Бхагван Раджниш - Ма-цзы: пустое зеркало
Посиди несколько минут,
вспоминая свой опыт,
вспоминая, где ты был,
кем ты был.
С каждым днем это должно становиться все глубже и глубже.
— Хорошо, Маниша?
— Да, любимый Мастер.
— Можем ли мы отпраздновать праздник десяти тысяч будд?
— Да, любимый Мастер.
Спелая слива
Наш любимый Мастер…
Однажды, направляясь домой из Цзянси, Ма-цзы решил посетить своего старого учителя Нангаку. После того как Ма-цзы возжег благовония и поклонился Нангаку, тот прочел ему следующий стих:
«Мой совет тебе — не возвращайся домой.
Если же ты отправишься,
Дао останется недвижимым.
Старуха,
живущая по соседству,
заговорит с тобой, назвав тебя по имени,
которое ты носил в детстве».
Ма-цзы, выслушав с почтением слова своего учителя, поклялся себе никогда не возвращаться домой, как часто бы он ни перерождался. Оставаясь в Цзянси, он собрал учеников из всех уголков Китая.
Однажды монах по имени Та-мэй посетил занятия, которые проводил Ма-цзы. Та-мэй спросил учителя:
— Что есть будда?
— Это ум, находящийся в «здесь и сейчас», — ответил Ма-цзы.
Услышав это, Та-мэй обрел просветление. Он отправился в горы и в течение многих лет почти не замечал, как движется время, — лишь видел, что склоны становятся то зелеными, то желтыми. Как-то Ма-цзы послал в горы монаха, чтобы тот испытал Та-мэя. Монах спросил:
— Помнишь, когда ты впервые увидел Ма-цзы, какие его слова помогли тебе обрести просветление?
— Когда Ма-цзы сказал мне: «Ум, находящийся в «здесь и сейчас» и есть будда», — ответил Та-мэй.
— А сейчас он говорит совсем по-иному, — продолжал монах.
— И как же? — спросил в свою очередь Та-мэй.
— Сейчас Ма-цзы говорит, что тот самый ум, который является буддой, не является ни умом, ни буддой, — ответил монах.
— Ах этот старый хитрец! — воскликнул Та-мэй. — И когда он в конце концов прекратит сбивать с толку людей? Пускай же ему остается его «ни ум, ни будда», мне же по душе старое высказывание: «Ум, находящийся в «здесь и сейчас», и есть будда».
Когда Ма-цзы услышал об этом диалоге, он сказал: «Слива созрела».
Маниша, очень важно помнить о том, что мастер дзэн не философ. Он не рационален. По существу, он глубоко иррационален и абсурден, но в абсурдности и противоречивости своих высказываний ему каким-то образом удается донести до тебя ясную мысль. Сегодня он может говорить одно, завтра — что-то совершенно другое. Если попытаешься применить логику, может показаться, что тебя хотят запутать. Но одну и ту же вещь можно сказать по-разному. А мысль может быть донесена и сквозь противоречия.
Одно из величайших достижений дзэн состоит в том, что он не знает противоречий. Все здесь выражает одну и ту же истину, одну и ту же реальность. Самый маленький листочек и самая большая звезда несут вам одно и то же послание. Ничто не ниже и ничто не выше — здесь нет иерархии. Истину невозможно выразить каким-либо образом. Но, желая выразить невыразимое, можно применять противоречивые слова. Они будут указывать на одно и то же.
Два разных пальца двух разных людей под разными углами могут указывать на одну и ту же луну. Уму это может показаться слишком сложным для постижения. Но задача дзэн состоит в том, чтобы так нагрузить ваш ум, чтобы вы, устав от ума, решили бы от него отдохнуть. И в этот самый миг, в миг отдыха от ума, вы оказываетесь перед дверью истоков бытия.
Вот маленькая, но очень поучительная история:
Ма-цзы оставался при своим учителе, Нангаку, более десяти лет.
Покинув его, он стал настоятелем храма Гай-цзюанъ в Цзянси.
Отправляя службу, он всегда придерживался наставлений шестого патриарха Эно. Особенно важной он считал мысль о том, что будда не может существовать за пределами чьего-либо ума.
Слово «ум» можно понимать как ум обыденный, полный мыслей, эмоций, воспоминаний и привязанностей. И этот же ум можно представлять себе пустым. Вы можете освободить его от всех мыслей и эмоций. И в тот самый миг, когда ум станет пустым, различие между умом и не-умом исчезнет — здесь нет внутреннего противоречия.
Далеко не все мастера способны сказать: «Ум, находящийся в здесь и сейчас содержит в себе будду». Главным условием здесь является то, что ум пуст. Тогда сам ум и есть будда.
Будда говорил так: «Само это тело — будда. Сам этот ум — райский лотос». И в то же время он неоднократно повторял, что не существует ни тела, ни ума. Что же он хотел выразить этим противоречием? Он просто хотел сказать, что, если не отождествлять себя с телом, это тело может стать буддой, как и любое другое тело в этом мире. Если же ум не наполнен мыслями, он столь же просторен, как само небо. Будда не противоречит самому себе. Он просто использует противоречивые способы, чтобы указать вам на истину.
Именно Эно представил Ма-цзы Нангаку. Эно был уже стар, а Ма-цзы — очень молод, поэтому Эно не стал брать на себя ответственность обучать Ма-цзы медитации. Ответственность за его обучение была передана преемнику Эно, Нангаку. Слова же, с которыми Эно обратился к Нангаку, представляя Ма-цзы, были сами по себе очень значительными: «Отнесись к этому юноше с большим вниманием. Он будет буддой и будет твоим преемником, как и ты — моим. Будь почтителен с ним — ведь в твоих руках сейчас находится человек, готовый стать буддой в любое мгновение».
Ма-цзы оставался очень близким к Эно, хотя тот и не был его учителем. Но Эно сумел увидеть его потенциал — его возможности, его незримое для других будущее. В то же время он видел приближение собственной смерти. Потому Эно считал, что не вправе сейчас брать на себя ответственность воспитывать ученика, тем более ученика, нуждающегося в особой заботе, ученика, в котором в любую секунду мог произойти взрыв. Вот почему старик Эно решил, что для Ма-цзы будет лучше, если он передаст его в руки своего преемника Нангаку.
Нангаку же был вполне самостоятельным мастером. Его учение не было слепым повторением наставлений Эно. В мире дзэн вовсе не требуется, чтобы ученик следовал своему учителю во всех деталях. Главное здесь, чтобы ученик осознавал присутствие учителя, его основные взгляды. Ученик не может полагаться на собственную веру — он должен пройти испытание. Доктрины и воззрения не важны в дзэн. Важно лишь присутствие учителя и его осознание, а также то богатство, которое несет с собой осознание.
Эно никогда не просил Нангаку следовать его учению — у Нангаку был свой собственный взгляд на вещи. Но Эно избрал своим преемником именно Нангаку. Это очень странно. Такое не происходит больше ни в одном уголке мира. Люди требуют от своих преемников, чтобы те следовали им в каждой детали. Но дзэн уникален во всем. Здесь не ставится вопрос о том, что кто-то должен кому-то следовать. Здесь речь идет только о реализации. У человека могут быть иные методы, иные средства, иной подход, но, если этот человек реализовался, он может стать преемником.
Но как ни странно, несмотря на то, что Эно передал ответственность инициации в руки Нангаку, Ма-цзы оставался близок к учению Эно, указывал на истину теми же способами, что и Эно. Эно увидел его будущее. Нангаку заботился о нем и помог ему стать просветленным мастером. Ма-цзы неизменно чувствовал благодарность к Эно именно за то, что тот отказался посвящать его в дзэн — ведь смерть шестого патриарха была не за горами, — а передал его в руки нужного человека. Близилась весна Ма-цзы. Он должен был расцвести, когда Эно уже не станет.
Безусловно, Ма-цзы и Эно, хоть их и не связывали отношения учителя и ученика, были очень близки друг к другу. Их сердца начали биться в одном ритме. Учение его учителя во многом разнилось от учения Эно.
Это касалось и высказывания о том, что «нет будды за пределами ума».
Но не забывайте, когда Эно говорит «ум», вы можете перевести его слова для себя как «не-ум». Он подразумевает «пустой ум», а это то же самое, что и «не-ум». Что остается в пустом уме? Только пространство. Вы можете называть это как вам вздумается — умом или не-умом. Это одно и то же, но не с точки зрения доктрины, а с точки зрения экзистенциального опыта.
Однажды, направляясь домой из Цзянси, Ма-цзы решил посетить своего старого учителя Нангаку.
Да, Ма-цзы сейчас уже самостоятельный мастер. Он ушел в Цзянси, а сейчас направлялся оттуда домой и «решил посетить своего старого учителя Нангаку. После того как Ма-цзы возжег благовония и поклонился Нангаку, тот прочел ему следующий стих…»
