Явления - Арат Солийский
Фон, на котором происходит последующая адаптация поэмы Арата в Риме, — фон по преимуществу астрологический. Астрономия волнует римлян в основном постольку, поскольку она служит практике предсказаний и составлению гороскопов. Популярность последних подогревает интерес к Арату и его поэме, которая так или иначе фигурирует в многочисленных сборниках, компилирующих астрономические и астрологические сведения (один из таких сборников II в. н. э. дошел до нас под именем Гигина, автора прозаического сочинения, дополняющего поэму Арата как собственно астрономическими, так и мифолого-этиологическими подробностями). Что касается собственно поэтической рецепции поэмы Арата, то мы можем судить о ней по последнему из известных в античности переводов «Явлений», сделанному спустя триста пятьдесят лет после перевода Германика. Его выполнил Руфий Фест Авиен, о котором мы знаем лишь то, что в 366 г. он был римским проконсулом в Африке и что кроме перевода Арата ему принадлежат выполненные в стихах географические описания земель (Descriptio orbis terrae) и морских побережий (Ora maritima). Перевод Авиена — весьма вольный парафраз «Явлений», намного превосходящий количеством стихов оригинал (1878 стихов Авиена на 1154 стиха Арата). Из поэмы Арата Авиен сохраняет общую канву, схему изложения. Следуя за Аратом в порядке описания созвездий и примет погоды, Авиен расцвечивает свое описание многословными и экзотическими подробностями, зачастую имеющими весьма косвенное отношение к излагаемому йм предмету. Сдержанная обстоятельность Арата[40] подменяется риторической дотошностью. Облекая в стихи головоломные пассажи, Авиен как бы соревнуется с Аратом, демонстрируя свою тематическую и жанровую компетентность. Возможно, что на творчестве Авиена отразилась характерная для поздней латинской поэзии установка на решение риторических задач, когда формально «испробовано было почти все, что имелось в наследии великой классики».[41] В подобном контексте общий интерес к дидактическим жанрам поэтической каталогизации, дававшим большой простор для применения самоценных уже навыков стихосложения, вполне объясняет интерес Авиена и его читателей к Арату.
Для понимания причин этого интереса стоит считаться, вероятно, и с тем общим историко-культурным и идеологическим контекстом, определившим своеобразный «ренессанс» александрийской поэтической традиции в эпоху перехода античного мира к христианству. В атмосфере общего мировоззренческого разброда «античный человек» неминуемо обращался к богатой, но уже отработанной духовной традиции язычества (именно на годы жизни Авиена приходится правление Юлиана (361-362 гг.), пытавшегося вернуть смысл религиозным ценностям античности), либо апеллировал к новым христианским ценностям. Астрономия была в этих условиях, вероятно, привлекательной и достаточно компромиссной темой: к ней обращались как апологеты старого, так и адепты нового мышления (напомним здесь хотя бы о том, что с IV в. культовый праздник «непобедимого солнца» стал отмечаться как праздник Рождества Христова). Неудивительно, что авторитет литературной традиции, довлеющий современникам Авиена, необходимо вызывал из поэтического далека имя Арата, даря ему и его поэме новую литературную жизнь.
* * *
Литературная судьба Арата не закончилась вместе с античностью. Арата вспоминают, приспособив его для нужд теологии, средневековые богословы. Санкция на особое внимание к Арату была в данном случае дана апостолом Павлом, процитировавшим строчку из поэтического проэмия к «Явлениям» (ст. 5) в речи перед афинским ареопагом (Деян. 17: 26-28). Благодаря Павлу для поколений богословов стих Арата выразил неосознанную набожность самих язычников, признающих единство человеческого происхождения и зависимость людей от Господа. В европейских университетах вплоть до XVII в. «Явления» служат учебником астрономии и одновременно эталоном величественной поэзии. О «Явлениях» упоминает Ронсар[42], поэму Арата издает Гуго Гроций[43], им интересуется Мильтон[44]. Поэма Арата продолжает оставаться примером взаимоотношений между наукой, литературной традицией и самой жизнью. Можно спорить о том, насколько актуален этот пример для наших современников; с чем, однако, не приходится спорить, так это с тем, что и сегодня, всматриваясь в ночное небо, мы видим те же звезды, на которые когда-то смотрел Арат.
* * *
Напоследок скажем несколько слов о рукописной традиции текста «Явлений». Текст поэмы Арата представлен большим числом средневековых списков XI-XV вв. (на сегодня, по подсчетам Жана Мартэна, известно 47 таких списков — один из них, манускрипт XIV в., в свое время принадлежал библиотеке Святейшего Синода и хранился в Москве, пока — уже в советское время — не был перевезен в Харьков). Наиболее старинные рукописи с текстом «Явлений» хранятся в Парижской национальной библиотеке, Ватиканском и Венецианском собраниях манускриптов, в которых представлены списки, исходные для последующей рукописной традиции и возводимые исследователями к несохранившемуся оригиналу. Важнейшими для реконструкции эллинистических изданий «Явлений» считаются венецианская рукопись конца XI или, возможно, начала XII в. (Codex Marcianus 476), ватиканская рукопись того же времени (Codex Vaticanus gr. 1307), а также поздний, но содержащий интересные разночтения с другими списками список XV в. из Эскориаля (Codex Scorialensis). Эдиционная практика поэмы Арата не ограничивается, однако, только этими рукописями. Текст «Явлений» частично содержится в рукописях, сохранивших сочинения и других античных авторов, — таковы в первую очередь обширно цитирующие Арата антологии Афинея (II-III вв. н. э.) и Стобея (V в. н. э.). Наиболее древним из всех манускриптов, содержащих строки поэмы Арата, является папирус, датируемый исследователями I в. н. э.[45]
Русский перевод
Скажем о Зевсе вначале, о том, кто всегда меж мужами[46]
произречен, — ведь полны все пути и дороги Зевесом,
людные торжища все им полны и морские просторы
с гаванями, — ведь повсюду зависим мы в жизни от Зевса.[47]
5 Самый наш род от него.[48] Это он своей милостью людям
верные знаки дает и народы к труду побуждает
помнить о хлебе насущном. Вещает, когда всего лучше
пашня волам и мотыгам, вещает о времени должном,
чтобы растенья садить и чтобы разбрасывать семя.
10 Так и небесные знаки он метами в небе упрочил,
звезды в созвездья собрав. Рассмотрел годовое движенье
этих созвездий, чтоб точно могли они людям означить
сроки работы, во всем на полях им страду облегчая.
Первым его мы зовем, если что-то начнем иль кончаем.[49]
15 Славься, предивный отец наш! Великая людям опора,
Ты
