где явно данное — дхармы, которые мы не отделяем от неявно наличного — внешних форм.
Затем наставник прочитал ученикам такую гатху:
Доверься сердцу своему,
Войди в глубокий транс,
И дух, к истокам устремясь,
Найдет себя вне нас.
Тогда поймем мы, что
Лишь он — активность и покой,
Неисчерпаемость миров,
В которых мы живем!
Да, совершенен этот дух!
Он все в себя вобрал,
Но как ни напрягай свой взор,
Он облик свой не дал!
Бессмысленны сравненья все,
Что тьма веков хранит,
А между тем, куда ни глянь,
То свет его горит!
В тот же день, в полдень, был насыпан жертвенник и совершена кремация, а кости помещены в ступу-башню {10а, с. 16а-17б}.
Хюэ Шинь (?-1063)
Тангтхонг[271] Хюэ Шинь из монастыря Вантуэ, что в столичном городе Тханглонге, был уроженцем [деревни] Донгфулиет. Он происходил из рода Лам, а его запретное имя[272] было Кху. Известно также, что был он потомком господина Лам Фу с гор Ча, что б округе Вуан. Отец его — Кхоанг, женившись на дочери танглука[273] по фамилии Куать, переехал в Фулиет, где и поселился. Сыновей у него было двое: старший, по имени Шинь, дослужился до должности виеннгоайланг военного ведомства[274], а будущий наставник был его младшим сыном. Наставник обладал величественной осанкой, был красноречив как ниспадающий водопад, но особенно преуспел в сочинительстве и в каллиграфическом мастерстве. На досуге, освободившись от изучения конфуцианской науки, он старательно штудировал буддийские писания: не было ни одного трактата или сутры, которую бы он ни изучил досконально. Всякий раз, когда речь заходила о каком-либо важном положении дхармы Будды, он обычно сокрушенно вздыхал и пролизал слезы.
В возрасте 19 лет наставник отрекся
