Сборник летописей. Том III - Рашид-ад-дин
Стихи
Пошли — и облик земли помрачнел,
От всадников пыли небосклон потускнел.
И опять он вперед послал гонцов: «Поход-де решен. Ежели Хуршах, невзирая на преступления, встретит нас, как подобает слуге, то мы посмотрим на его грехи взором прощения».
Когда покоряющие мир знамена со славою миновали Фирузкух, гонцы вернулись обратно в сопровождении везира Кейкубада. Он с готовностью согласился [от лица Хуршаха] на разрушение крепостей, умолял, чтобы выход Хуршаха отложили на год, чтобы оставили в целости Аламут и Люмбесер, которые являются старинными жилищами [исмаилитов], а прочие крепости были бы сданы и [обещал], что всему, что будет повелено, он будет послушен и покорен. Он послал грамоту, чтобы мухташамы Гирдекуха и Кухистана явились на служение и полагал, что таким образом можно отразить божественное предопределение.
Когда [Хулагу-хан] повел покоряющие мир знамена в области Лар и Демавенд, он послал в Гирдекух Шамс-ад-дина Гилеки, чтобы тот склонил на службу тамошнего предводителя, а [сам] направился в Касран[77]. Осадили Шахдиз, который случился по дороге, и через три дня его взяли. Еще раз послали гонцов, чтобы Хуршах явился. Тот отпустил гонцов обратно, согласился послать своего сына с тремя стами местных жителей[78] и срыть все крепости. Хулагу-хан пребывал в Аббасабаде Рейском и ожидал. [Хуршах] 17 числа месяца рамазана [6]54 года [8 X 1256] прислал [своего] сына 7-8 лет, рожденного одной наложницей, в сопровождении послов и толпы вельмож и сановников. Хулагу-хан его приласкал и позволил вернуться обратно, так как он-де еще мал. «Ежели же Рукн-ад-дин сможет приехать [только] позднее, то пусть пришлет другого брата, дабы Шаханшах, который уже несколько лет как [при мне], вернулся обратно». Рукн-ад-дин 5 числа месяца шавваля отправил на служение другого брата, Шираншаха, и ходжу Асиль-ад-дина Зузани с тремя стами человек. В окрестностях Рея они имели честь явиться на служение. 9 числа месяца шавваля они вернулись обратно с ярлыком такого содержания: «Вследствие изъявления покорности и послушания мы простили преступления отца и его приверженцев, самим же Рукн-ад-дином, за время пока он сидит на месте отца, никаких проступков совершено не было. Пусть он разрушит крепости и во всяком случае будет уверен, что я его не трону». Было повелено, чтобы войска, которые располагались кругом, двинулись в охват и обрушились на них внезапно со всех сторон. Со стороны Эспидара подошли Бука-Тимур и Коке-Элькэ. Хуршах прислал им известие: «Раз-де мы покорились и заняты разрушением крепостей, то какова же причина, вашего прихода?». Они ответили: «Поскольку между обеими сторонами проторен путь единодушия, то мы пришли на пастбища».
10 числа месяца шавваля лета [6]54 [31 X 1256] Хулагу-хан из Пишкеллэ отправился по дороге на Таликан и, наступая, достиг границ их владения. Если бы в ту ночь не было большого дождя, Хуршах |A 195b, S 459| был бы схвачен под крепостью. 18 числа месяца шавваля раскрыли достающий до неба зонт[79] в местности, которая находится напротив Меймундиза с северной стороны. На другой день [Хулагу-хан] для наблюдения и ознакомления с полем битвы объехал вокруг крепости и высматривал ее внутреннее и внешнее устройство. На следующий день со всех сторон к крепости подошли войска в таком громадном числе, что не укладывается в описание, и оцепили кругом крепость, что составляет почти шесть фарсангов. Так как из-за неприступности взять крепость было невозможно, [Хулагу-хан] держал совет с царевичами и эмирами: осадить ли [крепость] или вернуться, оставаться ли или дожидаться до следующего года. Они говорили: «Сейчас зима, кони отощали.[80] Продовольствие приходится добывать от самой Армении до пределов Кермана, лучше повернуть назад». Бука-Тимур, Сейф-ад-дин-битикчи и эмир Китбука стояли за осаду. Хулагу-хан снова послал гонцов и соизволил и ласково и сурово сказать: «Ежели [Хуршах] сдастся, то это будет поводом [к сохранению] жизни многим немощным и бедным, а ежели он через пять дней не явится на служение, то пусть укрепляет крепости и готовится к войне». Хуршах посоветовался с эмирами и сановниками царства. Каждый по своему разумению держал слово, и он был ошеломлен. Когда он понял, что у него нет силы сопротивляться, он сначала послал с дарами и несметными сокровищами другого брата, Ираншаха, со своим сыном по имени Таркия[81] в сопровождении ходжи Насир-ад-дина, ‛да сделает господь благоуханным его прах’, и ходжи Асиль-ад-дина Зузани с множеством везиров, сановников, должностных лиц и войсковых старшин. В пятницу 27 числа месяца шавваля они прибыли на служение. Их расположили отдельно и расспросили.
В воскресенье, 1 числа месяца зи-л-ка’дэ лета 654 [20 XI 1256], Хуршах по совету сановников царства самолично в сопровождении ходжи мира Насир-ад-дина Туси, ходжи Асиль-ад-дина Зузани, везира Муаййид-ад-дина и сыновей Раис-ад-довлэ и Муваффик-ад-довлэ вышел из крепости, распростился с двухсотлетним жилищем и удостоился чести лобызания [праха] ног его высочества.
Ходжа Насир-ад-дин по этому поводу изрек та’рих:
Когда лето арабское шестьсот пятьдесят четвертое наступило,
В воскресенье первого [дня] месяца зи-л-ка’дэ, рано поутру,
Хуршах, государь исмаилитов, с престола
Поднялся [и] пред
