Авл Геллий - Аттические ночи. Книги XI - XX
(21) Мы прочли, что так думал философ Эпиктет и написал в книге, которую я назвал, и решили, что следует отметить по этому поводу: мы не считаем свойством глупого или малодушного человека недолгую робость. Как не побледнеть, когда внезапно возникают обстоятельства такого рода, о которых я сказал? Однако в этом недолгом естественном побуждении мы скорее уступим слабости, чем будем думать, что вещи таковы, какими кажутся.
Глава 2<***> [1244]
(1) Есть пять человеческих чувств, называемые по-гречески αι̉σθήσεις, посредством которых, как представляется, мы ищем удовольствия для души и тела: вкус, осязание, обоняние, зрение, слух. Удовольствие, которому с помощью всех этих [чувств] предаются неумеренно, считается постыдным и неподобающим. (2) Но те излишества, которые происходят от вкуса и осязания, как полагали мудрые мужи, самые отвратительные из всех, и тех, кто более всего предавался двум этим скотским удовольствиям, греки называют словами, [обозначающими] ужаснейшие пороки: <или α̉κρατει̃ς> [1245] или α̉κόλαστοι; а мы называем их incontinentes (невоздержанными) или intemperantes (неумеренными); ведь если ты захочешь передать α̉κόλαστοι более сжато, то слово получится слишком необычным. (3) Вот эти удовольствия вкуса и осязания, то есть страстное влечение к пище и Венере, — единственные, которые у людей являются общими с животными, и по этой причине всякий, кого одолели эти звериные страсти, причисляется к скоту и диким зверям. (4) Удовольствия, происходящие от трех других чувств, как кажется, свойственны только людям. (5) Я привожу слова философа Аристотеля об этом, чтобы суждение славного и знаменитого мужа удержало нас от столь опасных наслаждений: „Почему те, кто неумерен в отношении удовольствий от осязания и вкуса, называются невоздержанными? Ибо одни из них неумеренны в любовных наслаждениях, а другие — во вкушении пищи, причем у одних удовольствие от пищи — на языке, а у других — в глотке; вот почему Филоксен молился о том, чтобы иметь глотку журавля. Или это потому, что удовольствия, происходящие от этих чувств, являются у нас общими с другими животными? Насколько они общи, настолько эти два удовольствия презираемы и постыдны, так как побежденного ими человека презирают и называют „невоздержанным“ и „неумеренным“, оттого что он побежден наихудшими удовольствиями. А так как чувств всего пять, нужно сказать, что другие животные получают удовольствие только от двух, <названных выше,> [1246] а от прочих или совсем не испытывают удовольствия, или испытывают его случайно“. [1247] (6) Итак, кто, имея хоть каплю человеческого стыда, будет наслаждаться удовольствием от еды и соития, которое у человека общее со свиньей и ослом? (7) Сократ же говорил, что многие люди для того хотят жить, чтобы есть и пить, а не есть и пить, чтобы жить. (8) А Гиппократ, муж божественных познаний, полагал, что любовное соитие — некая часть неприятнейшей болезни, которую римляне назвали morbus comitialis; [1248] ведь таковы его собственные слова: τὴν συνουσίαν ει̃ναι μικρὰν ε̉πιληψίαν („соитие — это небольшая эпилепсия“). [1249]
Глава 3<***>
(1) Философ Фаворин [1250] говорил, что более позорно, когда тебя хвалят кратко и прохладно, чем когда сурово и с ненавистью бранят. (2) „Так как тот, — говорил он, — кто злословит и бранит, чем более неприязненно это делает, тем большую приобретает репутацию недоброхота и ненавистника, и поэтому зачастую не заслуживает доверия. Однако представляется, что у того, кто хвалит скупо и вяло, и при этом считаясь другом того, кого желает похвалить, не способен найти ничего, что по праву достойно славы, — извиняющего обстоятельства нет“.
Глава 4<***>
(1) Сочинение Аристотеля, озаглавленное „Физические проблемы“, [1251] прекрасно и исполнено всевозможного изящества. (2) В нем он исследует, по какой причине у тех, кто внезапно переживает сильный страх, большей частью немедленно случается понос. [1252] (3) Он также рассматривает, почему на того, кто довольно долго стоял около огня, нападает желание помочиться. (4) А о причине стремительного очищения кишечника во время страха он говорит, что всякий страх леденит (он называет такой страх ψυχροποιόν (леденящим)) и своим холодом гонит кровь и тепло из верхних покровов тела внутрь, заставляя тех, кто боится, бледнеть оттого, что кровь отливает от лица. (5) „Те же кровь и тепло, — пишет он, — которые собираются глубоко внутри, как правило, приводят в движение кишечник и заставляют извергать“. (6) О частом мочеиспускании, происходящем из-за близости огня, он пишет: „А огонь расплавляет то, что замерзло, как солнце — снег“. [1253]
Глава 5<***>
(1) В летнюю, самую жаркую, пору года съехались в Тибуртинское [1254] поместье [нашего] друга, состоятельного человека, я и некоторые мои сверстники и близкие друзья — приверженцы красноречия и философии. (2) Был с нами муж достойный — весьма сведущий в перипатетическом учении и ревностный последователь Аристотеля. (3) [Этот человек] не давал нам пить много воды из растопленного снега и весьма сурово порицал нас. Он приводил нам суждения известных врачей, и особенно философа Аристотеля, весьма сведущего во всем, что касается человека, который говорил, что снежная вода очень полезна для роста плодов и деревьев, но людям пить ее слишком много вредно: через длительное время мало-помалу она вызывает гниение и болезни во внутренностях. (4) Он не уставал благоразумно и благожелательно повторять нам это. Но так как питью снежной воды не было конца, он взял в Тибуртинской библиотеке, [1255] которая в то время [располагалась] в храме Геркулеса и была достаточно хорошо снабжена книгами, сочинение Аристотеля, принес его нам и сказал: „По крайней мере, словам этого мудрейшего мужа поверьте и перестаньте разрушать свое здоровье“.
(5) В книге было написано, что вода из снега для питья наихудшая, равно как и глубоко и крепко замерзшая — та, которую греки называют κρύσταλλον (льдом); и вот как изложена причина этого: (6) „Поскольку вода твердеет и замерзает от холодного воздуха, должно происходить испарение, и некое как бы тончайшее дуновение должно исходить из нее и распространяться. (7) То же, — пишет он, — что испаряется, является в ней легчайшим, а остается более тяжелое — грязное и вредное; и от толчков воздуха, которые как бы бьют его, оно приобретает вид и цвет белой пены. (8) Но доказательством того, что немало полезного испаряется и улетучивается из снега, является то, что воды становится меньше, чем было до того как она замерзла“. [1256]
(9) Я взял несколько слов Аристотеля из этой книги и привожу их по-гречески: „Почему вода, полученная из снега и льда, — плохая? Потому что самая тонкая и самая легкая часть испаряется из замерзшей воды. Доказательством же является то, что ее становится меньше чем прежде, после того как лед растаял. А после того как самая здоровая часть исчезла, всегда неизбежно остается худшая“. [1257] (10) Когда мы это прочитали, нам захотелось оказать честь Аристотелю как ученейшему мужу. Впоследствии я объявил снегу войну, а другие под разными предлогами часто заключали с ним перемирие.
Глава 6<***>
(1) В „Проблемах“ философа Аристотеля написано так: „Почему те, кто стыдится, краснеют, а те, кто боится, бледнеют, хотя эти чувства похожи? Потому что у стыдящихся кровь разливается из сердца по всем частям тела так, чтобы быть на поверхности, а у боящихся стекается в сердце, уходя из остальных частей тела“. [1258]
(2) Я прочел это в Афинах с нашим Тавром [1259] и спросил его, что он думает о приводимой Аристотелем причине. Тот ответил: „Он говорит правильно и хорошо о том, что происходит, когда кровь разливается или собирается, но не объясняет, почему это случается. (3) Ведь можно еще спросить, по какой причине стыд заставляет кровь разливаться, а страх — цепенеть, если стыд — это вид страха и имеет такое определение: страх справедливого порицания. Ибо так его определяют философы: „Стыд есть страх справедливого порицания“ (Αι̉σχύνη ε̉στὶν φόβος δικαίου ψόγου)“.
Глава 7<***>
(1) Поэт Юлий Павел, [1260] человек достойный и весьма сведущий в древней истории и литературе, владел по наследству небольшим клочком земли на Ватиканском поле. Он часто нас приглашал туда к себе и весьма радушно и щедро угощал фруктами и зеленью. (2) Итак, в один приятный осенний день я и Юлий Цельзин, [1261] отобедав у Юлия Павла и послушав, как за столом его читалась „Алкеста“ Левия, [1262] на обратном пути в город, когда солнце уже почти село, повторяли новые и неожиданные фигуры и словесные обороты из этого стихотворения и, когда среди них попадалось какое-нибудь выражение, достойное внимания, которое к тому же могло нам пригодиться, вверяли его памяти. (3) Слова, оказавшиеся тогда в нашем распоряжении, были такого рода:
Тощая грудь, тощий живот,Иссохший (obeso) стан, опустелый ум,И старость гнетет колени. [1263]
Здесь мы отметим, что obesus (иссохший) употреблено здесь вместо „тощий, худой“ скорее в исконном, чем в обыденном своем значении; народ же α̉κύρως [1264] говорит κατὰ α̉ντίφρασιν [1265] obesus вместо „тучный“ и „жирный“. [1266] (4) Также мы заметили, что он сказал oblittera (забвенный) [1267] род вместо oblhterata (забытый); (5) а врагов, нарушающих союзные договоры, он назвал foedifragi, а не foederifragi (вероломные); [1268] (6) кроме того, алеющую зарю он назвал pudoricolor (стыдноцветной), а Мемнона — nocticolor (ночецветным); [1269] (7) и как-то сказал dubitanter (с сомнением), [1270] и от [глагола] sileo (безмолвствую) назвал места silenta (безмолвными), а также pulverulenta (пыльными) и pestilenta (зачумленными). [1271] (8) Вместо carendum te est он сказал carendum tui est (нужно быть без тебя) [1272] и вместо magno impetu (со всей силой) употребил impete (с напором). [1273] (9) [Вспомнили мы] и то, что вместо fortem fieri (делаться сильным) он использовал слово fortescere (усиливаться), [1274] (10) и dolentia (боление) [1275] вместо dolor (боль), и averts (жадно) вместо libens (охотно). [1276] Он также использует выражение curis intolerantibus (нестерпимыми заботами) вместо intolerandis (невыносимыми заботами), [1277] manciolis tenellis [1278] (нежнейшими ручками) [1279] вместо manibus (руками) и говорит: Quis tarn siliceo? (Кто настолько твердокаменный?) [1280] Кроме того, он говорит fiere inpendio infit („начинает становиться дорогим“) вместо fieri impense incipit („начинает дорожать“) [1281] и (11) accipitret („терзает ястребом“) [1282] вместо lаceret (раздирает). [1283]
