Поль Гольбах - Система природы, или О законах мира физического и мира духовного
все это выдумали поэты, смущающие нас пустыми страхами. Смерть разрешение и конец всех скорбей: за грань ее не простираются наши бедствия, и она вновь приводит нас в то состояние покоя, в котором мы некогда пребывали до своего рождения".)
Наконец, вот еще одно очень важное место из сочинений этого философа; оно вполне заслуживает внимания читателя: ("Если дух презрел случайное; если он бросил страх перед людьми и богами и знает, что от человека ему приходится страшиться немногого, а от бога - ничего; если человек умеет с презрением переносить все, что делает жизнь мучительной, то он доходит до того состояния, когда ему становится очевидным, что смерть не есть причина какого бы то ни было зла, но зато конец многих зол". ("О милосердии, I, 7.)).
Сенека-трагик высказывается таким же образом, как и Сенека-философ:
("После смерти нет ничего, и сама смерть - ничто, крайний предел быстротечного пути. Ты спрашиваешь, в каком месте будешь находиться после смерти? В том же, в котором находятся нерожденные существа. Нераздельная смерть, пагубная для тела, не щадит и души".) Troades.
Эпиктет высказывает такие же взгляды в одном очень существенном месте, приводимом Аррианом10; вот оно в точном переводе: "Но куда вы направляетесь? Конечно, не в место страдании; вы возвращаетесь лишь в то место, откуда пришли; вы снова мирно соединитесь с элементами, из которых вышли. То, что в вас было от природы огня, вернется к элементу огня; то, что было от природы земли, соединится с землей; то, что было воздухом, соединится с воздухом; то, что было водой, растворится в воде: нет ни Ада, ни Ахерона, ни Коцита, ни Флегетона" (11). Arrinn, Epictet, lib. 3, cap. 13. В другом месте тот же философ говорит: "Час смерти приближается. Но не усугубляйте своих бедствий, не рисуйте себе вещей хуже, чем они на деле. Представляйте их себе под правильным углом зрения. Пришло время, когда материал, из которого вы составлены, распадется на элементы, откуда он был первоначально взят. Что страшного и горестного в этом? Разве есть что-нибудь в мире, что целиком погибает?" Arrian, Epictet, lib. 4, cap. 7, 1.
Наконец, мудрый и благочестивый Антонин говорит: "Тот, кто боится смерти, либо боится потерять всякое чувство, либо боится испытать какие-то новые ощущения. Если вы лишаетесь всякого чувства, то вы не подвержены более страданиям и горю. Если вы приобретаете другие чувства отличной природы, то вы становитесь существом совершенно отличного вида".
Этот великий император говорит в другом месте, что надо ожидать смерти со спокойствием, "так как она не что иное, как разложение элементов, из которых составлено всякое животное". (Марк Антонин, Размышления, кн. II, 17; кн. 8, 58.)
К этим свидетельствам стольких великих людей языческой древности можно прибавить свидетельство автора "Экклезиаста", который говорит о смерти и о судьбе человеческой души в духе настоящего эпикурейца: ("Участь сынов человеческих и животных одна и та же. Как те, так и эти умирают, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом". ("Экклезиаст", гл. 3, ст. 19.))
Наконец, как могут христиане примирить пользу или необходимость догмата о загробной жизни с глубоким молчанием, которое хранил по этому считающемуся столь важным вопросу боговдохновенный законодатель евреев?
Глава 14. ЧТОБЫ СДЕРЖАТЬ ЛЮДЕЙ, ДОСТАТОЧНО ВОСПИТАНИЯ, НРАВСТВЕННОСТИ И ЗАКОНОВ; О ЖЕЛАНИИ БЕССМЕРТИЯ, О САМОУБИЙСТВЕ.
Таким образом, мотивы, определяющие поведение людей на земле, следует искать не в каком-то идеальном, существующем лишь в воображении мире. Истинные побудительные причины, отвращающие людей от преступлений и наставляющие их на путь добродетели, мы найдем в чувственном, земном мире. В природе, опыте, истине следует искать средства против терзающих человечество бедствий и побуждения, способные внушить человеческому сердцу склонности, полезные для блага общества.
Если отнестись со вниманием к сказанному в этом сочинении, то легко убедиться, что настоящие средства для борьбы с нашими заблуждениями может дать главным образом воспитание. Именно воспитания должно посеять в наших сердцах семена добра и взрастить полученные таким образом благие зачатки, соответствующим образом использовать способности и склонности разных людей, поддержать пламя их воображения, разжигая его по отношению к одним предметам и гася по отношению к другим, и, наконец, сообщить душам привычки,
полезные для индивидов и общества. Воспитанные подобным образом, люди без всяких небесных наград будут знать цену добродетели; их не нужно будет страшить адским пламенем, чтобы внушить им отвращение к преступлению. Природа и без этих басен гораздо лучше научит их обязанностям по отношению к самим себе, а закон - их обязанностям по отношению к обществам, членами которых они являются. Так воспитание сформирует для государства граждан; представители власти станут отличать сформированных воспитанием граждан в зависимости от выгод, доставляемых ими отечеству; они будут наказывать тех, кто вреден ему; они покажут гражданам, что воспитание и нравственность не напрасно манили их обещаниями и что в благоустроенном государстве добродетель и таланты ведут к счастью, а бесполезность или преступление - к несчастью и всеобщему презрению.
Справедливое, просвещенное, добродетельное, бдительное правительство, искренне стремящееся к общественному благу, не нуждается в лживых баснях, чтобы управлять разумными подданными. Ему было бы стыдно пользоваться выдумками для обмана граждан, знающих свой долг, подчиняющихся справедливым законам в силу правильно осознанного интереса, способных понимать добро, которое им хотят сделать. Такое правительство знает, что общественное мнение оказывает на порядочных людей большее влияние, чем страх перед законом. Оно знает, что привычка может сама по себе внушить отвращение даже к скрытым преступлениям, ускользающим от взоров общества. Оно знает, что реальные наказания в этом мире действуют на грубых людей сильнее, чем кары в отдаленном и неопределенном будущем. Наконец, оно знает, что осязаемые блага, находящиеся в распоряжении верховной власти, действуют на воображение смертных сильнее, чем те туманные награды, которые им обещают в будущем.
Bo всех странах люди так дурны, развращены, неразумны лишь потому, что ими нигде не управляют сообразно их природе и их не обучают ее необходимым законам. Повсюду их питают бесполезными иллюзиями; повсюду они подчинены правителям, которые пренебрегают просвещением народов или стараются только обманывать их. Мы видим на земле лишь несправедливых, неспособных, изнеженных роскошью, испорченных лестью, развращенных распущенностью и безнаказанностью, лишенных талантов, нравственности и добродетели монархов. Равнодушно относясь к своим обязанностям, которых они часто не знают, государи мало заняты благополучием своих народов. Их внимание поглощено бесполезными войнами или желанием постоянно изыскивать средства для утоления своей ненасытной алчности. Их ум совсем не обращается к предметам,
самым важным для счастья их государств. Заинтересованные в сохранении традиционных предрассудков, они вовсе не думают о том, чтобы бороться с ними. Наконец, не понимая, что в интересах человека быть добрым, справедливым, добродетельным, они обыкновенно награждают лишь полезные им пороки и наказывают добродетель, противоречащую их неразумным страстям. Если правители таковы, то не удивительно, что их государства разорены испорченными людьми, без зазрения совести угнетающими слабых, которые хотели бы подражать сильным. Общественное состояние - это состояние войны монарха со всеми его подданными и всех членов общества друг с другом. Надо заметить, что в отличие от Гоббса я не утверждаю, будто естественное состояние - это состояние войны; я утверждаю, что люди по природе ни хороши, ни дурны; они одинаково способны стать как хорошими, так и дурными в зависимости от того, как их модифицируют, или в зависимости от того, в чем их учат видеть свой интерес. Люди так склонны вредить друг Другу, потому что все содействует разделению их интересов. Каждый живет, так сказать, изолированно в обществе, вожди которого пользуются раздорами граждан, чтобы подчинить себе одних с помощью других. Divide et impera (разделяй и властвуй)- вот правило, которому инстинктивно следуют все дурные правительства. Тираны ошиблись бы в своих расчетах, если бы в их распоряжении были только добродетельные люди. Человек дурен не потому, что рождается дурным, но потому, что его делают таким. Знатные и могущественные люди безнаказанно угнетают бедных и несчастных, последние же, рискуя своей жизнью, стараются отплатить им за все то зло, какое им приходится терпеть. Они стараются открыто или тайно вредить родине-мачехе, наделяющей некоторых из своих детей всем, а у других отнимающей все. Они мстят ей за ее пристрастие и доказывают своим поведением, что ужасы загробной жизни бессильны против страстей, пробужденных испорченным правительством, и даже страх перед земными наказаниями слабее необходимости, преступных привычек и опасного склада людей, не исправленных воспитанием.
