Я. Засурский - Писатели США. Краткие творческие биографии

Отношение к писателю как к рупору идей и выразителю душевной настроенности «потерянного поколения» предопределялось не столько установившимся в критике подходом к его книгам, сколько стилем жизни Фицджеральдов, особенно в Париже и на Ривьере, где они проводили с 1925 г. все лето. Для падкого на сенсацию обывателя Фицджеральд и Зельда являли воплощение «нового мирочувствования», замешанного на гедонизме и непризнании каких-либо моральных запретов. Легенда о Фицджеральде как баловне судьбы, одарившей его шумной, с оттенком скандала славой, оказалась редкостно устойчивой, заслонив собой происходившую в те же годы драму саморазрушения, о которой будет рассказано в очерках «Крах» (The Crack-Up), полностью опубликованных уже после смерти писателя, в 1945 г. По формуле самого Фицджеральда, «мы не хотели просто существовать, мы хотели вечно изменяться», однако это изменение носило характер необратимых потерь, оборачиваясь трагедией, которую не до конца поняли даже такие мемуаристы, как Э. Хемингуэй и Э. Уилсон.

Постоянные финансовые трудности заставляли Фицджеральда активно сотрудничать в популярных еженедельниках, куда он посылал рассказы преимущественно коммерческого толка (посмертно они собраны М. Брукколи в книге «Цена была высока», The Price Was High, 1979), не превосходящие уровень «хорошо сделанной» новеллы. Роман «Ночь нежна» (Tender is the Night, 934), много раз переделанный и опубликованный в том варианте, который автор не считал окончательным, предполагая к нему вернуться снова, подвел итог размышлениям Фицджеральда о трудных судьбах беспокойного молодого поколения 20-х гг., которое утрачивает свой прирожденный идеализм, впрямую столкнувшись с миром «очень богатых людей», вызывавших у писателя «тайную незатухающую ненависть». Он рассказал тягостную историю одного из таких «природных идеалистов», не только вынуждаемого действительностью к компромиссам, но как бы предрасположенного к ним, поскольку герой не способен выработать стойкую духовную позицию. В нем слишком укоренено пристрастие к иллюзии, романтической сказке, красивой мечте, не имеющей ничего общего с реальным положением вещей, отличающим американский социум. Катастрофа героя в конечном счете предопределена его беззащитностью перед миром, где происходит стирание индивидуальности. Мягкий, обольстительный сумрак ночи, манящий персонажей Фицджеральда, насыщен парами нравственного разложения.

С 1935 г., когда выяснилось, что у Зельды неизлечимое душевное заболевание, Фицджеральд работал штатным сценаристом Голливуда. Урывками он писал роман «Последний магнат» (The Last Tycoon), оставшийся неоконченным (опубл. 1941), но достаточно рельефно выразивший новые черты его творческой личности и справедливо расцениваемый как отклик на общественную ситуацию конца 30-х гг., характерную крайним обострением социальных антагонизмов. Основанный на впечатлениях Фицджеральда от Голливуда, роман переводит метафору «фабрики грез», которой является кинематограф, в философский план. Болезненное и целительное столкновение иллюзии и горькой правды о жизни показано как неотвратимый итог всей духовной атмосферы американской жизни межвоенных лет, хотя для героев оно оказывается трагедийным.

Откликаясь на острейшие противоречия времени, Фицджеральд в немалой степени был ими надломлен, однако при всех уступках враждебной ему судьбе сумел как художник подняться над преследовавшими его драмами и выразить пережитое им прощание с иллюзиями, типичными для американского сознания, как главный по значимости процесс, который определяет духовную историю США в XX в.

В 1977 г. на русском языке вышло его собрание сочинений в 3 т., а в 1983 г. — сборник, включивший в себя «Крах», фрагменты из записных книжек, письма, а также воспоминания современников.

Фолкнер (Faulkner), Уильям (25.IX. 1897, Нью-Олбани, Миссисипи — 6.VII.1962, Оксфорд, там же) — прозаик, лауреат Нобелевской (1950), Пулитцеровских (1955 — «Притча», A Fable; 1963 — «Похитители», The Reivers), Национальных премий.

До обращения к профессиональной литературной деятельности Фолкнер перепробовал немало занятий: был курсантом Британских военно-воздушных сил в Канаде, затем студентом университета Миссисипи, почтмейстером, служащим городской электростанции…

Первая публикация, датированная 1924 г., ничуть не обещала близкого расцвета мощного художественного дарования. То был сборник стихов «Мраморный фавн» (The Marble Faun) — ученические опыты, сразу же выдающие зависимость, порой эпигонскую, от поэзии французского символизма, прежде всего от С. Малларме. Затем появляются первые романы — «Солдатская награда» (Soldiers' Pay, 1926) и «Москиты» (Mosquitoes, 1927), в которых отразился психологический облик поколения, прошедшего через первую мировую войну и «век джаза». Но если в книгах Э. Хемингуэя и Ф. С. Фицджеральда этот опыт включен в историческое состояние мира, то романы Фолкнера представляют собой лишь поверхностный и поспешный отклик на злобу дня. Он еще не нашел своей темы в искусстве, слишком плотно и нетворчески сращен был с преобладающей художественной атмосферой времени. Отсюда — заемные характеры, выдуманные страсти, претенциозный стиль.

Подлинное рождение Фолкнера-художника состоялось несколько позднее. С публикацией на рубеже 20-30-х гг. романов «Сарторис» (Sartoris, 1929) и «Шум и ярость» (The Sound and the Fury, 1929) на литературной карте мира появляется новая страна — вымышленный округ Йокнапатофа на глубоком Юге Америки, «маленький клочок земли величиной с почтовую марку», где отныне будет происходить действие едва ли не всех произведений писателя. Это единство места, повторяемость персонажей и ситуаций придает фолкнеровскому миру завершенный характер, превращая его романы и новеллы в подобие современной саги.

Впоследствии, оглядываясь на пройденный путь, Фолкнер скажет: «Мне хотелось бы думать, что мир, созданный мною, — это нечто вроде краеугольного камня вселенной, что, сколь бы ни мал был этот камень, убери его — и вселенная рухнет».

Мера творческих усилий, таким образом, определена: Йокнапатофа, в представлении ее «единственного владельца и хозяина», мыслится как средоточие мировых страстей и конфликтов. Но для этого ейпредстояло разомкнуть свои строгие географические пределы и художественно доказать причастность судьбам человечества.

Между тем прежде всего бросается в глаза причастность иного, локального свойства — в жизни Йокнапатофского края и его обитателей отразилась сложная, драматическая история американского Юга. Фолкнер изображает реальный процесс — крушение старых рабовладельческих порядков, распад связанного с ними духовно-психологического комплекса, утверждение буржуазных основ действительности. Описывает, разумеется, не бесстрастно — его прозе присуща крайняя эмоциональная напряженность, что не в последнюю очередь объясняется происхождением писателя: он был потомком родовитой плантаторской семьи.

Молодой Баярд Сарторис, герой одноименного романа, изведал ужасы первой мировой войны, но не ее испытаниями объясняется тот трагизм, с каким герой воспринимает окружающий мир. В финале книги он фактически добровольно идет на смерть, и этот роковой шаг продиктован его нежеланием и неумением приспособиться к переменам, накатившим на родные края. Точно так же безумие Бенджи Компсона, чьим «монологом» открывается роман «Шум и ярость», являет собой прозрачную метафору вырождения прежних социально-этических норм Юга. О «южной» прописке фолкнеровских сочинений явно свидетельствует и то существенное место, которое занимает в них расовая проблематика. Еще в романе «Свет в августе» (Light in August, 1932) Фолкнер обратился к феномену вины белого человека, обронив фразу, что каждый ребенок с белым цветом кожи рождается на черном кресте. Да и весь сюжет этой книги вырос из столь болезненной для американского Юга ситуации: страдания и гибель главного героя книги, Джо Кристмаса, обусловлены составом его крови, в которой есть и негритянская примесь. А полтора десятилетия спустя Фолкнер напишет роман «Осквернитель праха» (Intruder in the Dust, 1948), в котором от имени одного из сквозных героев своего творчества, адвоката Гэвина Стивенса, выскажет собственные заветные мысли по поводу исторического развития Юга. Мысли, обремененные предрассудками, характерными для той социальной среды, к которой принадлежал писатель: мол, дело освобождения «народа Самбо» — это кровное дело самих южан.

В этом свете становится понятно, почему Фолкнера столь долго почитали (нередко почитают и сейчас) лидером школы «южного ренессанса», сложившейся в Америке к середине 20-х гг., т. е. ко времени литературного дебюта писателя. Идеологи этого направления, сгруппировавшиеся вокруг журнала «Беглец» (Fugitive), идеал социального развития видели в сельскохозяйственной «общине», сложившейся в южных штатах до Гражданской войны (см. ст. Дж. К. Рэнсом, А. Тейт, Р. П. Уоррен). Нравы и образы этой «общины» они эстетизировали в своем художественном творчестве. Легенда старого Юга как обители духовной свободы, цельности, красоты отчасти отозвалась в творчестве Фолкнера — это бесспорно.