Публий Назон - Метаморфозы

        Влажного, жалом кривым готового ранить, увидел, —

200 Похолодел и, без чувств от ужаса, выронил вожжи.

        А как упали они и, ослабнув, крупов коснулись,

        Кони, не зная преград, без препятствий уже, через воздух

        Краем неведомым мчат, куда их порыв увлекает,

        И без управы несут; задевают недвижные звезды,

205 Мча в поднебесной выси, стремят без пути колесницу, —

        То в высоту заберут, то, крутым спускаясь наклоном,

        В более близком уже от земли пространстве несутся.

        И в удивленье Луна, что мчатся братнины кони

        Ниже, чем кони ее; и дымят облака, занимаясь.

210 Полымя землю уже на высотах ее охватило;

        Щели, рассевшись, дает и сохнет, лишенная соков,

        Почва, седеют луга, с листвою пылают деревья;

        Нивы на горе себе доставляют пламени пищу.

        Мало беды! Города с крепостями великие гибнут

215 Вместе с народами их, обращают в пепел пожары

        Целые страны. Леса огнем полыхают и горы:

        Тавр Киликийский в огне, и Тмол с Афоном, и Эта;[71]

        Ныне сухая, дотоль ключами обильная Ида[72],

        Дев приют — Геликон и Гем, еще не Эагров.[73]

220 Вот двойным уж огнем пылает огромная Этна;

        И двухголовый Парнас, и Кинт, и Эрикс, и Офрис;[74]

        Снега навек лишены — Родопа, Мимант и Микала,[75]

        Диндима и Киферон, для действ священных рожденный.[76]

        Скифии стужа ее не впрок; Кавказ полыхает.

225 Также и Осса, и Пинд, и Олимп, что выше обоих.

        Альп поднебесных гряда и носители туч Апеннины.

        Тут увидал Фаэтон со всех сторон запылавший

        Мир и, не в силах уже стерпеть столь великого жара,

        Как из глубокой печи горячий вдыхает устами

230 Воздух и чует: под ним раскалилась уже колесница.

        Пепла, взлетающих искр уже выносить он не в силах,

        Он задыхается, весь горячим окутанный дымом.

        Где он и мчится куда — не знает, мраком покрытый

        Черным, как смоль, уносим крылатых коней произволом.

235 Верят, что будто тогда от крови, к поверхности тела

        Хлынувшей, приобрели черноту эфиопов народы.

        Ливия[77] стала суха, — вся зноем похищена влага.

        Волосы пораспустив, тут стали оплакивать нимфы

        Воды ключей и озер. Беотия кличет Диркею[78];

240 Аргос — Данаеву дочь; Эфира — Пиренские воды.[79]

        Рекам, которых брега отстоят друг от друга далеко,

        Тоже опасность грозит: средь вод Танаис задымился

        И престарелый Пеней, а там и Каик тевфранийский,[80]

        И быстроводный Исмен, и с ним Эриманф, что в Псофиде;[81]

245 Ксанф, обреченный опять запылать, и Ликорм желтоватый,[82]

        Также игривый Меандр с обратно текущей струею,[83]

        И мигдонийский Мелант, и Эврот, что у Тенара льется;[84]

        Вот загорелся Евфрат вавилонский, Оронт[85] загорелся,

        Истр и Фасис, и Ганг, Фермодонт с падением быстрым;[86]

250 Вот закипает Алфей, берега Сперхея пылают;[87]

        В Таге-реке,[88] от огня растопившись, золото льется,

        И постоянно брега меонийские[89] славивших песней

        Птиц опалило речных посредине теченья Каистра[90].

        Нил на край света бежал, перепуган, и голову спрятал,

255 Так и доныне она все скрыта, а семь его устий

        В знойном лежали песке — семь полых долин без потоков.

        Жребий сушит один исмарийский Гебр со Стримоном,[91]

        Также и Родан, и Рен, и Пад — гесперийские реки,[92]

        Тибр, которому власть над целым обещана миром!

260 Трещины почва дала, и в Тартар проник через щели

        Свет и подземных царя с супругою в ужас приводит.

        Море сжимается. Вот уж песчаная ныне равнина,

        Где было море вчера; покрытые раньше водою,

        Горы встают и число Киклад[93] раскиданных множат.

265 Рыбы бегут в глубину, и гнутым дугою дельфинам

        Боязно вынестись вверх из воды в привычный им воздух;

        И бездыханны плывут на спине по поверхности моря

        Туши тюленьи. Сам, говорят, Нерей и Дорида[94]

        Вместе с своими детьми в нагревшихся скрылись пещерах.

270 Трижды Нептун из воды, с лицом исказившимся, руки

        Смелость имел протянуть, — и трижды не выдержал зноя.

        Вот благодатная мать Земля, окруженная морем,

        Влагой теснима его и сжатыми всюду ключами,

        Скрывшими токи свои в материнские темные недра,

275 Только по шею лицо показав, истомленное жаждой,

        Лоб заслонила рукой, потом, великою дрожью

        Все потрясая, чуть-чуть осела сама, и пониже

        Стала, чем раньше, и так с пересохшей сказала гортанью:

        «Если так должно и стою того, — что ж медлят перуны,

280 Бог высочайший, твои? Коль должна от огня я погибнуть,

        Пусть от огня твоего я погибну и муки избегну!

        Вот уж насилу я рот для этой мольбы раскрываю, —

        Жар запирает уста, — мои волосы, видишь, сгорели!

        Сколько в глазах моих искр и сколько их рядом с устами!

285 Так одаряешь меня за мое плодородье, такую

        Честь воздаешь — за то, что ранения острого плуга

        И бороны я терплю, что круглый год я в работе.

        И что скотине листву, плоды же — нежнейшую пищу —

        Роду людскому даю, а вам приношу — фимиамы?

290 Если погибели я заслужила, то чем заслужили

        Воды ее или брат? Ему врученные роком,

        Что ж убывают моря и от неба все дальше отходят?

        Если жалостью ты ни ко мне, ни к брату не тронут,

        К небу хоть милостив будь своему: взгляни ты на оба

295 Полюса — оба в дыму. А если огонь повредит их,

        Рухнут и ваши дома. Атлант и тот в затрудненье,

        Еле уже на плечах наклоненных держит он небо,

        Если погибнут моря, и земля, и неба палаты,

        В древний мы Хаос опять замешаемся. То, что осталось,

300 Вырви, молю, из огня, позаботься о благе вселенной!»

        Так сказала Земля; но уже выносить она жара

        Дольше не в силах была, ни больше сказать, и втянула

        Голову снова в себя, в глубины, ближайшие к манам.

        А всемогущий отец, призвав во свидетели вышних

305 И самого, кто вручил колесницу, — что, если не будет

        Помощи, все пропадет, — смущен, на вершину Олимпа

        Всходит, откуда на ширь земную он тучи наводит,

        И подвигает грома, и стремительно молнии мечет.

        Но не имел он тогда облаков, чтоб на землю навесть их,

310 Он не имел и дождей, которые пролил бы с неба.

        Он возгремел, и Перун, от правого пущенный уха,

        Кинул в возницу, и вмиг у него колесницу и душу

        Отнял зараз, укротив неистовым пламенем пламя.

        В ужасе кони, прыжком в обратную сторону прянув,

315 Сбросили с шеи ярмо и вожжей раскидали обрывки.

        Здесь лежат удила, а здесь, оторвавшись от дышла,

        Ось, а в другой стороне — колес разбившихся спицы;

        Разметены широко колесницы раздробленной части.

        А Фаэтон, чьи огонь похищает златистые кудри,

320 В бездну стремится и, путь по воздуху длинный свершая,

        Мчится, подобно тому, как звезда из прозрачного неба

        Падает или, верней, упадающей может казаться.

        На обороте земли, от отчизны далеко, великий

        Принял его Эридан[95] и дымящийся лик омывает.

325 Руки наяд-гесперид огнем триязычным сожженный

        Прах в могилу кладут и камень стихом означают:

        «Здесь погребен Фаэтон, колесницы отцовской возница:

        Пусть ее не сдержал, но, дерзнув на великое, пал он».

        И отвернулся отец несчастный, горько рыдая:

330 Светлое скрыл он лицо; и, ежели верить рассказу,

        День, говорят, без солнца прошел: пожары — вселенной

        Свет доставляли: была и от бедствия некая польза.

        Мать же Климена, сказав все то, что в стольких несчастьях

        Должно ей было сказать, в одеяниях скорбных, безумна,