Диалоги об Атлантиде - Платон
Алк. Конечно есть.
Сокр. Значит, ты заметил, что кто смотрит на глаз, того лицо в противоположном ему зрении отражается, как в зеркале, которое мы называем зрачком, как бы то есть куколкою лица смотрящего?
Алк. Твоя правда.
Сокр. Следовательно, глаз может видеть себя тогда, когда смотрит на глаз и видит в нем самое лучшее, именно – то, чем он смотрит?
Алк. Ясно.
Сокр. Если же он глядит на что другое в человеке, или на какую-нибудь другую вещь, а не на то, что ему подобно, то не видит себя.
Алк. Правда.
Сокр. Итак, желая видеть себя, глаз должен смотреть на глаз, а в глазе – на то место, в котором заключается сила глаза, что, вероятно, есть зрение.
Алк. Так.
Сокр. Подобно тому и душа, любезный Алкивиад, если хочет знать себя, не должна ли смотреть на душу, особенно же на то место в душе, в котором заключается ее сила (мудрость), и на другое тому подобное?
Алк. Мне кажется, Сократ.
Сокр. Но можем ли мы найти в душе что-нибудь божественнее того, чем познаем и мудрствуем?
Алк. Не можем.
Сокр. Следственно, эта часть ее походит на божественную; и кто, смотря на нее, познает всё божественное (Бога и разум), тот-то особенно познает и себя.
Алк. Видимо[288].
Сокр. А познавать себя, сказали мы, есть дело рассудительности.
Алк. Конечно.
Сокр. Так не зная самих себя и не будучи рассудительны, можем ли мы знать свое – зло и добро?
Алк. Да как же это могло бы быть, Сократ?
Сокр. Тебе, конечно, представляется невозможным – не зная Алкивиада, знать Алкивиадово, то есть что оно принадлежит Алкивиаду.
Алк. Это, клянусь Зевсом, невозможно.
Сокр. Следовательно – и наше, что оно наше, не зная нас самих?
Алк. Да как же?
Сокр. А если нельзя знать нашего, то нельзя знать и того, что относится к нашему?
Алк. Очевидно нельзя.
Сокр. Стало быть, мы были не совсем правы, недавно согласившись, что иные хоть себя-то и не знают, так знают свое. Напротив, они не знают даже и того, что относится к своему; потому что знать всё это, то есть знать себя, свое и относящееся к своему, есть дело, кажется, одного и того же искусства.
Алк. Должно быть.
Сокр. Но кто не знает своего, тот, по тем же причинам, не может знать и чужого.
Алк. Как звать?
Сокр. А незнающий чужого будет ли знать и то, что относится к городам?
Алк. Это необходимо.
Сокр. Следовательно, такой человек не сделается политиком.
Алк. Конечно не сделается.
Сокр. Даже и экономистом.
Алк. Конечно нет.
Сокр. Да он и не будет знать, что́ делает.
Алк. Без сомнения, не будет знать.
Сокр. Не зная же этого, не станет ли погрешать?
Алк. Конечно станет.
Сокр. А кто погрешает, тот не станет ли делать зло дома и в обществе?
Алк. Как не делать?
Сокр. Делающий же зло не жалок ли?
Алк. И очень.
Сокр. А что́ те, кому он это делает?
Алк. И те также.
Сокр. Следовательно, в ком нет рассудительности и доброты, тот не может быть счастливым.
Алк. Конечно не может.
Сокр. А потому люди злые суть люди жалкие.
Алк. И очень.
Сокр. Стало быть, избавляется от несчастья не разбогатевший, а сделавшийся рассудительным.
Алк. Явно.
Сокр. Поэтому, Алкивиад, города, желающие сделаться счастливыми, не имеют надобности ни в стенах, ни в кораблях, ни в гаванях, ни в большом количестве и величии народа, чуждого добродетели.
Алк. Конечно не имеют.
Сокр. Итак, если ты намерен устроить дела города правильно и хорошо, то гражданам его должен передать добродетель.
Алк. Что же иное?
Сокр. Но можно ли передать то, чего не имеешь?
Алк. Как можно?
Сокр. Стало быть, добродетель должен ты наперед приобрести сам, или вообще – тот, кто намерен принять на себя власть и попечение не только частно – о себе и о своем, но еще и о городе и о городском.
Алк. Твоя правда.
Сокр. Следовательно, не к владычеству и начальствованию должен ты стремиться, чтобы делать, что захочешь, для себя и для города, а к справедливости и рассудительности.
Алк. Явно.
Сокр. Потому что, действуя справедливо и рассудительно, как ты, так и город, вы будете действовать богоугодно.
Алк. Очень вероятно.
Сокр. И, как мы прежде сказали, будете действовать, взирая на божественное и светлое.
Алк. Очевидно.
Сокр. А взирая на это, увидите и узнаете как себя самих, так и свои блага.
Алк. Да.
Сокр. Тогда ваши дела не будут ли правильны и добры?
Алк. Да.
Сокр. Если же так, то я готов ручаться, что вы будете счастливы.
Алк. Порука весьма надежная.
Сокр. Напротив, действуя несправедливо, вы будете взирать на безбожное и мрачное[289], а в таком случае, как и должно быть, не зная себя, станете совершать подобные тому дела.
Алк. Вероятно.
Сокр. Ведь кто, любезный Алкивиад, имеет власть делать, что хочет, а ума не имеет, тот – частное ли это лицо, или город – до чего должен дойти? До чего дойдет больной, которому дана власть делать что угодно, а способность врачевания не дана, – больной, который так тиранствует, что никто не может и укорить его? Не разрушится ли, как и следует, его тело?
Алк. Ты говоришь правду.
Сокр. А что бывает на корабле, когда власть делать, что покажется, вверена тому, в ком нет ни ума, ни добродетели кормчего? Знаешь ли, что́ случилось бы и с ним и с его спутниками?
Алк. Разумеется, все погибли бы.
Сокр. Не такое же ли бедствие постигает и города, и все начальства и власти, чуждые добродетели?
Алк. Необходимо.
Сокр. Итак, почтеннейший Алкивиад, не тиранию надобно приготовлять себе и городу, а добродетель, если хотите счастья.
Алк. Ты говоришь справедливо.
Сокр. Но пока добродетель еще не приобретена, гораздо лучше управляться кем-нибудь добрым, нежели управлять – и мужу, не только что мальчику.
Алк. Явно.
Сокр. А что лучше-то, то и прекраснее?
Алк. Да.
Сокр. А что прекраснее, то и приличнее?
Алк. Как же иначе?
Сокр. Значит, злу приличнее быть в рабстве; потому что для него это лучше.
Алк. Да.
Сокр. Следовательно, зло есть нечто, свойственное рабству.
Алк. Явно.
Сокр. Напротив, добродетель – нечто, носящее характер свободы.
Алк. Да.
Сокр. Но того, что свойственно рабству, друг мой, не должно ли избегать?
Алк. Всего более, Сократ.
Сокр. А чувствуешь ли, в каком ты теперь
