Ольга Михайлова - Молния Господня
Джеронимо без слов указал ему на стул, а экономка поставила перед ним чистую тарелку. Отец Теобальдо согласился поддержать компанию, восхитился паштетом, возблагодарил Подателя всех земных благ, отказался от баранины и по завершении трапезы осторожно перешёл к делу. Он, вообще-то, и не знает, как начать, и хотел бы, чтобы его правильно поняли... Он думал - идти или нет, но его друг, местный архивариус...- Джеронимо и Элиа переглянулись - "...синьор Джанфранко Квирино сказал, чтобы я немедленно рассказал вам обо всём".
- Ну, так приступайте, отче, - поощрил рассказчика Вианданте, разливая по стаканам вино.
"Дело в том, что когда все мы узнали о трагической судьбе трех малышей-певчих, после похорон я решил проводить синьора Бельтрамо домой - он был немного не в себе. Ну, а по пути, чтобы снять тягость скорбей сердечных, зашли мы с ним в таверну к Никколозе, посидели часок...". Джеронимо знал, что торопить основательного священнослужителя бессмысленно, набрался терпения и, потягивая сицилийское, молча слушал, рассчитывая, что рано или поздно они доберутся до чего-то существенного. "...Посидели, значит, часок, ну и проводил я его домой, уложил на постель. А сам - так как слегка тоже перебрал, с горя-то, то и решил заночевать у него. Но не тут-то было". Элиа медленно цедил вино и корчил рожи, не рассчитывая услышать что-либо интересное. Между тем они узнали, что отца Теобальдо в доме синьора Бельтрамо замутило - с непривычки. Потом и вовсе - жажда замучила, а сна при этом - ни в одном глазу. А ларь, на котором он устроился - неудобный до ужаса. Ну, помучился он пару часов, и решил отправиться домой. "Среди ночи?" - уточнил инквизитор. "Да вроде светать чуть начало, но петухов ещё не слыхать было". И вот когда он короткой дорогой пошёл мимо кладбища... "Стало быть, покойников не боитесь?" - любезно осведомился Джеронимо. "А я их почти всех отпеваю - чего бояться-то? Я, признаться, больше живых побаиваюсь". Джеронимо кивнул, давая понять, что он вполне уразумел сказанное отцом Теобальдо. Так вот, когда проходил он мимо дубовой рощи у погоста, вдруг видит - идут две женщины и тащат плат холщовый, а в нём - что-то непонятное. "Они не волокли его по земле, а за концы тащили. И тут, та, что впереди шла, споткнулась, а другая - возьми и напустись на неё с бранью. Ну, и давай обе препираться. В это время одна плат-то и отпустила. "Я и не разглядел-то сразу, а потом присмотрелся - Господи! - мертвый ребенок, крохотный младенец! Из могилы, знать, вырыли!"
Элиа молча поставил стакан на стол. Джеронимо выпрямился и замер. Отец Теобальдо спокойно переводил взгляд с прокурора на инквизитора. Потом развёл руками. "Ну, вот и всё, собственно".
- А вы не проследили за ними, отец Теобальдо? - уныло спросил Леваро.
- А зачем? - полюбопытствовал священник.
- А чтобы узнать, кто эти ведьмы и где живут! - с некоторой долей ленивого высокомерия растолковал Элиа.
Ему, однако, не удалось ни на волос смутить отца Энеконе.
- Глупость какая, - хладнокровно и уверенно отчеканил достойный патер. - Нашли дурака! Что ж я - не узнал их, что ли?
Джеронимо и Элиа переглянулись.
- Ах, вот как? И кто же это были, отче?
- Мои прихожанки - Теофрания Рано и Доротея Гратолини.
- Что? - глаза инквизитора злопамятно блеснули. Вианданте обернулся к прокурору. - Это та самая толстуха, что ли, что... чуть в штаны мне не залезла?
- Угу, - подтвердил Элиа.
- Подумаешь, штаны, - невозмутимо заметил синьор Энеконе. - Дай этим потаскухам-вдовушкам волю, они не то, что со всех нас штаны стянут, но и съедят заживо. Это ж надо было сказать-то такое! Следить ещё за ними! Тут, дай Бог, ноги-то было унести! - вытаращив глаза, прошептал священник. - Я рысью дробной оттуда дернул... Сотни баб, если дорываются, блудят так, что жуть берёт. Но ведь тысячи тщетно мечтают о мужчине. Борьба за мужиков-то идёт не на жизнь - насмерть. Большинство ради ублажения похоти душой готовы пожертвовать! А помочь, и вправду, может только дьявол, - кому они ещё нужны-то? Вот ради мазей этих дьявольских из мака, жира младенцев, белены пузырчатой да дурмана, от которых с ума сходят, да зелий приворотных и стараются, на любые непотребства идут: надо - могилу разроют, надо - отца родного удушат. Раньше-то бабы страх Божий знали, а теперь что? Последние времена...
- И когда вы это видели, отец Теобальдо?
-Говорю же, сразу после похорон певчих. Недели три назад. Я подумал было: пусть их, отродий диавольских. Но приятель говорит, донеси, сам целей-де будешь. На тебя эта донна Доротея, говорит, давно смотрит, как кот на сало, того и глядишь, незаметно подсунет чего - не обрадуешься. А это верно, глядит она так, что мороз по коже идёт. Хорошо, коль отравит, как невинно убиенный - в Рай воспарю. А ну как совратит, опоит отваром мерзопакостным? А у неё ещё и какая-то подозрительная сыпь по груди-то идёт. И гундосит странно. Не болезнь ли французская? Ну, как заразит? А на них только посмотришь - глупцу понятно, на всё способны. Видеть надо! Да и ведут себя в последний год странно...
- Странно? - инквизитор был само внимание.
- Да, и движения странные стали, и глаза у обеих порой просто из орбит вылезают, а самое удивительное, эта донна Теофрания... она на прошлой службе... Я в проповеди в цитате "Quod ab inicio vitiosum est, tractu temporis convalescere non potest" поставил non potest в инфинитиве, - просто ошибся. Так эта бабёнка вдруг с необычайным высокомерием меня поправила! Дело даже не в том, что... ну, вы понимаете... Откуда, скажите, она может это знать? В детстве тупа была как пень, и латыни отродясь не знала, по складам в молитвеннике разбирала! Да и учат их чему? Пение, танцы, музыка, чуть письму да счету... Тут без диавола не обошлось.
- Мудрость, дорогой синьор Энеконе, вот что глаголет устами вашими, - уверенно проговорил инквизитор, - а, не знаете ли вы случайно, не были ли знакомы вышепоименованные синьоры с некоей Джулией Белеттой?
-Причём же тут случайность-то? Обе вместе с ней ходили в детстве ещё в хор монастырский. Да и росли все вместе, хотя Белетту они не жаловали - родитель-то её торгаш был, а не магнат.
- А эти какого рода?
- Дворянского обе сословия. Теофрания - дочь господина Адольфо Майснера, немца, магната местного, он почил уж лет двенадцать тому назад, Доротея - тоже немка, дочка Вильгельма Роттеля, его тут Гильельмо Ротелли звали, замужем была за землевладельцем Бонифасио Гратолини. Умер он за год до заключения мира в Камбре. По молодости обе в чем-то порочном замечены не были, но как овдовели - словно рехнулись. Доротея, клянусь, ни одного существа в штанах мимо себя не пропустит, да и вторая - такая же стала. Потом - года два-три тому, вроде как поутихли. Я почему ночью-то и удивился, как глаза открылись - нехристи эти, стало быть, в ведьмовство подались. А ведь причащались у меня ежегодно!
Джеронимо удовлетворённо потирал руки. Благословен грядый во имя Господне!
Элиа поднялся и скосил глаза на дверь. Инквизитор отрицательно покачал головой. "Не торопись". Проводив достойного патера до самого выхода и помогая ему взобраться в седло, Вианданте посоветовал тому и впредь не пренебрегать мудрыми советами синьора Квирино, и при случае - передать ему привет.
- А кстати, - словно вспомнив нечто забавное, обратился Вианданте к патеру, - ведь синьор Квирино хорошо знаком с донной Мирелли, не так ли?
- Архивариус? Да, он помог ей бежать во время бунта черни и если бы не клика Траппано, вся семья её могла бы спастись, - священник тяжело вздохнул. - Но Траппано и Линаро не открыли ворота, когда старик Элизеи и четверо Мирелли пытались найти спасение в замке. Они вынуждены были бежать в лес, там их и настигли. Но это старая история...
Джеронимо внимательно взглянул на отца Энеконе, ещё раз кивнул священнику на прощание, пожелав всех благ.
Вернувшись, растянулся на тахте. Долго молчал, чуть насмешливо улыбаясь. Сказанного отцом Теобальдо вполне хватило для осмысления одного позабавившего его факта. Он - инквизитор Тридентиума - ловит помешанных на дурманящих снадобьях обезумевших и похотливых идиоток, мерзейших содомитов, еретиков, двоеженцев, распутных капуцинов, магнатов с дьяволовыми клеймами... Он неподвластен никому, кроме князя-епископа, орденского капитула и папы. Он - сила страшная и неумолимая. И вот этой необоримой силой мягко, словно кошка, играющая с клубком шерсти, управилась единственная в этом городишке настоящая Чародейка, Ведунья, Ведьма - умная и страшная в своём запредельном уме, его руками безжалостно сведя счёты с враждебной ей кликой, погубившей её близких. Это она, неустанно следя за ненавистным Траппано, прознала о распутном обществе и донесла тогда в Трибунал. Вианданте восхищённо ухмыльнулся. Хитрая бестия. Счастье, что такая одна, и чиста настолько, чтобы понимать Истину. Если бы все эти бесноватые фурии обладали такими же мозгами - при их-то порочности - страшно подумать, что стало бы с городом... Но постепенно мысли Вианданте вернулись в иное русло - к рассказу падре Энеконе.