Генрих Сузо - Книга Вечной Премудрости
СЛУЖИТЕЛЬ: Господи, насколько разумею я, для Тебя столь же легко превратить одно в другое, как и сотворить нечто из ничего.
ВЕЧНАЯ ПРЕМУДРОСТЬ: И одно тебя удивляет, а другое – нет? Скажи Мне: Веруешь ли ты, что Я накормил пять тысяч человек пятью хлебами? А где при этом пребывало тайное вещество, служившее словам Моим?
СЛУЖИТЕЛЬ: Господи, мне это неведомо.
ВЕЧНАЯ ПРЕМУДРОСТЬ: А веришь ли ты, что у тебя есть душа?
СЛУЖИТЕЛЬ: Я не верю в это – я это знаю, потому что в противном случае не жил бы.
ВЕЧНАЯ ПРЕМУДРОСТЬ: Хотя ты и не можешь видеть душу телесными очами. А веришь ли ты в то, что не существует никаких иных сущностей, кроме тех, которых можно видеть и слышать?
СЛУЖИТЕЛЬ: Господи, я знаю, что таких сущностей, незримых для всех телесных очей, гораздо больше, чем тех, которые можно видеть.
ВЕЧНАЯ ПРЕМУДРОСТЬ: Теперь ты видишь, что многие люди столь неотесанны, что не желают верить в существование чего-либо помимо того, что они могут воспринять своими чувствами, хотя ученым и известно, что это не так. Так же обстоит дело и с человеческим рассудком в сравнении с Божественным ведением. Если спрошу Я тебя: Как сотворены входы в бездну, или как собираются воды над небесами[384], то, возможно, ответишь ты: «Это для меня слишком глубокие предметы, и я о них не думаю; кроме того, я никогда не был в бездне и не поднимался превыше небес».
А я спрашивал тебя о вполне земных вещах, которые ты видишь и о которых слышишь; но все же ты их не понимаешь. И ты хочешь постичь то, что превыше земли и неба и всех чувств? Почему желаешь ты спрашивать об этом? Смотри, подобное удивление и подобные мысли, что зарождаются в тебе, происходят от тупости чувств, воспринимающих вещи божественные и сверхъестественные как земные и естественные. А это неправильно. Если бы какая-нибудь мать родила дитя в темном подземелье и воспитывала бы его там, рассказывая о солнце и звездах, то ребенок, слушая ее, сильно бы удивлялся, считая сверхъестественным и невероятным то, что его матери известно точно и наверняка[385].
СЛУЖИТЕЛЬ: Господи, не в силах я более отвечать на вопросы Твои. Ты прояснил веру мою и объяснил, что в сердце своем не следует мне более удивляться. Как это только желал я исследовать величайшие предметы, когда не могу понять даже наипростейших? Ты – Истина нелживая, Ты – Премудрость, способная на все, Ты – Всемогущий, для Которого нет ничего невозможного.
Ах, любезный, прекрасный Господи, как же часто хотелось мне, преисполнившись любви, всем сердцем принять Тебя в плотские руки свои, подобно праведному Симеону во Храме! Да, любезный Господи, да, и как хотелось прижать Тебя руками своими к душе и сердцу своему, чтобы духовный поцелуй истинного присутствия Твоего запечатлелся бы на мне столь же доподлинно, как и на нем [на Симеоне]! Ныне зрю я, что принимаю Тебя так же истинно, как и он, и даже в большей славе, ибо милая Плоть Твоя ныне прояснилась и свободна от страданий, а тогда она была отдана на растерзание им. И потому, любезный Господи – ах, если бы сердце мое преисполнилось любовью всех сердец, если бы совесть моя была такой же чистой, как у всех ангелов, если бы душа моя имела красоту всех душ, чтобы удостоился я этого по благодати Твоей, – хочу я ныне обнять Тебя с такой любовью и поместить Тебя в основание сердца моего и души моей, чтобы ни жизнь, ни смерть не могли разлучить меня с Тобою. Ах, любезный, дражайший Господи, если бы Ты, несравненная радость моя, послал мне даже и посланца Своего, то не знал бы я в целом мире места, достойного принять его. Как же следует мне вести себя в отношении Него Самого, Того, Кого любит душа моя? Ты – единственно Единое[386], в котором заключено все то, что может во времени и в вечности любить сердце мое. Или есть что-то еще, что любит душа моя вместе с Тобою, но вне Тебя? Не хочу я говорить о том, что против Тебя и помимо Тебя, ибо не по нраву мне это. Нет для очей моих ничего прекраснее Тебя, для уст моих – ничего приятнее Тебя, для чувств моих – ничего нежнее Тебя, для сердца моего – ничего любезнее Тебя. Ничего, Господи, не вижу и не слышу я, ничего во всем существующем не воспринимает душа моя, ибо в тысячу раз больше нахожу я в Тебе, Избранном моем. Ах, дражайший Господи, как следует вести мне себя в восхищении моем и в радости моей пред Тобою? Присутствие Твое воспламеняет меня, величие Твое потрясает меня, разум мой желает почтить Господа своего, сердце мое от преизбытка любви склоняется к единственному Возлюбленному своему и желает нежно обнять Его. Ты – Господь мой и Бог мой, Брат мой и, осмелюсь сказать, любимый Супруг мой. Ах, какую любовь и блаженство, какую радость, какую славу обрел я в Тебе одном!
Ах, любезный Господи, прежде казалось мне, что все желания мои исполнятся, если по милости своей позволишь Ты мне испить устами моими одну единственную каплю Крови, истекающую из открытых ран Возлюбленного моего, из сердца Его. Ах, любезное, непостижимое Чудо! Ныне воспринял я не только от сердца Его, не только от рук и ног и всех достолюбезных ран Его, и не одну или две капли, но вся алая горячая Кровь Его устремилась через уста мои в сердце мое и душу мою. Разве не великое это дело? Как не оценить мне то, что недостижимо для всех высших ангелов? Разве это не самое лучшее? Господи, хотелось бы мне, чтобы все члены мои, все, чем являюсь я, и все, что могу, преобразовалось бы в непостижимой любви во имя этого знамения достолюбезной Твоей благосклонности. Что еще, Господи, может в этом мире порадовать сердце мое, что еще может оно сильно возжелать, кроме как достолюбезно вкусить Тебя и возлюбить Тебя? Трапеза эта по праву называется Таинством любви. А разве слышали или видели что-либо достойное любви, которое благодатно не преобразовалось бы милостью любовной? Господи, я не замечаю никакого различия в том, что Симеон воспринял Тебя видимым, я же воспринимаю незримым. Но сколь мало плотские очи мои могут зреть Твое истинное человечество, столь же мало плотские очи его [Симеона] могли зреть Твою божественность: он видел верою, как и я теперь. И что для меня, Господи, зрение плотское? Кто вкусил видения духовного, о телесном зрении печется не много, ибо очи духовные зрят точнее и надежнее. И если, Господи, знаю я по вере моей, что Ты присутствуешь в трапезе сей (насколько это вообще можно знать), чего еще желать мне? Все, что желает сердце мое, есть у меня. В тысячу раз полезнее для меня, что не могу я видеть Тебя. Да и как смог бы я в сердце своем обрести когда-нибудь возможность насладиться лицезрением Твоим? Так что пусть остается то, что достойно любви, и отпадет то, что превосходит силы человеческие. Господи, когда размышляю я о том, сколь непостижимо благолепно, сколь достолюбезно, сколь упорядоченно учредил Ты все вещи, восклицает сердце мое громогласно: О, высочайшее богатство бездны божественной Премудрости, какова же Ты в Себе самой, если столь изобильна Ты в красоте того, что из Тебя проистекает!
Воззри же, любезный Господи, на желание сердца моего: ни одного короля или императора никогда не примут с таким почетом, ни одного дорогого, издалека пришедшего гостя не обнимут с такой любезностью, ни одного супруга не введут столь красиво и с такой любовью в дом и не будут с таким трепетом обхаживать, с какими хочет воспринять Тебя, драгоценного императора моего, любезнейшего гостя сердца моего, наилюбимейшего супруга души моей, душа моя. Хочу ввести я Тебя в сокровенное сердца моего, показать Тебе лучшее, на что способны сердце мое и душа моя, с такой честью, с какой ни одно творение этого еще не делало. И потому, Господи, научи меня, как мне вести себя с Тобою и как должен я воспринимать Тебя, чтобы было это вполне достославно и преисполнено любви.
ВЕЧНАЯ ПРЕМУДРОСТЬ: Следует тебе воспринимать Меня со всякой честью, вкушать со смирением, крепко прижать к себе, обнять с любовью супружеской и всегда иметь Меня перед глазами в божественной славе Моей. Устремление духа и постоянное молитвенное сосредоточение должны скорее, чем привычка, вести тебя ко Мне. Душа, желающая внутренне воспринять и сладостно вкусить Меня в сокровенном затворе отрешившейся от земного жизни, должна прежде очиститься от пороков, облечься в добродетели, стать отрешенной и украситься алыми розами непреклонной любви, фиалками смиренного самоуничижения и белыми лилиями истинной чистоты. Следует ей приготовить для Меня вместилище, полное мира сердечного, ибо в мире обитаю Я. И пусть обнимет она Меня, исключив всякую постороннюю любовь, которой чураюсь и избегаю Я, подобно тому, как свободная птица избегает клетки. Должна она воспеть вместе со Мною песнь Сиона, преисполненную непреклонной любви и непостижимой славы. И тогда захочу Я обнять ее, и она прильнет к сердцу Моему. И когда вкусит она тихого покоя, чистого созерцания, необычной сладости, вечной любви, вечного блаженства, будет это лишь для нее одной, ибо чужой Мне ничего этого не воспримет. Так скажи же с воздыханием безмерным: «Воистину, Ты – Бог сокровенный, Благо тайное, которое не может постичь никто, его не испытавший».
