Кора Антарова - Две Жизни
– Вы были его другом. Не поверю, что вы злы или мстительны. Спасите, спасите дитя пастора! Алиса истинно его дочь. Пусть я понесу кару за свою неправедную жизнь, спасите только Алису.
Отчаявшись и не понимая толком, могут ли быть услышаны её мольбы, она опустилась на колени, прижалась лицом к ожерелью и всё продолжала молить лорда Бенедикта с жаром и верой; так она ещё ни разу в жизни не обращалась к Богу. В её истерзанном сердце, в её смятенном мозгу всё смешалось в какой-то бред. Она перестала понимать, где кончалась действительность и начиналась её фантазия. Ей вдруг почудился какой-то утешающий голос, ободряющий, милосердный:
– Не в одно только это мгновение, но во все оставшиеся тебе дни вспоминай мужа и моли его о помощи. Храни чистыми камни, что даны тебе милосердной рукой. Не отчаивайся. Всё, что прибегает с мольбой к милосердию, найдёт в нём себе пощаду. Перестань плакать. Мужайся. Действуй так, как будто рядом с тобой стоит твой муж и знает обо всём, что с тобой происходит. Не прикасайся к вещам и лекарствам, что тебе дадут. Брось их в камин, и когда останешься одна, жди указаний, как поступить дальше.
Так явно, казалось леди Катарине, она слышит шепот, что она приободрилась, выпрямила спину и начала приводить себя в порядок.
В доме слышался раскатистый смех, несколько голосов говорили одновременно, по коридору и передней несколько раз пробегали. Долетали до неё слова о подвенечном платье, о том, что пора ехать, но о пасторше никто не вспоминал. Наконец кто-то подошёл к её двери и постучал. Убедившись, что дверь заперта, Бонда нетерпеливо закричал:
– Мамаша, открывайте скорее, я передам вам, что обещал. Пасторша, ухо которой отлично различало нетрезвые интонации, поняла, что Бонда уже как следует выпил. Сидя в кресле, она ответила:
– Подняться и открыть вам я не могу. Положите всё у моих дверей. Я остаюсь совершенно одна, никто ваших вещей не тронет. Как только боли отпустят, я попытаюсь выйти.
За дверью раздался наглый хохот Бонды, и он саркастически сказал:
– А разве вы не хотите поглядеть на красавицу-невесту и благословить её к венцу?
– Вы мне четко объяснили, синьор Бонда, что нынче церковный брак не в моде. А для записи у нотариуса Дженни ни в каком благословении не нуждается.
– Ну, ладно. Кладу на стул лекарство и свёрток. Когда развернёте, найдёте записку, как принимать лекарство и обращаться с вещами. Не забудьте моих наставлений. Да, кстати, Дженни сегодня не вернётся. Все вместе мы приедем завтра в контору, а вы поедете туда одна. Мне это удобнее по многим соображениям.
Бонда присоединился к весёлой компании, и вскоре шумная квартира опустела. Леди Катарине казалось, что вместо сердца в груди у неё кусок льда. Всё её существо содрогалось от отчаяния одиночества и отверженности. Взлелеянная ею мечта: свадьба Дженни, свадьба, о блеске которой она мечтала годы, будет происходить в какой-то нотариальной конторе. И её девочка, как девка, проведёт ночь в гостинице. И эта страстно обожаемая девочка даже не подошла к двери сказать матери последнего девичьего прости.
Сколько времени она просидела в оцепенении, пасторша сказать бы не могла. Постепенно мысли её стали возвращаться к завтрашнему дню, к завещанию пастора, к самому пастору и к другу его последних дней лорду Бенедикту. Она подумала, что, плача и моля этого лорда о помощи, заснула и ей только приснились слова милосердия. Она решила последовать совету, услышанному ею во сне. К собственному удивлению, она довольно легко встала и подошла к двери. Волна страха и нерешительности пробежала по ней, она прислушалась – всюду царила тишина. Леди Катарина отошла от двери, подожгла дрова в камине и только тогда открыла дверь. И когда она взяла каминными щипцами пакет, ей показалось, что всё её существо раздирается на части: в одно ухо кто-то шепчет: "Бросай скорее в камин", а в другое: "Не смей!"
В спешке, боясь уронить зловещий пакет и ослушаться утешавшего её во сне голоса, она бросила в огонь свою ношу. Пламя не сразу охватило плотную бумагу, в которую было что-то завёрнуто. Леди Катарина бросила в камин и лекарства. Не прошло и нескольких минут, как пакет загорелся, зашипел, как фейерверк, и пламя стало переливаться всеми цветами радуги. Зрелище было так необычно и красиво, что пасторша не могла отвести глаз. Вдруг пламя охватило пакет, так долго сопротивлявшийся огню, в комнате раздался взрыв, потом второй, ещё сильнее, и из камина повалил дым.
Насмерть перепуганная леди Катарина с криком бросилась вон из комнаты, решив, что начался пожар и рушится крыша. Не успела она выскочить в коридор, как послышался сильный стук в наружную дверь. Ничего не соображая, она бросилась к двери, распахнула её и... очутилась перед высоченным лордом Бенедиктом.
– Скорее, скорее, – сказал он, накидывая ей на плечи плащ. – Садитесь в мою коляску.
Захлопнув своей могучей рукой наружную дверь и повернув что-то в замке, лорд Бенедикт усадил пасторшу в коляску, сел рядом и крикнул кучеру: "Домой!"
Всего два дня тому назад поносившая лорда Бенедикта и утопающая сейчас в необыкновенно мягком и тёплом плаще, который согревал её, дрожавшую с головы до ног, леди Катарина вдруг почувствовала себя так, как и должен чувствовать себя человек, вытащенный из горящего дома. Слёзы лились по её щекам, она не смела взглянуть на своего спасителя, ибо ей думалось, что она встретит знакомый пристальный и грозный взгляд.
– Ободритесь, бедняжка леди Катарина. Именем и любовью вашего мужа я действую сейчас. Он всё простил вам за одно мгновение вашей любви к Алисе, за один полный, до конца пережитый миг самопожертвования.
Пасторша, страшившаяся даже взглянуть на лорда Бенедикта, всё забыла, пораженная и очарованная интонацией прозвучавшего голоса. Сердце её, вконец истерзанное, ожидавшее строгого выговора и наставлений, раскрылось и вылило всё лучшее, что таилось в самой его глубине.
– Милосердие Великой Матери Жизни не похоже на милосердие людей, леди Катарина, – продолжал всё тот же ласковый голос, доброта которого расплавляла горы зла и печали, что нагромоздила вокруг себя пасторша. – Вы проведёте эту ночь в моём доме, если пожелаете. Но если вы окажете мне честь быть моей гостьей, вам придется подчиниться некоторым условиям. Условия эти не будут тяжелы, но вы только тогда их примете, когда добровольно пожелаете им подчиниться. Если же вы принять их не пожелаете, сможете возвратиться в свой дом в любую минуту.
– Сжальтесь, лорд Бенедикт, не отправляйте меня домой. У меня пет больше дома, я не смогла вымолить у Дженни ни слова сострадания в этот ужасный миг своей жизни. И те, кто туда может вернуться за мной, ничего кроме смерти принести не могут. Я согласна вытерпеть всё, я уже фактически умерла, я потеряла всё самое для меня драгоценное: мою Дженни и её любовь. Я не дорожу больше жизнью. Такими страшными кажутся мне теперь мои прошлые ошибки, что лично мне уже нет спасенья. Своё отношение к Алисе я воспринимаю сейчас как ряд ошибок, почти преступлений. И понять не в состоянии сейчас, каким образом сложилось это жестокое отношение к бедной девочке, такой труженице, меня любившей. Я не в силах проследить теперь, когда я оступилась и каким образом встала на такую ужасную дорогу. Приказывайте, лорд Бенедикт, мне не страшно ничего, кроме возвращения в свой дом и встречи с Бондой.
Голос пасторши дрожал и прерывался. Видно было, что это существо, вкусившее бездну отчаяния, хватается за лорда Бенедикта, видя в нём единственный, чудом посланный ей якорь спасения.
– Мы приехали, леди Катарина. Закутайтесь в плащ, нас никто пока не увидит. Кроме того, без плаща вам трудно будет дышать в атмосфере моего дома. Сейчас Алисы вы не увидите, а завтра ни одним словом не обмолвитесь ей о пережитом за эти дни. Я провожу вас в комнату, где вы будете в полной безопасности и куда к вам никто из ваших преследователей не сможет проникнуть.
Лорд Бенедикт помог своей спутнице выйти из экипажа и через сад провёл её наверх. Здесь, в небольшой, прекрасной комнате горел огонь, было тепло, уютно, мирно. Флорентиец усадил леди Катарину в глубокое кресло у камина и приказал слуге позвать Дорию. Вошедшей через несколько минут девушке он сказал:
– Дория, мой друг. Я привёз жену моего умершего друга, лорда Уодсворда. Она больна, а ты любила пастора. Во имя любви к совсем ещё недавно беседовавшему с тобою пастору проведи эту ночь с больной. Вот лекарство. Прикажи приготовить ванну и после ужина дашь второе лекарство. Уложив спать леди Катарину, останься при ней, пока я не подымусь сюда.
Повторяю вам, леди Катарина, ничего не бойтесь. Как только примете лекарство, вам станет лучше и вы перестанете дрожать. Ни о чём не думайте, спите спокойно. Завтра я скажу, как вам действовать. Вы ведь сами чувствуете, что вам гораздо лучше и спина ваша больше не болит.
