Ланьлинский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
Юэнян поняла, что недуг Симэня не поддается лечению.
– Если не помогут снадобья, не могли бы вы, учитель, предсказать его судьбу? – спросила она.
Бессмертный перебрал ему пальцы, осмотрел линии руки и рассчитал знаки появления на свет.
– Вы родились, сударь, под знаком тигра, в год третий – бин-инь, месяц сорок пятый – моу-шэнь, день девятнадцатый – жэнь-у, час пятьдесят третий – бин-чэнь. Теперь же идет год моу-сюй, тридцать пятый. Вам, стало быть, тридцать три года. Для предсказания судьбы придется рассмотреть движение знаков зодиака.[1521] Хотя огонь и земля находятся в расстроенном положении,[1522] в этом году земля под пятым небесным знаком моу преодолевает воду под девятым небесным знаком жэнь.[1523] Год отмечен засухой. В первую луну, а она под пятнадцатым знаком моу-инь, три небесных пятерки моу сталкиваются с земной пятеркой чэнь,[1524] а перед этим не устоять. Пусть вы богаты и счастливы, но долголетия вам не видать. А вот то, что обыденной речью выразить неудобно. Послушайте стихи!
Если судьбалихую звездузадела, то горе в итоге.Ты невесом,а зло тяжело –несчастье уже на пороге.Если Тайсуйглядится в окно,то даже бессмертный в тревоге.
– Если судьба не сулит ему ничего хорошего, – продолжала Юэнян, – не могли бы вы, учитель, погадать по тварям и по созвездиям?[1525]
Бессмертный У разложил изображения тварей напротив знаков небесных стволов и земных ветвей, а затем сказал:
Трехзвездие Сердца с луною и лисом;Двузвездие Рога плюс древо, дракон.[1526]Под пологом алым в укрытии мглистомВ рисковых боях забывал он покой.Лил в лунных чертогах он росы пахучи,В подлунном миру хапал золота кучи,Красоткам являл петушиную стать,И при смерти персики тщился срывать.Спасительной Небо не дарит звезды,[1527]Великого медика[1528] праздны труды.
– Раз и твари не предвещают хорошего, не могли бы вы, наставник, истолковать мне сон?
– Что за сон вам привиделся, сударыня? – спросил прозорливец. – Расскажите. Бедный инок объяснит его вам.
– Мне приснились огромные палаты, которые должны вот-вот рухнуть, – рассказывала Юэнян. – Я была одета в красное. У меня сломалась бледно-голубая нефритовая шпилька. Потом я уронила восьмиугольное зеркальце,[1529] и оно разбилось.
– Я вам растолкую ваш сон, сударыня, только на меня не обижайтесь, – произнес монах. – Готовые рухнуть палаты предвещают несчастье вашему супругу. Красные одеянья – вам скоро предстоит облачиться в траур. Поломанная шпилька сулит прощание с вашими сестрами, а разбитое зеркало – близкое расставание супругов. Вещий сон! Не к добру!
– Есть еще хоть какая-нибудь надежда, наставник? – спрашивала Юэнян.
– Когда Белый тигр уже встал на дороге, а Дух Утраты готовит беду,[1530] ее не отвратит и бессмертный, от нее не избавит и сам Тайсуй – властитель лет Юпитер. Что установлено всемогущей природой, того не изменят ни духи, ни черти.
Стало ясно Юэнян, что Симэню нет спасения. Она отпустила прозорливца, наградив его куском холста, но не о том пойдет речь.
Да,
Гадавший тьму от света отделил,Ни малости не упустив из виду,Кто на земле всегда добро творил,Того и Небо не дает в обиду;Кто в жизни не обидел бедняка,Тот счастлив будет сам наверняка.
Видя, что ни мольба, ни гаданье не предвещают ничего доброго, Юэнян сильно встревожилась. Когда настал вечер, она зажгла во внутреннем дворе благовония и, обративши взор свой к небу, дала обет:
– Если поправится муж мой, – шептала она, – я три года подряд буду совершать восхождение на священную Великую гору Тай, буду чтить божественную Матушку[1531] благовониями и одеяниями.
Мэн Юйлоу обреклась в седьмой, семнадцатый и двадцать седьмой дни каждой луны поститься и возносить молитву духам Северного Ковша – семизвездья Большой Медведицы. Только Пань Цзиньлянь и Ли Цзяоэр не давали никаких обетов.
Симэнь сознавал, как серьезно его состояние. Он то и дело терял сознание. И вот он увидел Хуа Цзысюя и У Чжи. Они стояли прямо перед ним и требовали вернуть долг. Симэнь утаил видение, но домашним не велел отходить от постели.
Пока не было рядом У Юэнян, он взял за руку Пань Цзиньлянь. Как тяжело ему было с ней расставаться.
– Искусительница ты моя! – проговорил он, и глаза его наполнились слезами. – Я умру, а вы, сестры, оставайтесь у дщицы души моей. Не расходитесь, прошу вас.
– Дорогой мой! – едва сдерживая рыдания, отозвалась Цзиньлянь. – Я бы рада остаться, да потерпят ли меня другие.
– Подожди, придет Старшая, я с ней поговорю.
Немного погодя вошла У Юэнян. У Симэня и Цзиньлянь были красные от слез глаза.
– Дорогой мой! – обратилась Юэнян. – Скажи мне, что у тебя на душе. Дай наказ. Ведь я жена твоя.
Симэнь Цин с трудом сдерживал рыдания.
– Вижу, не долго мне осталось, – говорил он, всхлипывая. – Мой завет короток. Если родится у тебя сын или пусть даже какая ни на есть дочь, берегите младенца, сестры. Живите вместе, не расходитесь кто куда, а то люди осудят. – Симэнь указал на Цзиньлянь и продолжал. – А сестрицу прости, если в чем не права была.
Симэнь умолк. По нежному, как персик, лицу Юэнян покатились жемчужины-слезы. Она больше не могла удерживаться и разрыдалась в голос.
– Не надо плакать, – увещевал ее Симэнь. – Послушай мое завещание. Оно выражено в романсе на мотив «Остановив коня, внимаю»:
Беззвучные связки,без воздуха грудь.Под почвою вязкойбезвестен мой путь.В истокам девятки,[1532]навеки уснуть.Жена, помни, в чревемой отпрыск лежит.Вскорми моё семя,взрасти мою жизнь.Вы, младшие жены,храните семьюи дом береженый,и славу мою.
Выслушала его Юэнян и отвечала так:
Премного тебе благодарна я, муж дорогой,За мудрое слово твое, за твое поученье.Я женщиной слабой всего лишь явилась на свет,Достоинство бабье блюла и жила в подчиненье.Немалые годы в супружестве прожили мы,Поверь мне, и впредь я останусь хозяйкой примерной.И в жизни у нас, и по смерти дорога одна,Супругой была и вдовою пребуду я верной.Хочу, чтоб теперь от души у тебя отлегло:Всегда мы с тобой неразлучны, как конь и седло.
Отдав последний наказ У Юэнян, Симэнь позвал Чэнь Цзинцзи.
– Зятюшка! – обратился он к Цзинцзи, приблизившемуся к одру. – Когда есть сын, опираются на него, а нет – полагаются на зятя. Ты мне как сын родной. Если случится недоброе, похорони меня и о доме не забывай. Матушкам по хозяйству помогай, чтобы не давать повода для досужих разговоров. В атласной лавке, с капиталом в пятьдесят тысяч лянов серебра, есть доля свата Цяо. Ее надо будет закрыть. Но прежде приказчик Фу должен продать нашу часть товаров, а долю свата с прибылями вернуть владельцу. Лавку шерстяной пряжи, где торгует Бэнь Четвертый, с капиталом в шесть с половиной тысяч лянов, и шелковой пряжи, где старшим шурин У Второй, с капиталом в пять тысяч, как кончится товар, тоже закрой. Если Ли Чжи привезет контракт, откажись. Попроси дядю Ина, пусть подыщет другого кредитора. За Ли Чжи и Хуаном Четвертым долг в пятьсот лянов, не считая полутораста лянов процентов. Деньги с них вытребуй. Мне на похороны пойдут. С приказчиком Фу держите две лавки, что около дома, – закладную, с оборотом двадцать тысяч лянов, и лекарственных трав – пять тысяч. Как только вскроются реки, тебе надо будет встретить корабль из Сунцзяна. На нем Хань Даого и Лайбао должны доставить товару на четыре тысячи лянов. Товар продашь, а вырученное серебро передай матушкам на расходы. Уездный экзаменатор мне должен двести лянов, архивариус Хуа[1533] – пятьдесят лянов, за городом лавочник Сюй Четвертый – с процентами триста сорок лянов. Их долговые расписки у меня хранятся. Слуг пошли, поторопи, если будет нужно, долг вернуть. Оба дома – напротив и на Львиной – продай, а то матушкам будет тяжело управляться.
Симэнь заплакал.
– Не волнуйся, батюшка, наказ ваш исполню, – отвечал Чэнь Цзинцзи.
Немного погодя навестить больного хозяина прибыли приказчики Фу и Гань, шурин У Второй, Бэнь Дичуань и Цуй Бэнь. И каждому из них Симэнь отдал распоряжение.
– Не беспокойся, батюшка, все будет исполнено, – отвечали приказчики.
Многие в этот день приходили навестить Симэня и, убедившись насколько он плох, тяжело вздыхали.
Прошло еще два дня. А Юэнян все лелеяла несбыточную надежду на выздоровление Симэня. Однако дни его были сочтены. На тридцать третьем году он должен был уйти из жизни. И вот двадцать первого дня первой луны в пятую ночную стражу его охватил сначала жар, потом озноб. Громко стоная и тяжело дыша, он кое-как дотянул до утра и, увы, испустил последнее дыхание.
Да,
Вместимость сердца так мала –ну а потребностей немало,Но вот однажды смерть пришла –и все теперь ненужным стало.
Верно говорится в старинных афоризмах:
