Николай Норд - Большая книга экстрасенса. Упражнения для развития сверхспособностей
Русскому войску, стоящему в поле, это доставляло массу проблем и снижало его боеспособность до критической. В то же время сами татары спокойно переживали потоп под крышами своих домов.
Чудотворство это прекратилось лишь после того, как из Москвы был доставлен Честной Крест Господень и под стенами города совершили водосвятие. А через несколько дней атаки русских на Казань возобновились, и вскоре город был взят.
Интересное донесение царю отправил казацкий воевода Курбат Иванов, который среди первых русских первопроходцев поселился на побережье Байкала. В частности, он писал, что местные шаманы, из числа баргутов и бурят, обитавших здесь, умели укрощать бурю на озере, если там, вдали от берега, вели промысел местные рыбаки в своих утлых лодочках. Для этого они собирались на берегу, жгли костры, устраивали дикие пляски и выкрикивали разные заклинания, и стихия усмирялась.
В молодости мне довелось поработать в студенческих стройотрядах на селе, где мы занимались строительством ферм, дорог, починкой крыш и прочими делами, которые обычно выполнялись заезжими с южных республик СССР шабашниками. Однако мы эти работы выполняли не хуже, но дешевле, почему нас руководители совхозов и колхозов и предпочитали нанимать.
Так вот, как-то мы со студенческой бригадой перекрывали крышу фермы близ села Шарап в Ордынском районе Новосибирской области. С ее высоты вся деревня окрест хорошо просматривалась, и однажды я обратил внимание на одного мужичка, который привез на окраину села на телеге какие-то деревянные и железные детали и конструкции.
Затем, с помощью сбежавшихся сюда местных деревенских мальчишек, он стал собирать некое странное сооружение, похожее на большую деревянную пушку с непомерно толстым дулом, похожим на длинную бочку.
К тому времени, когда все было готово, там столпилось множество народа, подошел туда и председатель колхоза – вялый, анемичный толстяк в белом парусиновом кепи и яловых пыльных сапогах. Я его хорошо знал, он не раз приходил к нам с проверкой выполнения хода работ. Любопытство взяло вверх и надо мной, и я, отпросившись на полчасика у бригадира, присоединился к деревенскому люду.
– Что тут происходит? – протолкнувшись поближе к «пушке», спросил я у оказавшегося рядом со мной сухонького седобородого дедка в широкополой соломенной шляпе.
– Да то безбожники дождь будут кликать, – ответил старик и погрозил неизвестно кому своей самодельной деревянной клюкой.
– Вы это серьезно, дедушка?
Дед сделал каменное лицо.
– Да уж куда серьезней, паря, не в перво́й уже! Наука теперь рулит! Вона, пушку дождевую сделали. Ученые! А только нехорошо это, не по-божьи, антихристы они, вот кто, а не ученые. Это я тебе точно скажу. Ученые моченые! Не так все ныне делают. Раньше, бывало, поп крестный ход собирал, обходили с молитвой село, дождик и сыпал…
А надо признать, что неимоверная жара с палящим солнцем стояла в этих местах третью неделю, трава начала выгорать, посевы злаков остановили свой рост, и было ясно, что если погода в ближайшие дни не изменится, то никакого урожая с полей ждать уже в этом году не придется.
Тем временем мужичок, хозяин этого сооружения в замасленном кепи, надетым козырьком назад, и внешним видом больше похожий на заправского тракториста, забрался внутрь своей «пушки», направленной «дулом» в небо, и оттуда послышался звук, похожий на шум бензопилы.
Тем временем прошло более получаса, но ничего особого не происходило, народ наполовину разошелся, остались лишь самые терпеливые вместе с председателем. Я тоже было собрался идти, и так простоял тут лишнего – от бригадира нагоняй будет, как вдруг заметил, как в небе, напротив «ствола» этого сооружения, образовалось маленькое кучевое облачко. К нему невесть откуда стали подтягиваться другие такие же облачка, там они закружились в небесном хороводе, все разрастаясь, темнея и набухая. Затем подуло свежим ветерком, небо быстро стало темнеть, ударили первые молнии, землю сотрясли раскаты грома, а потом внезапно, сплошной стеной, хлынула с небес стена воды.
Народ разбежался кто куда, я тоже спрятался под ближайшим деревом, но куда там! – потоки дождя свободно раздирали гущу листвы, и в один миг я промок до последней нитки – хорошо еще, что ливень был теплый, и я не продрог.
Но оставаться тут не было никакого смысла, и я рванул к ферме, куда-то исчез и изобретатель конструкции.
Гроза эта продолжалась около трех часов, превратив окрестности в болото, и потом так же внезапно прекратилась. После этого изобретатель откуда-то вернулся к своей махине и стал ее разбирать.
Заинтересованный этим невиданным механизмом, я вернулся назад и вызвался добровольно помогать мужичку. Когда я разбирал странную махину, то ничего особенного, кроме простейших досок и железяк, я в ней не обнаружил.
Единственной фабричной вещью здесь действительно была бензопила, назначение которой оставалось для меня непонятным. На мои вопросы об организации, где соорудили эту «грозовую пушку», и кто он, этот изобретатель, есть сам – мужик отмалчивался или отшучивался. К тому же вокруг вновь собрался разбежавшийся было народ, все задавали ему подобные же вопросы, на которые он отвечал тем же манером, что и мне, и я так и не сумел с изобретателем толком поговорить. В конце концов появился председатель, выдал хозяину «пушки» какие-то деньги, заставил расписаться в ведомости, и после этого тот немедленно уехал.
Через пару недель я встретил этого мужичка в лесу близ райцентра Ордынск, куда перебросили наш отряд для работ на ближайшей лесопилке. В тот день нам не подвезли стройматериалы, и у нас в бригаде образовался вынужденный простой.
Ребята были предоставлены каждый самому себе, и я отправился в лес за грибами, где и состоялась наша вторая встреча. Мужичка этого звали Кузьма, и в этот день он, оказывается, выехал в лес хоронить своего умершего кота, на могилку которого, между прочим, привалил большой гранитный камень, который привез с собой.
Я наткнулся на Кузьму тогда, когда он, прислонившись к столетней сосне, в нелепой шапочке, уместной разве что на малолетнем ребенке, сидел у могильного холмика и поминал своего кота самогоном и солеными огурчиками.
– А, боксер! – сказал он уже пьяненьким голосом, увидев меня. – Садись, помянем моего котика, моего серого сынка Степу.
Откуда он прознал, что я боксер, – а я тогда действительно был чемпионом Сибири и Дальнего Востока по боксу – я не спросил, но приглашение его принял с охотой, но не потому, что мне хотелось остограмиться на халяву, а из-за того, что представился случай разузнать хоть что-нибудь о его чудесном устройстве. Однако Кузьма меня только окончательно дезориентировал.
– Та установка – это все так, мишура, – с астматическим раздражением заявил он. – Это чтобы все думали, будто в ней все дело. Так колхозным начальникам удобней было отчитаться за деньги, которые мне платили за дождь – вроде как на строительство дождевой установки они уходили. На самом деле она ни при чем, просто сосредотачиваю свое желание на вызове грозовых облаков и жду это чудо, в совершении которого я абсолютно и несомненно уверен. В соответствии с этим я мысленно начинаю творить собственную реальность. Я поднимаю голову и обе ладони вверх к небу и становлюсь причастным к чему-то высшему. Начинаю ощущать течение некой энергии и дрожь в руках, а затем и во всем теле, становлюсь весь словно дрожащий лист на ветру, и тогда чувствую себя всесильным, тогда я могу абсолютно все. Затем я громко и четко приказываю неведомым мне силам выполнить мое желание и ощущаю свое слияние и чувство полного единения и растворения в реальности. В этот момент я и есть сама реальность, и тогда воображаю себе ярко ливень и тот путь, каким он совершается. Я это четко вижу, при этом сознание начинает уходить, в груди разгорается адское пламя, часто при этом я слабею до полного изнеможения, и тогда я валюсь с ног и отключаюсь на пять или десять минут.
– И что же в это время происходит, Кузьма? – задал я ему вопрос.
– Я не знаю, – с выражением угрюмой окаменелости в лице ответил он. – Все это я вершу в полном одиночестве, никто посторонний, кто бы мог описать эту сцену, при этом не присутствует, для этого я и прячусь внутрь своей «пушки». Если у меня и происходят какие-либо реакции, которые я косвенно могу почувствовать, то я не сдерживаю их. Но ведь этого все равно никто не видит, да и не слышит, потому что в это время начинается гроза, гремит гром, шумит вода…
– Как ты научился этому?
– Свекор мой, ныне покойный, меня научил. Он в народе слыл вроде как колдуном. Его все в нашей деревне боялись, но все равно, ходили лечиться к нему, а не к фельдшеру.
– А ты можешь сейчас вызвать дождь?
– Нет, пьяный не могу, да и трезвый не стал бы. Стихия не любит, когда ее попусту тревожат, наказать может…
– А ты можешь мне объяснить, как дождь вызвать?
