Владимир Топоров - Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)
Два года спустя, в 1359 году, — новый виток династического кризиса в Золотой Орде. В результате дворцового переворота, во главе которого стоял Кульпа, Бердибек был убит, а Кульпа провозглашен ханом. Но на этом дело не кончилось. Высказывается предположение о причинах дальнейшего разворота событий (Вернадский 1997, 250): два сына Кульпы носили русские имена, одного звали традиционным в тверском княжеском роде именем Михаил, а другого — традиционным в роду московских князей именем Иван. Едва ли можно сомневаться, что они были христианами и их крещение оскорбляло религиозное чувство мусульманского большинства князей и вельмож. Это, видимо, способствовало подготовке еще одного дворцового переворота, который кончился убийством Кульпы и его сыновей (вероятно, в 1360 году) и возведением на ханский престол младшего сына Джанибека Навруса. Но и на этом круговорот правителей с непременным кровавым их устранением не прекратился. Считают, что Наврус получил «великолепный шанс восстановить линию престолонаследия ханов рода Узбека». Однако деморализация, имевшая причиной династический кризис, лишила наследников Джанибека необходимой энергии для выхода из этого круговорота и стабилизации власти в Орде.
В этой ситуации золотоордынский престол был сильной приманкой и для других претендентов, помнивших о совсем недавнем «золотом веке» Орды при Узбеке и знавших о несметных богатствах, накопленных и награбленных ханами. Среди этих других были ханы восточной части Джучидова улуса, потомки Орды, Шибана и Тука–Тимура. Они–то и решились вступить в борьбу за власть в Золотой Орде. Однако успеха они не имели, сменяясь на троне с почти калейдоскопической скоростью. Вторая фаза «великой замятии» началась с того, что в 1361 году Хузру (Хидуру), потомку Шибана, несколько знатных вельмож предложили принять власть в Орде. Он согласился и двинулся с войском в Орду. При его приближении свои же люди Навруса захватили своего господина и выдали его Хузру. Исход опять был кровавым: Наврус, вся его семья, включая и его мать, жену Джанибека Тайдулу, память о которой хранит русская история (см. ниже), были убиты. Впрочем, и Хузр усидел на троне недолго, павши от руки собственного сына Темир–Ходьи (Темирьхожа русской летописи). Но и ему власть не принесла счастья. Не более пяти недель удерживал он ее. А далее — Темирьхожа побеже за Волгу и тамо убьенъ бысть, а князь Мамаи прiиде за Волгу на горнюю сторону, и Орда вся съ нимъ (Троицк. летоп. 1950, 378).
После посредственностей, участвовавших в «Великой смуте» и знавших лишь одно средство борьбы за власть — предательство и вероломное убийство отца, наступила пора более крупных фигур, — конечно, как люди своего века [239], жестоких, но выдающихся полководческих и государственных способностей. Один же из них — Тимур — по масштабу своих дарований сопоставим с Чингисханом, уступая ему, однако, как государственный деятель. Но сейчас нужно обозначить ближайших по времени и по отношению к русской истории деятелей.
Первым среди них нужно назвать Мамая. Он был из монгольских темников Золотой Орды, не принадлежащих к Джучидам. Не имея прав на трон, на пути к власти он мог пользоваться услугами направляемых им марионеточных ханов джучидского рода, но они не смогли отнять Сарай у ряда ханов–соперников. Фактически, однако, его власть была признана (правда, только в западной части Золотой Орды), и официальная неполномочность не помешала Мамаю в короткое время восстановить на подвластной ему территории (а она лишь на западе несколько уступала империи Ногая из–за изменившихся за этой время обстоятельств) порядок и спокойствие.
Но время Мамая — начало 60–х — начало 80–х годов XIV века, время Тохтамыша — 70–е — середина 90–х годов, время Тимура — 60–е годы XIV века — начало XV века. Все они имели отношение к истории Руси, хотя и разное. «Русский» улус к тому же не был главным интересом Тимура, да, пожалуй, и Тохтамыша, хотя разорение им Москвы в 1382 году — одна из горчайших страниц и в истории XIV века и в истории самого города. Поскольку в истории Руси названные здесь фигуры выступают приблизительно в ту четверть века, которая приходится на отрезок с начала 70–х годов до 1395 года, здесь уместно взять паузу и вернуться к самому концу 50–х годов, когда после смерти Ивана II на московский и великокняжеский престол взошел его сын Димитрий, позже названный Донским. Его вокняжение, его государственная политика, его участие в военных акциях и, может быть, особенно воодушевлявший и его и народ дух сопротивления, вероятно, точнее, неуступчивости, готовности не отступать и не упускать уже сделанных приобретений как раз и составляют то второе событие, которое в существенной мере предопределило характер русско–монгольских отношений и самое историческую ситуацию на Руси почти на 30 лет. Разумеется, девятилетний мальчик, оставшийся без отца, едва ли мог в течение, вероятно, еще восьми–девяти лет существенно влиять на московскую политику. Но необходимо помнить, что ко времени вокняжения Димитрия уже лет 60 осуществлялась (при различиях в деталях) единая, целенаправленная, жесткая и неуступчивая в одних случаях и, напротив, гибкая и угодливая до цинизма в других политика, в которой в один узел были связаны отношения с Ордой и отношения внутренние, между княжествами Северо–Восточной Руси. За эти годы были заложены прочные основы «московской» политики, сложилась определенная идеология, государственно–политическая традиция. К тому же, и Димитрию и Москве повезло в том отношении, что наряду с опытными советниками весьма значительную помощь в ведении государственных дел оказывал митрополит Московский Алексий. Да и сама Москва была на подъеме. Она стала лидером общерусского объединительного движения, и в эти годы многие русские люди стекались в Москву, ища в ней защиты и обогащая ее своим трудом. Вокруг Москвы скупались у обедневших князей целые уделы и села у мелких владельцев и заселяли эти земли выкупленными у Орды пленниками, «ордынцами».
Третьим важным событием в политической истории Восточной Европы является рост и усиление Литовского княжества, приведший к тому, что к началу 60–х годов XIV века резко обострились отношения Москвы и Литовского княжества.
Впервые Литва достаточно громко заявила о себе еще в середине XIII века, во время правления Миндаугаса (Миндовга). Талантливый политик, он самой ситуацией был вынужден отвечать на запросы своего времени. В условиях экспансии Ордена на восток, начавшейся в XIII веке, разрозненные литовские племена во главе с местными князьками не могли оказать должного сопротивления. Шанс можно было искать прежде всего в объединении всех своих сил, в коалиции с силами соседних восточнославянских княжеств, в частности тех, которым тоже грозила немецкая экспансия. Наконец, в этих условиях частичным выходом из положения могло быть отступление к востоку и к югу и захват соседних земель восточно-русских княжеств, особенно если они были слабы. Это движение к востоку, по сути дела, было возвращением на свои исконные земли, на которых в XII–XIII веках еще сохранялся балтийский этноязыковой элемент, хотя объем соответствующей территории, некогда достигавший Подмосковья, довольно быстро сокращался. Во всяком случае литовские князья имели некоторые основания считать эти территории к востоку отчасти и своими. Наконец, и население самих этих западно-русских княжеств, располагавшихся вокруг Пскова, Полоцка, Витебска, отчасти Смоленска, тоже подвергалось угрозе со стороны Ордена, и общность задач, стоявших перед литовцами и западнорусским населением, создавала известные условия для консолидации. Во всяком случае эти предпосылки нередко воплощались в совместные действия против врага. Миндаугас лучше других понял императивы своего времени и пытался ответить на них. Центром его княжества стал Новгородок (Новогрудок), откуда власть князя распространялась на соседние территории, населенные литовскими, жемайтскими, ятвяжскими племенами, но также и на близлежащие западно-русские земли. В войске Миндаугаса были объединены литовские и русские силы. В силу объективных причин он вынужден был строить свое государство на объединении литовского, ятвяжского и русского элементов. Миндаугас в меняющихся обстоятельствах нередко был вынужден менять и свою политику. Искусство компромиссов было ему свойственно в высокой мере. Оно в сочетании с последовательностью и решительностью позволило ему добиться многого и в объединении мелких литовских княжеств в единое государственное целое, несмотря на сопротивление отдельных князьков. Таким образом, внутри литовская политика умело сочеталась Миндаугасом с внешней, притом что там, где встречал сильное сопротивление, как в случае с Галицко–Волынским князем Даниилом Романовичем, он стремился решать спор мирным путем — уступкой некоторой части земель и брачным союзом, выдав свою дочь замуж за Шварна Данииловича (чье имя, кстати, объясняется из литовского). В начале 50–х годов Миндаугас крестится и коронуется, становясь королем. Но на всякого мудреца довольно простоты, и, когда Миндаугас решил, что все главное достигнуто и его собственное положение вполне надежно, он утратил столь свойственную ему ранее бдительность и тонкое чувство опасности. Недовольные князья воспользовались этим, составили заговор и в 1263 году убили его (большая часть убийц погибла от мести сына Миндаугаса Вайшвилкаса, Войшелка русских источников).
