Владимир Файнберг - Скрижали

…Он ехал в Юркин офис. Ехал опять раньше назначенного срока. Чувствовал себя выпотрошенным, не оставалось никаких сил думать, действовать, чего‑то хотеть. Словно присутствие при сеансе связи с Куратором вытянуло всю энергию…

«А черт его знает, вдруг, правда контакт? Космический. — Борис вёл машину как автомат. — «Ганнибал улыбкиІ. Кому на земле такое взбредёт в голову? «Пастырь греховной обителиІ… С другой стороны — гадость какая‑то. Приходит к ней каждую ночь… Небось не кто иной, как её же папаша, больше некому. Если не просто бредни старой девы. «Колокол победыІ… Вот и проверим — найдётся Крамер, получу сейчас адрес или нет. Март. Фруктов давно не ем. Наверное, весенний авитаминоз, упадок сил. А там море, лимоны, апельсины».

Когда Борис въехал во двор бывшего райкома партии, вышел из машины, теплынь обняла его. Словно не было утренней метели. Закружилась голова. Он отдёрнул «молнию» куртки. Постоял у газончика, где среди мусора виднелись зелёные стрелки травы. Продышался. Вдруг он поймал себя на странном чувстве: стало жаль уезжать из этой страны невероятных, непредсказуемых людей и такой же сумасшедшей погоды.

Опять прошёл мраморным вестибюлем, спустился в полуподвал, опять отворил тяжёлую дверь.

Секретарша Таня сидела на своём месте, кричала в трубку телефона:

— Хи аут. Кол тумароу!

— Хэлло! Спикаешь инглиш, крошка? — Борис направился прямо к кабинету.

— А вы, видно, не слишком! Говорю: его нет, — она положила трубку, встала, распахнула перед ним дверь, зажгла в кабинете свет. — Все ушли. А Табукин сказал, что поехал по вашему делу, просил обождать. Чай? Кофе?

— Пожалуй, чай. — Борис прошёлся по ковру, устилавшему пол, снял с себя куртку и шарф, бросил на короткий кожаный диван.

Юркин стол был пуст. Борис подёргал ручку одного ящика, другого. Заперты. В стенном шкафу на полках стояли книги издательства «Руслан», скоросшиватели, папки с рукописями. Притворив дверь шкафа, он обратился к зарешеченному окну, и как током пронзило: на подоконнике лежала знакомая книжка. Да, это была она, книга Артура Крамера «Здесь и теперь».

— Всё готово! — Таня вошла с расписным подносом, на котором стоял заварочный чайник, два стакана в подстаканниках, сахарница, блюдце с нарезанным лимоном, вазочка с сухарями. — Садитесь. Сейчас закрою фрамугу, задёрну шторы.

Она опустила поднос на длинный стол для заседаний, подставила стул, взобралась на подоконник.

Хлопнула фрамуга, взвизгнули кольца шторы. Борис стоял, смотрел на полноватые длинные ноги, выше колен обтянутые короткой юбкой.

— Лови меня! — приказала вдруг Таня, прыгнула на него.

Прижал к себе, поволок к дивану, на ходу задирая юбку…

— Кто ж тебя исцарапал? — спросила она, когда всё было кончено. — Ты, кот……., будешь ещё лезть со своими проповедями? Думаешь, сразу не раскусила, кто ты есть, чем дышишь? Такой же, как все! Прилетишь в Израиль — привет жене! От секретарши Тани Серегиной.

— Откуда ты знаешь? Откуда?

— Вот сиди думай, откуда, господин Юрзаев… — Ее лицо горело ненавистью. — Пойду мыться. От таких, как ты…

Она вышла. А Борис походил–походил вдоль стола, потом схватил с дивана свою кожаную куртку, вытащил бумажник, достал пятидолларовую купюру. «Пусть подавится, — думал он, — чтоб знала, кто такая. И как её зовут».

Он глянул из кабинета. Приемная была пуста. Борис шагнул к секретарскому столику, бросил купюру поверх клавиатуры пишущей машинки.

— Дешево ценишь, — раздалось над ухом. Тяжело дыша, Таня стояла рядом с полотенцем через плечо и мыльницей в руке. — Куплю в валютке туалетной бумаги…

— Таня! Между прочим, я тебя ни о чём не просил, — сказал Борис, и в ту же секунду защемило на сердце: «Зовут, как Танюшку, как дочку…»

Он резко повернулся, пошёл в кабинет, растирая покрытое шрамами горло — душила щитовидка или то, что от неё осталось. На подоконнике из‑под задёрнутой шторы торчал угол книги Крамера.

Нужно было взять себя в руки. Он надел куртку, сел за стол, налил себе чай. «Пронюхали, заинтересовались, — думал Борис. — Таню подставили. Нарочно. Книга на виду. Нарочно. Открылся, как дурак, перед Юркой. Попал в лапы. Сейчас же встать, дерануть. И с концами. А как же добыть Артура? И я теперь тоже на крючке…»

Его подозрения подтвердились, когда пришёл генеральный директор.

— Уже сидишь, ждёшь в засаде, фрайер? — сказал Юрка, снимая и вешая в шкаф широкий, с накладными плечами плащ и становясь щуплым шпендриком. — Пляши чечётку! Чего уставился? Скажешь, зачем нужны эти «Скрижали», — получишь адрес. Вот он, здесь, — Юрка похлопал по карману пиджака.

— Я же говорил: рукопись научной работы, хочу развить, напечатать в Израиле.

— Не лепи горбатого! — Юрка подсел к столу, тоже налил себе чая. — Если «Скрижали» — такой же роман, как этот, который я за ночь прочитал, мы могли бы напечатать тиражом в пятьсот тысяч, отстегнул бы ему два процента с каждого экземпляра.

— Встречу — скажу.

— Ну вот, попался. Значит, не научная работа?

— Не знаю. В руках не держал.

— Кто держал? Может, он там пишет, как лечить рак? — Юрка проницательно глянул в глаза.

Борис знал: главное — не отвести взор.

— Юрка, ты ведь помнишь, у меня после тюрьмы был рак. Щитовидки. Если б он мог — он бы вылечил.

— Наверное… — Юркина рука опустилась во внутренний карман пиджака, достала оттуда листок. — Здесь рабочий телефон, адрес Стаха Ивана Степановича, директора заповедника. Там сейчас обретается Артур Крамер. Держи. Вчера они заезжали к пограничникам.

«Не знает, что мы тогда не были знакомы. Не знает!» — Борис даже не взглянул на бумажку, сунул в карман, встал. — Спасибо.

— Так скажи, пусть тащит «Скрижали» ко мне. Хотя не надо. Сам его найду, когда вернётся. Какого числа улетаешь в Израиль?

— Должен семнадцатого. Обещали билет за взятку, — врал Борис.

Билет не на семнадцатое, а на пятнадцатое давно уже был у него на руках.

ФРАНКЛИН МЕРЕЛЛ–ВОЛФ. «ПУТИ В ИНЫЕ

ИЗМЕРЕНИЯ»

(Конспект)

При медитации не стараться фиксироваться ни на чём, просто отвлечение… И приходит ПОТОК, в который входишь с ЛЕГКОСТЬЮ ДВИЖЕНИЯ МЫСЛИ.

* * * * *

Если пишешь, находясь в ПОТОКЕ, литературные правила должны отбрасываться, когда они действуют как барьер для Смысла.

* * * * *

Выступая перед людьми, оставлять больше места спонтанности, нечто вроде ПОТОКА, т. е. не фиксировать форму. И это передаётся аудитории.

* * * * *

Человечество НЕ ЗНАЕТ. Неведение и есть ЗЛО.

* * * * *

Читая мистические писания, нужно не искать объективный смысл, а как бы пропускать через себя ПОТОК. Будет отзвук. Снова возвращаться, и придёт понимание. Обнаружится Живое Присутствие.

* * * * *

А ведь есть иные миры, ТОЖЕ ВОПЛОЩЕННЫЕ, но бесконечно выше нашего болота.

* * * * *

«Оккультный» означает всё, что скрыто для данного уровня сознания. Мы для собак оккультны.

* * * * *

Суеверие (следствие показа чудес, столь требуемых публикой) есть роковой барьер к Богопознанию.

* * * * *

Низведение творческого принципа в нечистое сознание — это и есть грех. И тогда, чем более нечисто сознание, тем худшие последствия навлекает на себя человек.

* * * * *

Способствуя развитию уровня другого человека, ты довершаешь и собственное озарение. Таким образом, служа другим, служишь себе.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Все утро они тряслись на газике по предгорьям, зная, что незримые дозоры бережно передают их от заставы к заставе. Слева то приближались, то отдалялись безжизненные рельсы железной дороги.

Майор Иваненко хотел было придать машину сопровождения — «БМП» с солдатами. Стах отказался. Объяснил: он сам и его драндулет известны здесь каждому на тысячу километров окрест, никто не тронет.

— А если банда с сопредельной стороны? — спросил майор и все‑таки заставил взять израильский «узи» — трофей, отобранный на днях у очередного контрабандиста.

Сейчас этот автомат лежал сзади на полу машины, куда положил его Стах, и это соседство не нравилось Артуру Крамеру.

Не нравилось ему и безлюдье вокруг, и то, что они ехали не по магистрали, а крались грунтовыми дорогами, минуя кишлаки, откуда не доносилось ни звука. На полях никто не работал, хотя они были засеяны, уже лоснились густыми зелёными всходами овощей, хлопка.

Но больше всего не нравилось Артуру то, в чём сразу же по выезде с погранзаставы повинился Стах. Вроде бы надёжный, родной — вот он, рядом, вертит рулём, напряжённо следит за дорогой, переключает скорости, и этот родной человек, что называется, «подставил» его так, что впору немедленно возвращаться в город, добывать авиабилет, уносить ноги обратно. Именно подставил. Свалил свой груз на другого и сам сознаёт это. Что особенно отвратно.