Санъютэй Энтё - Пионовый фонарь (пер. А. Стругацкого)
Когда Томодзо умолк, пораженный и испуганный Гэндзиро ударил себя кулаком в грудь.
– Я понятия не имел, что вы такой опытный человек, – проговорил он. – Считал вас, признаться, обыкновенным простаком лавочником, думал напугать вас и заставить раскошелиться. Простите меня… А это, с вашего разрешения, я у вас одалживаю…
– Бери и убирайся, а то в беду попадешь, – усмехнулся Томодзо.
– Разрешите откланяться…
– Иди, уноси ноги!
Гэндзиро удалился. Сидзё вылез из стенного шкафа и восторженно закричал:
– Вот это было здорово! Я просто в восторге! Как это ты ему… «Все равно что воды напиться или пончик проглотить…» Вот что значит настоящий бандит!
О том, как после этого Томодзо и Сидзё отправились в Эдо, как Томодзо откапывал талисман «кайоннёрай» и в конце концов попался, будет рассказано в следующий раз.
Глава 19
Продолжаем нашу повесть «Пионовый фонарь».
Коскэ, верный вассал Иидзимы Хэйдзаэмона, в погоне за Миянобэ Гэндзиро и О-Куни, убийцами господина, отправился в провинцию Этиго и прибыл в Мураками. Но сколько он ни расспрашивал, никто не мог сказать ему, куда девались беглецы. Заодно он попытался отыскать свою родную мать О-Риэ. Он надеялся, что она еще жива, и хотел повидаться с нею. Она была младшей сестрой господина Савады Уэмона, одного из вассалов князя Найто Кии-но-ками. Порасспросив в замке князя, Коскэ узнал, что супруги Савада давно уже скончались, дом их унаследовал приемный сын, а куда уехала мать, неизвестно. Он ездил туда и сюда, останавливался на несколько дней там и сям, всюду расспрашивал о матери и тщательно искал следы врагов, но все безрезультатно. Так закончился год. В новом году Коскэ свернул с тракта Этиго и пустился искать сначала по тракту Синанодзи, а затем вдоль тракта Минодзи, но и там ничего не было известно о Гэндзиро и О-Куни. Близилась годовщина смерти господина Иидзимы, и Коскэ решил побывать в Эдо. Через несколько дней, третьего августа, он прибыл в столицу и сразу отправился в храм Симбандзуй-ин. Там он возложил на могилу господина курительные палочки, поставил чашку с водой и, склонившись перед могилой в поклоне, произнес:
– Господин мой! По нерасторопности мне еще не удалась встретиться с негодяями О-Куни и Гэндзиро, я еще не исполнил своего долга, а вернулся в Эдо только потому, что наступила годовщина вашей смерти. Отслужу по вас панихиду и сразу же вновь отправлюсь на поиски врагов. Теперь я поеду в другом направлении и надеюсь непременно найти их, где бы они ни были. Окажите мне покровительство из вашей могилы, господин, помогите мне поскорее отыскать негодяев…
Так Коскэ говорил с господином, словно с живым. Затем, помолившись, он постучался в храм. На стук вышел служка и спросил, чего ему надобно.
– Я вассал господина Иидзимы Хэйдзаэмона, что жил когда-то на Усигомэ, – ответил Коскэ. – Я посетил могилу господина по случаю годовщины его смерти, а теперь хотел бы удостоиться чести лицезреть господина настоятеля, если это возможно.
– Я доложу, подождите немного, – сказал служка.
Служка доложил, и ему приказали ввести посетителя. Коскэ ввели в покои, где восседал на дзабутоне, неподвижно выпрямившись, настоятель Рёсэки, во всем величии благородной мудрости и духовной чистоты. Лицо его выражало такую мощь духа, что голова Коскэ сама собой склонилась перед ним.
– Впервые я удостоился чести предстать перед вами, святой отец, – сказал он. – Меня зовут Аикава Коскэ, я приехал в Эдо по случаю годовщины смерти своего господина – Иидзимы Хэйдзаэмона. Вот здесь пять золотых, позвольте просить вас отслужить панихиду по господину…
– Да, видимся мы впервые, – произнес настоятель. – Подойди ближе. Дело доброе… Ну-ка, кто-нибудь, подайте нам чаю!.. Так ты и есть вассал Иидзимы? Ты прекрасный человек, Коскэ, намерения твои благородны. Ты долго был в пути, следовательно, вряд ли у тебя много денег, и нам придется обойтись одним или двумя плакальщиками. Чтобы не слишком тратиться, постную трапезу закажем нашим же монахам, все необходимое приготовим у нас в храме, а провести службу пригласим настоятеля соседнего храма. Слишком рано не приходи, нам не управиться, придешь после обеда, так, чтобы поужинать здесь. А теперь ты, вероятно, пойдешь на Суйдобату? Ступай, там тебя очень ждут. В доме твоем большая радость, поспеши, тебя можно поздравить.
– Я действительно иду на Суйдобату, – удивленно сказал Коскэ. – Но откуда вам это известно? Просто удивительно… Так что, если позволите, я приду сюда завтра после обеда. Прошу вас не оставлять меня своими милостями. До свидания.
Выйдя из храма, он думал: «Странный, однако, настоятель! Как он узнал, что я собираюсь на Суйдобату? Совсем как гадальщик…» Так, размышляя и удивляясь про себя, он дошел до дома Аикавы Сингобэя. Почти год назад он уехал отсюда, едва успев стать приемным сыном, и теперь постеснялся войти через парадную дверь. Он вошел со двора на кухню и окликнул Дзэндзо:
– Здравствуй, Дзэндзо, вот я и вернулся. Слышишь? Эй, Дзэндзо!
– Кто это там? – проворчал Дзэндзо. – Мусорщик пришел, что ли?
– Да нет, это я…
– Ох, простите великодушно, тут в это время всегда мусорщик приходит, вот я дал маху… Добро пожаловать, входите, пожалуйста! Господин! Господин! Вернулся господин Коскэ!
– Что такое? – послышался из покоев голос Аикавы. – Коскэ вернулся? Да где же он?
– Здесь, на кухне…
– Где? Почему? – В кухню вбежал Аикава. – Почему же ты на кухне? Как водонос какой-нибудь… Дзэндзо! Эй, Дзэндзо, ну что ты вертишься на одном месте! Бабка! Бабка, иди сюда, наш Коскэ вернулся!
– Что? – откликнулась кормилица. – Молодой господин вернулись? То-то, верно, намаялись… Очень приятно видеть вас в добром здравии.
– Батюшка, – сказал Коскэ, – я рад видеть вас бодрым и здоровым. Мне все хотелось написать вам с дороги, но послать в пути письмо очень трудно, так и не собрался. Я очень беспокоился о вас и теперь так рад видеть вас снова…
– Я тоже без меры рад твоему возвращению, – торжественно сказал Аикава. – Я, Сингобэй, заявляю, что полностью удовлетворен. Хоть и «бывают дни, когда ворон не каркает», а я-то о тебе ни на миг не забывал. Когда шел снег, я думал, через какие поля на своем коне ты скачешь? Ни в снег, ни в ветер я не забывал про тебя. И вот неожиданно ты возвратился! Дочь моя тоже только и думала что о тебе. В первое время она много плакала, так что мне пришлось даже пожурить ее. Не смей так горевать, говорил я ей, так ведь и заболеть недолго, крепись…
– Я как сегодня приехал в Эдо, – сказал Коскэ, – так сейчас же отправился в храм Симбандзуй-ин. Я и вернулся сюда, чтобы панихиду отслужить по господину, завтра годовщина его смерти…
– Ну да, – вздохнул Аикава, – я и то уж хотел завтра вместо тебя сходить помолиться на могилу… Бабка! Ты видишь, господин Коскэ вернулся!
– И то вижу, – отозвалась кормилица, – радость-то какая. Вы как уехали, так дня у нас не было, чтобы о вас не говорили… И не похудели нисколько, все такой, как были, только будто загорели маленько…
– Ну-ка, бабка, неси его сюда, – распорядился Аикава.
– Нельзя, – возразила кормилица, – спит он сейчас. Вот проснется, глазки протрет, тогда и покажем… Лучше его показать, когда он смеется…
– Это правильно, – согласился Аикава. – В первый раз показывать плачущим не годится, а он непременно расплачется, если разбудить. А как выспится, сразу же принеси…
Вбежала, плача от радости, О-Току. Она сидела у себя в комнате возле спящего младенца, когда ей доложили, что вернулся муж.
– Здравствуйте, господин мой, – проговорила она, – не могу даже сказать, как хорошо, что вы столь скоро вернулись… Мы каждый день вспоминали вас… И еще радостно мне, что вы даже не осунулись ничуть…
– И я рад, что ты здорова, – сказал Коскэ. – И спасибо тебе, что заботилась о батюшке, пока меня не было. Прости, что не прислал тебе письма с дороги. Все равно я думал о тебе каждый день… Радостно мне видеть всех вас живыми и здоровыми…
– А я вчера ночью как раз видела вас во сне, – сказала О-Току, – будто вы уезжаете куда-то. Говорят, если видишь во сне, как человек отправляется в путь, то непременно с этим человеком скоро свидишься… Я так обрадовалась, что увижусь с вами, только не думала, что вы уже сегодня вернетесь…
– И я такой же точно сон видел, – заявил Аикава. – Ну, ладно, бабка, неси его, проснулся уже, наверное…
Кормилица вышла и вернулась с младенцем на руках.
– Взгляни, Коскэ, – с гордостью сказал Аикава. – Славный мальчик, правда?
– Чей же это такой? – спросил Коскэ.
– Как чей? Твой!
– Шутить изволите, – недоверчиво сказал Коскэ. – Я выехал в августе прошлого года, откуда же у меня может быть ребенок?
– Дети и от одного раза рождаются, – засмеялся Аикава. – Ты же перед отъездом провел ночь с моей дочерью, вот сынок у тебя и родился. И то, что у вас дите народилось с первого же раза, означает, что связь между вами крепкая… Дочь, как ты уехал, затосковала было, но я ей строго-настрого сказал, что этим она себе повредит, если будет печалиться во время беременности, а там она и родила… Дал я твоему сыну имя. Взял один иероглиф твоего имени и назвал мальчика Котаро… А на тебя до чего похож, взгляни-ка!