Коллектив Авторов - Contra Dei #2
Собственным свойством буддизма была его феноменальная способность к мутациям. Часто отмечают, что Шакьямуни, основатель буддизма, избегал теологических вопросов и оставил без ответа вопрос о своём отношении к богам.
Впрочем, недоговаривал он не только это. И в этом умолчании отчасти и было заложено многообразие дальнейших модификаций буддизма — традицию продолжали каждый на свой лад.
Разные направления теряли кое-какие идеи первоначального буддизма, а также обогащались за счёт новых и заимствованных идей. Амплитуде этих изменений способствовало и то, что буддизм легко смешивался с другими системами. Проникая на новую местность, он, как правило, ничего не уничтожал, а только дополнял. В результате ничто так не отличается от буддизма, как буддизм другого направления. Если изначальная доктрина разила мертвечиной, то некоторые из поздних направлений изменили аромат.
Есть мнение, что вся эта разноликость буддизма — следствие его упрощения для нужд толпы. Это не так, уровень не понижался — увеличивалась амплитуда и усложнялся узор. И наряду с тем, что отвечало потребностям широких масс, под всей этой мишурой всё же можно найти глубокую и разнообразную философию и мистику.
В Китае буддизм разветвился на ряд философских школ и смешался с очень мощной туземной системой — даосизмом.
Этот гибрид, именующийся чань, получился самой китаизированной школой буддизма. С буддизмом его связывает лишь название и тонкая нить терминологии, а по содержанию он гораздо ближе к даосизму. Как писал У Цзинсюн: «Чань можно рассматривать как наиболее полное развитие даосизма путём его соединения с близкими по духу буддийскими проникновениями. Если буддизм — отец, то даосизм — мать этого удивительного ребёнка. Но нельзя отрицать, что этот ребёнок больше походит на мать, нежели на отца». С другой стороны, один из наиболее заметных представителей школы чань, Линьцзы, однажды заявил, что даосы — буддисты, даже если не знают об этом. Ввиду этого, в дальнейшем мы будем опираться как на буддийские, так и на даосские источники.
В чань тенденция буддизма к развитию ещё более усилена даосским влиянием. Эта общая характеристика некоторых восточных направлений — они не цельны. «Я живу в мире смутном, подобном вечерним сумеркам», — говорил основоположник даосизма.
«Здесь сходятся крайности и уживается несовместимое. Ничто не кажется чужим и не воспринимается как своё. Здесь всё возможно — и не случается ничего неожиданного», — писал В. В. Малявин в «Сумерках Дао».
Нецельность, противоречивость, размытость — эти свойства рассматриваемых систем на Западе принимаются за существенный порок, но на Востоке нередко рассматриваются как достоинство и хороший стиль. Эти системы созданы не для того, чтобы им следовали, а для того, чтобы ими пользовались.
Чань и даосизм кишат не только недосказаностями, но и явными противоречиями. Например, в одном месте Дао Дэ Цзин можно прочесть: «Мудрый живёт себе спокойно, свободный от необходимости заниматься делами», — а в другом: «Узреть все возможные тайны мира, можно ли этого достичь, освободившись от дел?»
В результате разновидностей чань-буддизма столько, сколько самих чань-буддистов (я встречал такую фразу и по поводу сатанизма[129]). Можно сказать, что это непременное требование, заложенное в основе чань.
Если сам этот принцип не считать учением, то в Чань вообще нет никакого учения, никакой доктрины. Но «где нет ни одной готовой формы, течёт источник творчества всех форм». Последователи чань могут иметь свои теории, но они носят сугубо личный, индивидуальный характер и не обязаны своим возникновением чань. Какие бы учения не содержались в чань, они исходят только из умов их создателей.
Чань-буддизм бурно возражал даже против того, чтобы его самого воспринимали как доктрину, содержащую в себе «истину». В точности как тёмные направления, чань не завлекал к себе последователей, а отгонял их, как только мог. Тогда как почти все окружающие были единодушно озабочены «спасением», адепты чань смотрелись так, будто оно у них уже в кармане. И это привлекало некоторое количество соискателей, надеющихся здесь обрести «абсолютную истину», «путь освобождения» и «чистую землю».
А чань бил по рукам, готовым вцепиться в него, как в спасательный круг. Выражалось это в том, что собственные святыни, собственные идеи, обряды и институты сакрального характера чань-буддисты высмеивали и подвергали другим формам отрицания в гораздо большей степени, чем конфуцианские. Как замечают исследователи китайской культуры, в этом заключается существенное отличие чаньской психокультуры от даосской.
Вариантов было много. Например, это могло быть прямое отрицание основ буддизма вообще и чань в частности. «Нет Будды, нет священной доктрины, нечего практиковать, нечего доказывать, Бодхидхарма (легендарный основатель чань) никогда не появлялся на востоке и не передавал никому никакого учения», — так говорил Хуэй Нэн, 6-й патриарх чань-буддизма. Трудно представить себе лидера какого-либо другого направления, говорящего так о нём — например, папу римского, прямо отрицающего всё, о чём говорится в «Символе веры».
«Безупречные йоги не погружаются в нирвану, а нарушающие обет монахи не попадают в ад», — вторит Хуэй Нэну Линьцзы, — «Вы намерены искать Будду, а Будда — это просто одно название. Знаете ли вы, в поисках чего вы носитесь?»
Суть в том, что дух чань сидит не в его форме. «Только мирские люди, не понимая, что всё это значит, могут пытаться найти истину вне себя. К глубокому сожалению, они топчут ногами то, что так старательно ищут», — заканчивает свою мысль Хуэй Нэн.
А докопаться до этой сути порой очень мешает авторитет. И против оного чань-буддизм не устаёт выступать.
По легенде, когда Будда родился, он заявил: «Над небом и под небом Я единственный достоин почитания!» Один известный чань-буддист на это сказал: «Если бы я находился с ним рядом в тот момент, когда он произносил эти слова, я убил бы его одним ударом, а тушку швырнул бы в пасть голодной собаке!»
«Если вы хотите обрести взгляд, соответствующий дхарме, то не поддавайтесь заблуждениям других… Пятясь назад и униженно сгибаясь в поклоне, вы говорите про себя: „Я профан, а он святой человек“… Послушайте, вы, „искатели истины“, если вы хотите понять чань, не позволяйте другим обманывать себя. Что вы ищете в доме соседа? Эх вы, слепцы. Вы пытаетесь пришить себе вторую голову. Чего вам не достаёт в себе?… Ведь сперва сам наставник посмел пренебречь Буддой, пренебречь патриархом… С моей точки зрения, мы ничем не отличаемся от Шакьи. Не делайте из Будды конечный предел. Всё это лекарства, действующие лишь однажды. Не связывайте себя и тем, что я вам проповедую.
Если у вас на пути встретятся какие-либо препятствия, как внешнего, так и внутреннего характера, устраните их. Если попадётся будда — убейте будду, встретите патриарха — убейте патриарха, столкнётесь с архатом, родителем или родственником — убейте их всех без колебания. Только тогда вы избавитесь от уз». Линьцзы Лу.
«Обретёшь свободу движений тогда, когда утратишь связь с тем, кто тебя породил», — Дао Дэ Цзин.
Доставалось и отдельным элементам. Само слово «чань» — это искажённое индийское «дхьяна», означающее медитацию. И в чань-буддизме уделялось достаточно внимания этому приёму. Сам основатель чань-буддизма, Бодхидхарма, согласно легенде, несколько лет провёл за этим занятием, сидя лицом к стене. Тем не менее, Линьцзы назвал медитацию «занятием упорных идиотов». Грубое замечание. Изысканнее выразился по этому поводу Хуайжан: «Разве можно сделать зеркало, полируя кирпич?»
Иногда адепты просто молчали о направлении, которое представляли, что озадачивало неофитов.
— Почему вы так не любите говорить о Чань? — спрашивали они своего наставника.
— Потому что от этого тошнит, — бывал ответ.
Для тупых применялось и вовсе брутальное буддохульство, выраженное в сортирной лексике, когда священные для буддистов понятия приравниваются к говну, толчку или подтирке. В чаньской графике можно встретить такие сюжеты, как монаха, греющего зад у костра, в котором горит изрубленная деревянная статуя Будды.
Если дурак не поймёт смысла такой демонстрации, то хотя бы уйдёт прочь. Разъяснение данного вопроса пошло у меня слишком серьёзным тоном, дабы побыстрее ввести в курс читателя, который не собирается хотя бы на время окунаться в атмосферу чань с головой. В самом же чань-буддизме буддохульство обычно проходило весьма весело.
Смех был своеобразным чаньским «антиритуалом». И распространялся он не только на священное, но и на обыденное, что, впрочем, самими чань-буддистами не разделялось. И не было предмета, застрахованного от осмеяния.
Не был чужд и чёрный юмор, в том числе и шутки с собственной смертью. Дэн Иньфэн подкараулил смерть, стоя на голове. Его сестра, тоже монахиня, находившаяся рядом, сказала: «Когда ты был жив, то всё время пренебрегал правилами и обычаями, и вот теперь, даже будучи мёртвым, нарушаешь общественный порядок».
