Геше Роуч - Как работает йога. Исцеление и самоисцеление с помощью йога-сутры

В конце концов он отложил перо, закрыл чернильницу и поднял на меня глаза — твердый взгляд, полагающийся начальнику.

— Пристав утверждает, что я должен тратить время, задавая вопросы какой-то девице с книжкой, — вздохнул он.

Я взглянула ему в лицо. Оно не было недобрым, но было явственно помечено болью, и посему я решила вести себя смирно. Повисло молчание, и на миг я почувствовала, что он готов меня отпустить. Я бросила взгляд на дверь, и он словно помедлил, но когда я вновь посмотрела на него, он уже пристально изучал мое лицо, будто я могла бы быть кем-то, кого он знал. Потом он опустил глаза на мгновение, а потом решительно упер ладонь в свой столик.

— Подойди ближе. Покажи книгу.

Я приблизилась к нему, вынула книгу из сумки и положила перед ним.

Я было собралась открыть ее, но он опередил меня, и вот уже его сильные красивые руки легко и быстро развернули книгу. Он явно умел обращаться с книгами.

— Пристав был прав, — кивнул он, — Она очень старая, буквы нацарапаны на пальмовых листах.

Я кивнула, и сердце мое екнуло.

— Как к тебе попала эта книга? — спросил он, глядя испытующе мне в лицо.

— Ее дал мне мой Учитель.

— Учитель? Какой еще Учитель?

— Тот, сударь, — сказала я, помедлив, понимая, что сейчас с легкостью

могу попасть в переделку, — тот, который… учил меня по ней.

— Учил по ней?

— Да, сударь.

— Тебя, девчонку? Сколько тебе лет?

— Семнадцать, сударь.

— И ты… ты изучала такую вот книгу?

— Да, — ответила я, поднимая голову с оттенком гордости, как сделала бы моя бабушка.

— Где?

— Дома, в Тибете.

— И Учитель твой оттуда?

— Да, сударь… или…

— Что «или»?

— Был оттуда.

— Он мертв?

— Мой Учитель… — как мог он понять это? — Мой Учитель… ушел.

— Ушел? — он уставился на меня настороженно, ощущая мое замешательство.

— Да, сударь, — сказала я нерешительно, начиная не на шутку беспокоиться.

— Отчего же ты пришла в Индию?

— Я направляюсь к Ганге, в Варанаси, чтобы продолжить обучение.

— Обучение? Ты, девчонка? У кого ты собираешься учиться?

— С Учителем, — ответила я жалобно.

— С каким Учителем? Как его имя?

— Я не знаю…

— Не знаешь? Как же ты его найдешь?

Или ее? Я задумалась, но смогла лишь покачать головой. Он вновь изучал мое лицо.

— Сколько ты уже в пути?

Я уставилась в потолок, пересчитывая месяцы.

— Год, сударь. Почти точно год.

— И что же по этому поводу думает твой муж?

— У меня… у меня нет мужа, сударь.

— Допустим. А отец?

— Отец… отец знает, что я в Индии.

— Знает, но одобряет ли? — он скривился, и все что мне оставалось, это потупиться.

Комендант вздохнул и прошелся пальцем по названию книги. Я заметила, как шевельнулись его губы, проговаривая написанные на санскрите, родном мне языке, слова. Он мог их прочесть, насколько я могла судить, но с большим трудом — только буквы.

— Тут написано «Йога Сутра», — промолвил он, — Мать всех учений по йоге.

Я кивнула.

— И ты изучила эту книгу? Хорошо ее знаешь?

Я снова кивнула.

Он внезапно выпрямился, и я снова заметила, как он скривился от боли, настолько привычный к этому, что сам он едва ли заметил свою гримасу.

— А теперь представь, каково мне все это слышать, — сказал он, — Девица твоего возраста, заявляющая, что она изучила подобную книгу, бесценную книгу, при помощи какого-то исчезнувшего учителя. Блуждающая в одиночку в чужой стране, без мужа, без разрешения отца, направляющаяся к учителю, имени которого она не знает. И, если верить приставу, без гроша в кармане.

Я кивнула. Он вполне точно обрисовал всю мою жизнь.

— И ты готова поклясться, что книга — твоя? Что ты не украла ее?

— Она моя.

Он снова вздохнул, тяжело вздохнул, и вдруг резко развернул книгу ко мне. Он перелистал несколько страниц и ткнул пальцем в одну из них.

— Вот отсюда. Читай, что тут написано. Я склонилась над столиком.

— Это из второй главы, — начала я, — и в ней говорится:

Все, что не длится вечно,

Кажется нам таковым.

Комендант опустил взгляд и какое-то время изучал прочитанное.

Когда он снова посмотрел на меня, глаза его блестели, словно он готов был расплакаться. И в голосе его прозвучал гнев и даже некое беспокойство:

— Что это значит? — требовательно спросил он.

— Это о нашей жизни, — ответила я тихонько, — О наших друзьях, семье, работе, теле. Пока они с нами, когда мы видим их, прикасаемся к ним, нам кажется, что они вечно пребудут с нами. Но они рано или поздно покидают нас.

Лицо его напряглось.

— Здесь об этом не сказано.

— Именно это здесь и сказано, смею вас заверить, сударь.

— Ты лжешь. Ты просто что-то придумываешь, пытаясь улизнуть с этой вещью, с вещью, которую ты украла. Но в этой книге говорится не об этом. Это книга о йоге, величайшая книга о йоге, а йога — это… ну, йога — это любой знает, это упражнения, нечто, что можно сделать, особые упражнения, чтобы стать здоровее, освободиться от неприятностей, неприятностей в теле, — и он склонился надо мной, и это движение вновь заставило его невольно скривиться от боли.

— Здесь сказано об этом, — повторила я.

Комендант вытаращился на меня и захлопнул книгу. Я потянулась, чтобы обернуть ее, он его рука тяжко легла поперек страниц.

— Я удержу ее, — произнес он без выражения.

— Но она нужна мне.

— Вполне возможно, но это не имеет значения. Ты тоже остаешься.

У меня аж рот открылся, и слезы бешенства и страха навернулись на глаза, как бы я с ними ни боролась.

Комендант с некоторым трудом поднялся и теперь взирал на меня с высоты своего роста.

— Поглядим, не донесет ли кто о пропаже книги. Это займет…

несколько дней. За это время у тебя будет возможность доказать, что книга эта действительно твоя.

— Но… как? — выкрикнула я.

— Проще простого, — улыбнулся он, но все еще с некоторым напряжением, — у меня есть сложности, знаешь ли. У меня больная спина, больная… с очень давних пор. Покажешь, как можно выправить мне спину, и если у тебя получится, тогда мне будет ясно, что ты знаешь йогу, и я смогу поверить, что книга принадлежит тебе. Поняла? — спросил он, явно завершая разговор.

— Но… — начала было я.

— Пристав, — позвал он, — заприте ее.

Глава 2. Непреходящее благополучие

Грубо схватив за руку, пристав отвел меня к средней камере, втолкнул внутрь и запер дверь на засов. Минуту спустя он вернулся с куском грубой веревки.

— Повяжи собаке на шею.

— Пес останется со мной, — сказала я, безуспешно пытаясь подражать бабушкиному повелительному тону.

— Никаких собак в тюрьме, — отрезал он. Я какое-то время стояла, не двигаясь, и взирала на него, а потом просто расплакалась. Хоть как-то, но это подействовало.

— Я его привяжу снаружи, — проговорил он, стараясь изобразить суровость, — Будешь видеть его через окно, — и он указал палкой на заднюю стену с маленьким зарешеченным окошком.

— А еда? А вода? — спросила я.

Он глянул на меня с недоброй ухмылкой.

— Та же, что и у тебя.

Тут он нетерпеливо постучал палкой по полу, и я осознала, что мне крепко повезло, что пристав хотя бы не собирался попросту убить Вечного. Я повязала веревку и велела своему маленькому льву потерпеть — сейчас не время вгрызаться людям в ноги. Он вел себя смирно и, кажется, все понимал — мы через многое прошли вместе, и вот опять случилось нечто, что необходимо пережить, чтобы достичь поставленной цели.

Я действительно могла видеть его в окно, и, когда сгустились сумерки, мы обнаружили небольшое отверстие у основания стены. Через него я могла высунуть руку наружу и погладить Вечного по носу, стоило только как следует потянуться, но земля у стены была плотно завалена мусором. Я встала на цыпочки у окна и выглянула наружу — под стеной тянулась канава, оканчивавшаяся на углу здания небольшой стоячей лужей нечистот. И тогда я поняла, что обнаруженная мною дырка в стене предполагалась служить мне отхожим местом, и я обернулась к передней стене моей камеры.

Пристав все еще сидел напротив, на скамеечке, безжалостно вперившись в меня глазами, в которых я разглядела некое подобие голода — вроде того, какой мог бы быть к бутыли с брагой. И тут я с ужасом осознала, что это может стать самой страшной частью моего заключения — быть все время на виду, день и ночь, перед любым, кто бы ни пожелал поглазеть, бодрствую ли я, сплю ли, или даже справляю нужду.

Поначалу я решила, что никто ничего не должен видеть, но потом я села и задумалась о том, как поступил бы мой Учитель — что сделала бы Катрин. Слова Мастера, слова Патанджали, который тысячу лет назад написал ту самую книгу, что лежала сейчас на столе у коменданта, пришли мне на ум, озвученные голосом Учителя: