Публий Назон - Метаморфозы

        Тут, созерцая ее, летевшую тихо над станом,

        Хлопаньем крыльев своих широко оглашая округу,

        Мопс, одинаково вслед и глазами несясь и душою,

530 Проговорил: «О, привет, прославление рода лапифов!

        Муж величайший Кеней — а теперь небывалая птица!»

        Верили все, ибо он так сказал. Скорбь гнев подогрела.

        Тяжко нам было снести, что от стольких врагов пострадал он,

        И лишь тогда обагрять перестали мы кровью железо,

535 Как умертвили мы часть, часть — бегство и ночь удалили».

        Так говорил о боях лапифов с кентаврами Нестор.

        А Тлеполем[506] огорчился, что тот позабыл про Алкида;

        Перенести молчаливо не мог он досады и молвил

        Так: «Удивительно мне, что дела Геркулесовой славы,

540 Старец, ты замолчал! Меж тем мне рассказывал часто

        Сам мой родитель, как он одолел тучеродных». На это

        Грустно пилосец в ответ: «Зачем вспоминать понуждаешь

        Беды мои, оживлять смягченное годами горе

        И открывать, как отца твоего, пострадав, ненавижу?

545 Боги! Деянья его превзошли вероятье всем миром

        Он по заслугам ценим, — я их отрицать предпочел бы!

        Но Деифоба ведь мы или Полидоманта не хвалим,[507] —

        Гектора даже, — врагу расточать кто станет хваленья?

        Твой ведь когда-то отец крепостные Мессении стены

550 Срыл, он Элиду и Пил — неповинные грады — разгрому

        Предал; он меч и огонь в мой дом к родимым пенатам

        Внес; о других умолчу, которых сгубил он; двенадцать

        Было нас всех у Нелея сынов, — молодежи отборной, —

        Все от ударов руки Геркулесовой пали — двенадцать,

555 Кроме меня. Что других победил он, то было понятно;

        Периклимена лишь смерть поразительна; мог по желанью

        Облики он изменять и в прежние вновь возвращаться, —

        Так соизволил Нептун, основатель Нелеева рода.

        Периклимен, испытав понапрасну различные виды,

560 В птицу себя обратил, которая в согнутых лапах

        Молнии держит небес и любезна владыке бессмертных.

        Средствами пользуясь птицы, крылами и загнутым клювом,

        Крючьями острых когтей терзал он лицо человека.

        Целясь в него, натянул тиринфянин лук свой, чрезмерно

565 Меткий, и там в облаках несущего легким пареньем

        Тело свое в высоте, у начала крыла поражает.

        Рана ничтожна была. Но, раненьем разорваны, мышцы

        Ослабевают, уж нет ни движенья, ни силы в полете.

        Падает на землю он, крылом искалеченным воздух

570 Не в состоянье забрать. Стрела, что впилась неглубоко,

        Вдавлена в мясо была всем грузом упавшего тела,

        По верху боком пройдя, показалась слева из глотки.

        И неужель твоего Геркулеса я должен деянья

        Славить еще, о родосских судов предводитель прекрасный?

575 Значит, не иначе я, как молчаньем об этих деяньях

        Братьев своих отомщу. Но с тобою крепка моя дружба».

        Сладости полные так Нелида уста заключили.

        Только лишь старец замолк, вновь Вакхом наполнили чаши,

        С лож потом поднялись; ночь прочую сну посвятили.

580 Бог меж тем, чье копье управляет морскими волнами.

        Сердцем отцовским болел, что сын в Сфенелеиду-птицу[508]

        Был превращен, и жестокого стал ненавидеть Ахилла, —

        Больше обычного гнев питает, памятлив крепко.

        Целых два пятилетья прошло, как война продолжалась,

585 И обратился он так к длинновласому богу-сминфейцу:[509]

        «О милейший из всех сыновей громкозвучного брата,

        Ставивший вместе со мной вкруг Трои ненужные стены!

        Иль, на эти, упасть обреченные, глядя твердыни,

        Ты не вздохнул? Иль тебе не прискорбно, что тысячи пали

590 Храбрых защитников их? Иль еще — все другое миную —

        Гектора тень не встает, провлаченного вкруг Илиона?

        Самый же лютый меж тем, самой кровожаднее брани,

        Жив и доныне Ахилл, разоритель нам общего дела?

        Только он мне попадись, — у меня он узнал бы, что может

595 Этот трезубец! Но раз уж сойтись не дано мне вплотную

        С недругом, ты погуби его тайной стрелою нежданно!»

        Тот согласился. И вот, своему и Нептунову чувству

        Одновременно служа, за облаком скрытый Делосец

        В стан илионский пришел и видит, что в гуще сраженья

600 Редкие стрелы свои в никому не известных ахейцев

        Мечет Парис. Объявил себя бог и молвил: «Что тратишь

        Стрелы на низкую кровь? Коль полн ты заботы о близких, —

        Так обратись на Ахилла, отмсти за погубленных братьев!»

        Молвил, а сам указал на Пелида, который железом

605 Рушил троянцев ряды, повернул его лук на героя,

        Верным смертельным стрелам направленье давая десницей.

        Ежели старец Приам, оплакав Гектора, ведал

        Радость, то в этот лишь миг! Ахилл, победитель столь многих!

        Робкий тебя победил похититель супруги-гречанки!

610 Если тебе на роду было пасть под женским ударом,

        То предпочел бы ты смерть от двукрылой стрелы Фермодонта.[510]

        Вот уже, трепет троян, краса и защита пеласгов,[511]

        Внук Эака, герой, не ведавший равного в сечах, —

        В пламени. Вооружил его бог, и сжег его он же.

615 Пеплом он стал, и осталось уже от героя Ахилла

        Малая толика, чем едва бы наполнилась урна.

        Слава, однако, жива и собою весь мир наполняет.

        Мера такая ему соответствует, в этом величье

        Стал несравненен Пелид и пучин не знает Аида.

620 Щит его спор возбудил, по нему догадаться ты мог бы,

        Чьим был он раньше щитом. О доспехе сразились доспехи.

        Требовать щит ни Тидид[512], ни Аянт Оилеев не смеют,

        Младший не смеет Атрид,[513] ни старший боями и веком.

        Также никто из других; и только лишь сын Теламона[514]

625 С сыном Лаэрта[515] одни уверенно ищут награды.

        Но от себя отклонил Танталид[516] затрудненье и зависть:

        Всем он аргосским вождям приказал в середине их стана

        Сесть и передал им обсуждение соревнованья.

КНИГА ТРИНАДЦАТАЯ

        Сели вожди, а толпа их венком окружала, и прянул

        Перед лицо их Аянт, щитом семикожным владевший

        И, нетерпеньем горя и гневясь, он искоса взором

        Берег сигейский обвел и суда и прибрежья; и, руки

5      Кверху воздев, говорит: «Юпитер свидетель, решаем

        Спор мы в виду кораблей! И мне Улисс соревнует!

        Не усомнился бежать он от пламени Гектора,[517] я же

        Пламя сдержал и пожар отвратил от ахейского флота.

        Стало быть, дело верней состязаться лукавою речью,

10   Нежели биться рукой! Но не больно ретив я на слово,

        Так же, как он — на дела. Насколько я в битве жестокой

        Острым оружьем силен, настолько он — острою речью.

        Незачем, думаю, мне о своих вам деяньях, пеласги,

        Напоминать. Вы их видели. Пусть о своих он расскажет,

15   Что без свидетельских глаз свершены и лишь ночи известны!

        Правда, награды большой я прошу. Но соперник лишает

        Чести меня. Как ни будь велика, для Аянта не станет

        Гордостью тем овладеть, что надеждою было Улисса!

        А для него — награда в самом состязании этом:

20   Будет Улисс побежден, но скажут: он спорил с Аянтом!

        Я же — когда бы моя подверглась сомнению доблесть —

        И благородством велик, Теламоном рожденный, который

        Крепость троянскую взял, предводим Геркулесом могучим,

        И с пагасейским проник кораблем к побережью Колхиды.[518]

25   Он же Эаком рожден, что суд над безмолвными правит,

        Там, где Сизифа томит, эолийца, тяжелая глыба.

        Вышний Юпитер его признает, называя открыто

        Сыном своим; так, значит, Аянт от Юпитера третий.

        Предков, однако же, ряд мне впрок не пошел бы, ахейцы,