Ланьлинский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
Перейдем теперь к Чэнь Цзинцзи. Поехал он в столицу за серебром, а сам только и думал, как выкупит Цзиньлянь и станут они мужем и женой. Нежданно-негаданно повстречался ему на полпути спешивший из Восточной столицы домочадец Чэнь Дин.
– Батюшка ваш, дядя, тяжело болен, – сообщил он. – Матушка меня за вами послала. Просит приехать посоветоваться, как дальше жить.
Цзинцзи заторопился. Вместо двух остановок делал одну. И вот добрался он до дома своего дяди Чжан Шиляня. Но дяди уже не было в живых, оставалась только тетка. Отец же его, Чэнь Хун, тоже три дня как скончался, и все домашние облачились в траур.
Цзинцзи склонился перед гробом отца, потом земными поклонами почтил мать и тетку.
Перед матерью предстал сильно повзрослевший и возмужавший Цзинцзи. Мать и сын прослезились, а потом стали держать совет.
– Есть у нас и чему порадоваться, и чем опечалиться, – проговорила она.
– Что ты имеешь в виду?
– А то, что на нашу радость по случаю объявления наследника престола обнародована высочайшая амнистия, а горе – неожиданная кончина батюшки. И дяди твоего не стало, а твоя тетка заживет вдовою, и нам неловко оставаться в ее доме. Вот почему я и послала за тобой Чэнь Дина. Нам предстоит отвезти останки батюшки на родину. Не будем же мы хоронить его на чужой стороне.[1636]
Цзинцзи призадумался. «Сколько ж я тут проканителюсь с перевозкой гроба да имущества! – прикидывал он про себя. – Так и Цзиньлянь упущу. Нет, лучше уж заберу сундуки с корзинами да поеду сперва женюсь, а там и гроб перевезти успеем». Подумал и говорит матери:
– Опасно стало на дорогах – разбойников много развелось. Везти гроб вместе с имуществом – сколько подвод! – сразу внимание привлечь. А молодцы попадутся, что тогда? Лучше опоздать, чем впросак попасть. Сперва имущество на двух подводах перевезу, дом в порядок приведу, а потом уж вы, матушка, с Чэнь Дином и домочадцами гроб перевезете. В первой луне нового года в путь отправитесь, в загородном монастыре остановитесь. Там панихиду закажем и земле предадим, как полагается. Ничего, не поздно будет.
Давно не видела мать сына и, поверив его ловким речам, будучи женщиной, сразу передумала. Первым делом нагрузили на две больших подводы сундуки с добром. Для безопасности был вывешен желтый стяг, извещающий, будто везут благовония в храм, и в первый день последней луны Цзинцзи тронулся в путь. Не прошло и десяти дней, как он добрался до Цинхэ.
– Отец скончался, – объявил он дяде Чжану, когда они встретились. – Мать с гробом на днях прибудет. Я пока имущество на двух подводах привез. Надо будет дом прибрать.
– Раз так, мне придется к себе воротиться, – выслушав племянника, проговорил дядя и наказал слугам и домочадцам готовиться к переезду.
Чэнь Цзинцзи обрадовался. «Наконец-то унесет его с глаз долой, – думал он. – Вот когда я возьму Цзиньлянь и заживем мы в свое удовольствие. Отца у меня теперь нет, а мать во мне души не чает. Первым делом порву с негодницей женой, потом на тещу жалобу подам, вещи потребую. Это ведь не как раньше, когда отец в ссыльных числился. Мне теперь никто не посмеет отказать!»
Да,
И то и се предполагают люди,А Небо все по своему рассудит.
Так намекнул он дяде поторапливаться с переездом, а сам спрятал за пояс сто лянов серебра и еще десяток для свахи в рукав и отправился на Лиловокаменную к старухе Ван.
Цзинцзи был удивлен, когда увидел на улице перед ее домом два засыпанных землей трупа, а над ними скрещенные копья и фонарь. На воротах висело написанное от руки распоряжение, гласившее:
«Уездные власти доводят до всеобщего сведения дело о злодейском убийстве. Убийца У Сун лишил жизни урожденную Пань и старую Ван. Всякому, кто первым задержит преступника или заявит властям о его местонахождении, будет вручена казенная награда в сумме пятидесяти лянов серебра».
У Цзинцзи глаза на лоб полезли.
Между тем из-под навеса появились двое.
– Ты кто такой? – крикнули они Цзинцзи. – Чего тут читаешь, а? Видишь, небось, убийца не пойман? Кто ты есть?
Они ускорили шаги, чтобы схватить Цзинцзи, но он в испуге бросился наутек. Добежав до кабачка у Каменного моста, он заметил человека в темной куртке и четырехугольной шапке. Они спустились под мост.
– Брат! – обратился встречный к Цзинцзи. – Какой же ты, гляжу, смелый! Стоит себе, распоряжение читает. Для чего тебе, скажи, понадобилось рисковать, а?
Тут Цзинцзи обернулся к спутнику. Это был, оказывается, его закадычный приятель Ян Второй по прозвищу Гуляй Ветер.[1637] Они приветствовали друг друга.
– Давно не видались, брат, – продолжал Ян. – Где пропадал?
Цзинцзи рассказал ему о поездке в столицу и о смерти отца.
– Одна из убитых, Пань, была младшей женой моего тестя, – продолжал он. – Не знал, что она убита. Только из распоряжения понял, в чем дело.
– Ее деверь У Сун прикончил, – объяснял Ян. – Он в ссылке был, потом получил помилование, вернулся и учинил расправу, а за что, понятия не имею. Даже старуху Ван не пощадил. У него ведь племянница была, у моего дяди Яо Второго года четыре воспитывалась.[1638] Как У Сун скрылся после расправы-то, дядя взял ее из управы и выдал замуж. А убитые все посреди улицы лежат. Прибавилось заботы охранникам да околоточным! Когда они еще разыщут убийцу!
С этими словами Ян пригласил Цзинцзи в кабачок.
– Зайдем, брат, – говорил он. – Пыль дорожную с тебя смыть полагается.
Тяжело стало на душе у Цзинцзи, как узнал он о кончине Цзиньлянь. Ему и вино в горло не шло. Осушил чарки три, откланялся и, спустившись по лестнице вниз, направился домой. А под вечер, купив связку бумажных денег, Цзинцзи опять пошел на Лиловокаменную, но не к самому дому Ван, а вдаль от него, к Каменному мосту, где стал звать Цзиньлянь:
– Сестрица Шестая! Я, Чэнь Цзинцзи, жертвую тебе эти деньги. Задержался я немного и тебя потерял. Ты была человеком, а стала духом. Да поможет Небо тем, кто разыскивает ненавистника и убийцу твоего У Суна, дабы свершилась месть за тебя. Я пойду тогда к лобному месту и удовлетворюсь только после того, как увижу разрубленного на куски насильника.
Цзинцзи заплакал и предал огню жертвенные деньги. Вернувшись домой, он запер ворота и прилег. Он погрузился в дремоту, когда к нему явилась Цзиньлянь. Она была в суровом платье, обагренном кровью.
– Дорогой мой! – со слезами обратилась она к Цзинцзи. – Какую страшную смерть приняла я! Как я надеялась, что мы встретимся и будем вместе! Но ты не пришел, и жестокий У Сун лишил меня жизни. Меня не хотят принять и в царство тьмы. Белым днем я блуждаю, не находя пристанища, а темной ночью жажду испить хоть глоток воды.[1639] Благодарю тебя за деньги. Но не пойман еще злодей, и тело мое лежит посреди улицы. Прошу тебя, ради прежней любви, купи гроб и погреби меня, чтобы не оставались и дальше останки мои над землею.
– Дорогая моя! – со слезами отвечал ей Цзинцзи. – Знаю, что следует предать тело земле. Да не узнала бы моя теща, эта бесчеловечная негодница. Она и без того преследует меня, а тут наверняка воспользуется случаем. Дорогая! Пойди-ка ты лучше в дом начальника гарнизона да попроси Чуньмэй. Пусть она похоронит твои останки.
– Я уж пыталась туда проникнуть, – отвечала Цзиньлянь, – но дух хранитель ворот меня не пустил. Путь преградил. Придется еще упрашивать.
Цзинцзи заплакал. Он хотел было привлечь ее к себе, но запах крови заставил его отпрянуть. Цзинцзи пробудился. То был лишь сон. Послышались удары. Пробили третью ночную стражу.
– Вот странно! – воскликнул он. – Я только что как наяву видел Цзиньлянь. Она жаловалась на судьбу, просила похоронить… Но когда же поймают У Суна?! Как мне тяжело!
Да,
Безмерное горе, призыв без ответа.Проплачешь один в темноте до рассвета.
Однако не станем говорить, как Цзинцзи справлялся насчет У Суна.
Прошло два с лишним месяца, а властям так и не удалось напасть на его след. Стало известно, что он ушел к разбойникам на гору Лян, о чем и доложили стражники и околоточные. Из управы пришел приказ, предписывающий тела убитых с улицы убрать и передать родственникам для погребения. Старуху Ван похоронил сын Ван Чао. Цзиньлянь же брать было некому.
Через два дня на третий Чуньмэй посылала Чжан Шэна с Ли Анем в управу узнать, не поймали ли убийцу, но те всякий раз возвращались ни с чем. Убитые по-прежнему лежали на улице, охраняемые стражей, и никто не решался к ним приблизиться.
Так настал Новый год. В первых числах Чуньмэй увидела сон. Откуда-то из мрака к ней явилась Цзиньлянь. Волосы ее были распущены. Вся она была в крови.
– Сестрица Пан![1640] – обратилась она к Чуньмэй. – Дорогая ты моя! Какую тяжкую смерть приняла я! Насилу к тебе пробралась. Меня дух хранитель ворот не хотел пропустить, окриками отгонял от дома. Скрылся мой убийца У Сун, а кости мои все еще лежат на улице непогребенные. Их обдувает ветер и омывает дождь, ходят по ним собаки и куры. Некому взять мои останки и предать земле. Нет у меня здесь ни единого близкого. Прошу тебя, если ты еще не забыла прошлое, когда мы жили с тобой, как мать с дочерью, купи мне гроб и похорони меня. Тогда в царстве тьмы я закрыла бы очи и уста свои.