Маснави (поэма о скрытом смысле) - Джалаледдин Руми
Хоть шахская казна была богата,
Но шаху все же было жалко злата.
Меж тем везир отметил, сколь велик
Труд стихотворцев, славящий владык.
Ибо в амбарах, где таится слово,
Зерно скрывает под собой полова.
И вскоре десять тысяч золотых
Поэт домой во вьюках вез своих.
И более того, за складность речи
Халат накинут был ему на плечи.
И пел поэт в пути: «Везир Хасан
Да будет светом счастья осиян!»
И для везира боле, чем для шаха,
Вымаливал он милости Аллаха!
Рассказ о том, как известный нам поэт несколько лет спустя поднес шаху хвалебные стихи
Кто знает, сколько пролетело лет,
Но прожил награждение поэт.
Решил он: «Что играть с судьбой слепою,
Пойду я проторенною тропою.
Восславит снова пусть моя строка
Властителя, чья щедрость велика».
Возжег Он душу вдохновеньем снова,
Чтоб заслужило награждение слово.
Известно: угождение — залог,
Что плата будет и щедра и в срок.
Ведь шахам кроме золота и власти
Потребно восхваление для счастья.
По их понятиям, восхваленье даже
Ценнее шелка и заморской пряжи.
Слаб человек, что делать,— всяк живущий
По силам добывает хлеб насущный.
Когда же ест иной удачник всласть,
Обресть он хочет золото и власть.
А если он уже богат и в силе,
То жаждет, чтобы все его хвалили,
Чтобы поэт писал и пел певец
О том, что он — имущий власть — мудрец,
Чтоб приукрашивало их реченье
И нрав владыки, и происхождение,
Чтоб люди славили его с мимбара
И во дворце, и в толчее базара.
Итак, хвалу тому, кто правил краем,
Слагал поэт, нуждою побуждаем.
В его ушах стоял динаров звон,
Он полагал, что будет награжден,
Ибо о щедром вспоминал везире,
Но обитал везир не в этом мире.
И восседал другой у шахских ног,
Который был расчетлив и жесток.
К тому еще и тем он был известен,
Что ни певцов не жаловал, ни песен.
Воскликнул шах: «За стих, что мил для нас.
Дать тысячу динаров, и тотчас!»
Но возразил везир: «У нас казна
Пуста, мой шах, такие времена!
И стихоплеты быть должны бы рады
Десятой части от твоей награды».
«Но десять тысяч золотых от вас,—
Сказал поэт,— унес я в прошлый раз.
Тому, кто к сахару уже привык,
Давать негоже выжатый тростник!»
Один придворный рек: «Нужда навряд
К лицу тому, кто прежде был богат!»
Но мнил везир: «Не жаль мне словоблуда,
Пусть будет так ему, писаке, худо.
Что и пылинку из-под шахских ног
За розовый сочтет он лепесток.
И будет петь свои стихи задаром,
Каким большим ни обладал бы даром!»
Сказал везир: «Дай власть мне, чтоб я мог
То рассудить, мой шах, в чем я знаток!»
Шах утомился и сказал; «Ну что ж,
Так пореши, как должным ты сочтешь.
Но все ж не отступи от наших правил
И не обидь того, кто нас прославил!»
Шли месяцы, мелькал за годом год,
Поэт страдал от горя и невзгод.
Его съедали ожиданья муки,
Что обещали — не давали в руки.
И стихотворец, чей согнулся стаи,
Пришел к везиру, горем обуян.
Взмолился он; «Не дли мои страданья,
Избавь меня от муки ожиданья.
Нет золота в казне — скажи лишь слово,
Сними с меня надежд моих оковы».
Тогда швырнул везир, обретший власть,
Награды шахской небольшую часть.
Пошел поэт, он думал; «В крае здешнем
Исчезла доброта с везиром прежним.
Хоть сам везир живет в воспоминанье,
Ушло в могилу с ним благодеянье.
И там, где ранее добро цвело,
Цветет везира нынешнего зло».
Спросил поэт у знающих людей:
«Как этот прозывается злодей?»
Как имя этого исчадья блуда
И в этот край явился он откуда?»
Сказали: «Тот, от коего беда нам,
Как прежний, прозывается Хасаном!»
Поэт воскликнул: «Мир несправедлив,
Двоих одним прозваньем наделив.
Бывало, подпись прежнего Хасана
Недужным людям исцеляла раны,
Меж тем как людям нынешний Хасан
Наносит подписью немало ран.
Порой владыку боле, чем враги,
Позорят свойства жадного слуги!»
История о том, как птица, попавшая в сети, давала советы птицелову
Ловцу, в чьей сети птица очутилась,
Словно отцу бедняжка возмолилась:
«Тебе, о господин, велик ли прок
Сгубить меня, попавшую в силок?
Ты ел быка, барана и верблюда
И все же не насытился покуда,
Ужель моя ничтожнейшая плоть
