Элиза Дальян - В поиске чудесного: Исцеление осознанностью
Много лет спустя я узнал, что Будда умер. Я сел в лодку и поплыл на середину озера. Там я дал волю чувствам: рыдал от горя и ощущения утраты. Меня окружала невероятно красивая первозданная природа, которую я любил и ценил выше всего на свете, но красота озера, деревьев и неба не могла сравниться с красотой Будды. Я горько сожалел о том, что упустил драгоценную возможность, которая выпадает человеку раз за многие согни воплощений — я мог находиться рядом со столь великим человеком, каким был Будда, и лишился этого из-за мелкой прихоти своего «я». И вот когда мои страдания достигли пика, я вдруг услышал любящий, полный сочувствия голос Будды, который шептал мне на ухо: «Чарайвети, чарайвети» (продолжай свой путь, продолжай свой путь). Я понял, что хотя я и покинул его, он никогда не оставлял меня, и все эти годы был рядом. Я осознал, что в своей безграничной мудрости он всегда знал, что я не смогу остаться с ним и привыкнуть к жизни монаха. И несмотря на это, он все же принял меня и даже после смерти помог мне трансформировать боль в надежду. Когда я, исполненный бесконечной благодарности, склонился к его ногам, мои слезы высохли, а сердце наполнилось любовью.
ххх
Я был суфийским дервишем. Я избрал путь любви и искал способ растворить свое эго и обрести Бога, Возлюбленного. Я старался радоваться всему, что приносила мне жизнь, и проживать ее наполненно. Я наслаждался своими ощущениями и получал удовольствие от маленьких мирских радостей. Я кружился* танцевал и праздновал великолепие жизни. Я был предан своему мастеру и хотел всегда быть рядом с ним. Для меня он являл собой дверь в Божественное. Однако мастер решил исцелить мою привязанность к нему и послал меня вместе с другими учениками в поход через пустыню.
Я не хотел уходить от него и собирался в путь с большой неохотой, так как чувствовал, что это путешествие может стать для меня последним. Я боялся, что больше никогда его не увижу, что его не окажется рядом, когда мне будет угрожать смерть. Я знал, что поход будет опасным и шансов выжить у меня ничтожно мало, ведь пустыня жадно пожирала всех, кто в нее попадал, — и людей, и животных. Я чувствовал, что мастер испытывает мое доверие и пытается научить меня приятию и умению сдаваться. Посылая меня в пустыню, он знал, что это странствие может стать последним — либо для моего «я», либо для тела.
Несмотря на все свое внутреннее знание, я не мог справиться с собой и сопротивлялся предстоящему походу, вместо того чтобы радоваться и принять тайну происходящего. Мне никак не удавалось поверить в то, что мастер придет мне на помощь в минуту опасности. Несколько недель спустя я умер — мои предчувствия оправдались. Я очень явственно помню момент смерти. Она пришла, будто внезапно распахнулась дверь в неведомое. Я колебался, и через мгновение осознал, что мог освободиться от своего «я», если бы доверился и сдался неведомому. Я увидел, что мне помешало собственное недоверие и страх: я опасался, что мне не удастся пробудиться самостоятельно без помощи мастера, и потому упустил драгоценное мгновение смерти и возможность пробуждения. Оставив тело, я осознал, что мастер постоянно был рядом, однако выбор оставался за мной, как и ответственность за решение сдаться.
ххх
Я был тибетским монахом. Мне хотелось научиться умирать осознанно. Мастера Тибета постигли тайну смерти и умирания. Они могли помочь человеку перейти из одного воплощения в другое. Этот переход они называют «бардо».
Монастырь прятался от внешнего мира за стеной заснеженных гор. Большую часть года в этих местах было холодно, и жизнь в монастыре превращалась для его обитателей в ежедневное тяжелое испытание. И хотя я тепло относился к своим товарищам и искренне стре- милея постичь мудрость буддийских учений, меня очень тяготил местный суровый климат. Я постоянно ощущал, что лишен многих радостей: еды, музыки, танцев, близких отношений, возможности помыться, летнего тепла и зелени деревьев. Я с трудом выдерживал строгие требования устава и длинные, холодные зимы. Уйти из монастыря я не мог, но привыкнуть к его распорядку мне тоже не удавалось.
Обычной практикой в монастыре были длительные посты, сопровождаемые медитациями. Они длились двадцать один день и проводились для очищения. Раз в день нам давали воду и маленький кусок хлеба. Однажды, во время одного из таких постов я ощутил невероятную подавленность. Я решил, что ринпоче (учитель) не знает о моих страданиях и ему нет до меня никакого дела. Меня охватило крайнее отчаяние, я почувствовал себя так, будто угодил в западню. Мне казалось, что единственный выход для меня — смерть. Охваченный болью и отчаянием, на седьмой день поста я прыгнул с утеса и погиб.
И только оставив тело, я понял, чему пытался научить меня мой ринпоче (Лама Кармапа). Я увидел, как вокруг него собралась группа монахов, готовых выслушать, что он скажет о моем самоубийстве.
Я словно увидел его впервые. За его внешней отстраненностью скрывались любовь и сострадание. Я увидел, что был невежествен и отождествлял себя со страданиями, вместо того чтобы просто наблюдать за собственным сопротивлением и принимать его. Ринпоче немного помолчал, а затем обратился к одному из присутствующих монахов с такими словами: «Будь уверен, ты обязательно вернешь этого монаха в наш круг».
Еще один шанс пробудиться
Наступил 1952 год. Я наслаждалась райским блаженством материнской утробы, где могла просто быть, ничего не опасаясь и ни о чем не заботясь. Я просто существовала, купаясь в блаженстве и пребывая в состоянии тотальной сдачи. Я получала все, что мне было нужно, мне ни о чем не приходилось заботиться. Вдруг я ощутила, как могущественная и загадочная сила выталкивает мена из лона матери. Поначалу я сопротивлялась. Я не хотела покидать это райское место. Но как бы я ни старалась, эта сила настойчиво выталкивала меня наружу. Наконец я поняла, что не могу сопротивляться этому натиску, и отказалась от борьбы. Вдруг на меня нахлынули воспоминания о Земле и ее красоте. Я с волнением подумала, что смогу снова увидеть огромное голубое небо, ощутить теплоту солнечных лучей и услышать шелест ветра в ветвях деревьев. Я сдалась и появилась на свет.
Помню, как я лежу в кроватке, а вокруг — множество других кроваток с младенцами. Одни вели себя тихо, другие кричали. Единственное, чем нас можно было отличить, были имена, которые дали нам родители. Мне досталось имя Элиза.
В огромной палате, где нас держали, всегда было светло и шумно. Днем и ночью над нами светили яркие флуоресцентные лампы. Я долго кричала, пытаясь объяснить медсестрам, что свет мне мешает и я не могу заснуть. Но моих криков никто не понимал. Обессиленная, я сдалась и затихла. Я пришла к выводу, что люди неосознанны, черствы и равнодушны.
ххх
Первые двадцать четыре года жизни я провела в Ереване, столице бывшей советской республики Армения. Город расположился в долине у подножия величественной горы Арарат, где, согласно Библии, находятся остатки легендарного Ноева ковчега. Мои родители, армяне по национальности, перебрались в Армению в 1946 году после Второй мировой войны. Отец родился в 1915 году на нынешней территории Турции, а мама появилась на свет в 1930 году в Афинах, столице Греции. Их брак был устроен родителями, и хотя они были добрыми и скромными людьми, союз оказался неудачным. Отец по своему складу был консерватором, а мама придерживалась либеральных, свободных взглядов.
В девять месяцев я научилась ходить. Отвергнув помощь взрослых, я делала свои первые шаги, осторожно переступая вдоль дивана.
ххх
Когда мне было пять лет, я увидела, как умирает мой дедушка, мамин отец. Он болел раком, его мучили сильные боли. Я видела, как он схватил флакон морфия, который принимал для облегчения страданий, и стал жадно из него пить, а мама с тетей безуспешно пытались эту бутылочку отнять. Выпив все до дна, он лег на кровать и затих. Вскоре он перестал дышать.
Той ночью я не могла заснуть, мне казалось, что он где-то рядом, в моей комнате. Было очень страшно. Вспоминая его неподвижное мертвое тело, я осознала, что однажды тоже умру, а мир будет существовать и дальше, после моей смерти, как и теперь, когда умер дедушка. Солнце по-прежнему будет светить, деревья — расти, люди будут жить своей жизнью, ничего не изменится, даже когда меня не станет. Я подумала, что бояться смерти — бессмысленно, ибо однажды она случится и со мной, как только что случилась с дедушкой. Эта мысль заставила меня задуматься: «Кто я? Зачем я здесь? Откуда явилась в этот мир? Куда уйду после смерти?»
Я откуда-то знала, что уже умирала, и вот опять живу в этом мире. Я знала, что все временно, даже мое тело. Я думала, что смерть не может отделить меня от меня самой, даже когда она отделит меня от тела и внешнего мира. Я расслабилась, и страх смерти немного стих.
