Джей Амбершел - Жить из основы Бытия
Я всегда спокойно относился к змеям, но пауки мне казались зловещими и опасными. Единственное взаимодействие с пауком, которое приветствовалось раньше мною, – расплющивание его газетой или ботинком. Но с тех пор как я обнаружил свою безголовость, не могу себе представить, как можно относиться к ним с такой неосознанной жестокостью.
Теперь я просто прогоняю их, если они оказываются в коридоре, который я подметаю. Если же я опасаюсь, что их могут убить другие, то переношу их в более безопасное место. Однажды, увидев паука «черная вдова» всего в нескольких дюймах от своего лица, я ощутил в груди прилив чувства. Однако это оказался не страх. Это было благоговение, типа того, которое можно испытать, если выйти из дома на заре и увидеть самый поразительный рассвет в своей жизни.
Вчера на листочке подсолнуха сидела цикада размером с мой большой палец. Другой заключенный – смотритель, ответственный за сад, – взял ее с листочка и понес в Управление, в шутку положив ее на стол, чтобы посмотреть, как отреагирует одна служащая. Она с ужасом отпрянула и если бы так не боялась подойти к цикаде поближе, то наверняка раздавила бы ее первым попавшимся под руку предметом. Все засмеялись, а смотритель отнес цикаду обратно на ее листик. Когда он ушел, я решил рассмотреть ее получше.
Из всех насекомых, которые попадались на моем жизненном пути, заползали на меня, кусали и жалили, забирались мне в волосы или в еду, это впечатляло самым странным образом. Сначала я посмеивался, потому что она напоминала мне одну из тех неповоротливых машин «седан» 1950-х гг. – своего рода двухтонный «бьюик» с крыльями. Однако чем больше я на нее смотрел, тем больше видел чудо ее экзотической красоты, замысловатую структурную изысканность ее прозрачных крыльев… Внезапно мысли остановились и осталось только Видение цикады. Не было никакого «я», которое видит нечто отличное от «себя», только цикада и листик, и никого, кто бы смотрел на них, – и затем, что было еще более странно, появилось смутное чувство того, что цикада смотрит сама на себя! «Как это возможно? – задал вопрос голос, возникший практически ниоткуда. – Что это такое, боже мой?!»
И кто мог бы ответить на такой вопрос? Я не знаю. Я знаю только, что никогда этого не узнаю. И все же, что бы Это ни было, Оно продолжает спрашивать и тем удивляет Само Себя, ошеломляет Само Себя, полностью озадаченное собственным бытием, возникающим без всякой причины, не имеющим ни начала, ни конца, не зависящим ни от чего, кроме как от Ничего. Правда, что же Это Такое?!
У этих букашек, с которыми я делюсь этой изумительной Пустотой, есть свой ответ на этот вопрос, не имеющий ответа. «Давай, – как будто говорят они, – будь и занимайся своими делами».
Письма из дома
Прямо перед Рождеством моя дочь попыталась покончить с собой, проглотив 150 болеутоляющих таблеток и запив их бутылкой водки. Когда она, уже в больнице, вышла из комы (ее нашла подруга, которая и вызвала скорую), то сказала, что была совершенно подавлена, поняв, что все еще жива.
Эта попытка была кульминацией трех лет депрессии, начавшейся со смерти ее брата (ее лучшего друга) и закончившейся в прошлом году крайне неудачным браком. Ее, все еще вынашивающую мысли о самоубийстве, друзья отговаривали посещать меня, уверенные в том, что это будет прощанием со мной. Но она все же приехала, и в какой-то момент нашего свидания, сам находясь в отчаянии, я решил показать ей эксперимент Дугласа «с указыванием». Не помню, чтобы я сказал ей, для чего он нужен; мне кажется, я описал это как игру или забавную странность.
Комната для свиданий в тюрьме обычно полна народу, столы находятся близко друг к другу, но я знал, что моя дочь готова попробовать все, что угодно. Поэтому я попросил ее указать на ближайший стул, обратить внимание на его форму, цвет, плотность, на ощущение того, что он – предмет, который находится где-то там. Затем она указала на свою ступню, обращая внимание на то, что она также была плотной вещью с цветом и фактурой. Она указала на свое колено, свое бедро, свой живот и, наконец, на свою грудь, останавливаясь и обращая внимание на форму и вещественность каждого из них.
В конце концов она указала туда, откуда смотрела, и я попросил ее развернуть свое внимание на 180 градусов и сказать мне, что она видит – не то, что она думает, что видит, не то, чему ее учили, а то, что она действительно видит в настоящий момент.
Она сказала: «Мой нос?» Я ответил: «Хорошо, неясные очертания носа. И что еще?» После паузы она озадаченно сказала: «Мое лицо?..». Я спросил: «А ты видишь свое лицо?» То, что произошло дальше, было одним из самых запоминающихся мгновений моей жизни – она замерла от удивления, а затем слезы буквально полились у нее из глаз, и она застонала, закрыв лицо руками, а когда она вновь посмотрела на меня, то сказала: «О Боже! Оно всегда было там!»
И это было началом, началом конца жизни, которая у нее не задалась. За последний год она потеряла свою прибыльную работу, жилье, машины – все, и теперь была бездомной без гроша в кармане. Вот как она описывает тот момент в комнате для свиданий:
«Я сразу это поняла! Это вернуло меня к тому, что я помнила, когда была ребенком. Как будто включили свет, и ко мне вернулся мой дар! Это „я“, которой было так больно, вовсе не была мной – какой фарс! До меня дошло, да еще как – такое невозможно было пропустить! Фонтан эмоций, слезы, мурашки – в тот момент было все!»
И вот что она написала в последующие недели:
«У меня практически нет денег, но это не имеет значения. Впервые я понимаю, что счастлива. Раньше я никогда не могла дать определение счастью. Теперь просто слушать других людей стало настоящей радостью. Как будто когда я Вижу, я перестаю думать – я просто впитываю того человека, который передо мной находится. Я в буквальном смысле ощущаю, как его слова растворяются в осознавании и становятся частью меня.
Красота Видения в следующем: я не спрашиваю, почему, как, что, где или когда. Это просто есть и всегда было. В Видении нет никаких вопросов. Разговаривая сегодня с моим другом Д., я увидела его ясность. Я увидела нечто поразительное: я не увидела между нами ничего – никакого расстояния, никакого пространства, никаких барьеров. Никогда раньше я не ощущала такой покой.
Видение случается тогда, когда я меньше всего его ожидаю. Когда оно происходит, ничто не остается прежним. Я не знаю, как ощущают это другие, сразу ли это изменило их жизнь, но для меня – несомненно. Я знаю, что другим это может показаться странным, но когда я что-то делаю, я также Вижу: делаю ли повседневную работу по дому, читаю ли книгу, смотрю ли телевизор, ем ли (тарелка, вилка, еда, которую я помещаю в Ничто!). Это не что-то, для чего мне нужно прилагать усилия. Осознавание просто берет на себя руководство».
Позже она прислала некоторые свои дневниковые записи:
«Я люблю Видеть, когда засыпаю. Раньше мне было трудно заснуть, в голове постоянно крутились мысли о прошедшем дне или о том, что я буду делать завтра. Сначала Видение перед сном давалось с трудом, но сейчас это успокаивает, умиротворяет. Я закрываю глаза, и вот я в не-расстоянии, во Вселенной. Его безмерность бездонна, однако я в своем Ничто не являюсь ничем. Оно здесь. То, что там, есть и здесь. Это как колыбельная, и я умиротворенно засыпаю. Я также проделываю это в течение дня. Я закрываю глаза и вижу Ничто. Я вижу, что у меня нет зрения, нет способа определять визуальный мир. У меня нет ничего, никаких воспоминаний, никакого понятия о том, из чего состоит окружающее. Там внутри я вижу лишь безбрежность, и нет слов, чтобы описать ее необъятность. Она охватывает все. Это место, где происходит все, Я и есть все это, нетронутая и недостижимая.
Когда я была ребенком, я знала себя как часть мира. Это был мой мир. Даже когда я смотрела вовне, я видела себя внутри, как будто я одновременно смотрела вовне и вовнутрь. Был свет, и мысль, много мыслей, выстраивающихся на других мыслях, пустота и вместе с тем не пустота.
В детстве мое имя часто менялось, так как мои родители скрывались от властей. И несмотря на то что по настоянию родителей часто приходилось запоминать новое имя, я всегда оставалась собой, своим лучшим другом. Я доверяла этому внутреннему свету. Я помню, как мне нравилось просто сидеть и Видеть. Я не знала, что у этого есть название. Я говорила себе, что у меня было нечто особенное. Я думала, что ни у кого больше нет этого особого дара. Когда я смотрела в зеркало, то видела там маленькую девочку, которая была похожа на свою маму, папу и брата. Я видела шрамы от укуса собаки и грустные глаза. Но я помню, как говорила: это не я, настоящая я – это та, которая есть, когда я не смотрю на себя! И одновременно с тем смеялась, ощущая себя утешенной.
