Нил Синайский - Творения
1.137. Младшему комиту Амфилохию.
Не походит ли на прокаженного тот, кто говорит: «Предаюсь пока забавам юного возраста, а потом, впоследствии, в глубокой старости выращу цветы целомудрия, мужества и справедливости?» Ибо какой небесный Ангел обещал тебе, что ты достигнешь старости и что можешь не бояться в похотях, наслаждениях и тщеславии умереть злосчастно. Ибо, хотя возраст и юн, но жизнь быстро ветшает.
1.182. Иподиакону Мариану.
К чему так щедро утучняешь плоть свою, которая, еще немного, и станет пищею червей.
1.274. Диакону Феврарию.
Не ищи с жадностью простора в жизни, но пожелай лучше отыскать стезю узкую и тесную.
1.285. Епископу Элиану.
Представляя в себе Аарона, ты приводишь всех в удивление тем, что носишь драгоценные камни и увешан доброзвучными колокольчиками. Ибо одни из подчиненных тебе клириков, подвизаясь в молчании, громогласнее трубы проповедуют своею жизнью, другие же, оглашая Божественным словом и высокими беседами громче оных колокольчиков, блаженные звуки вносят в самый слух ума.
1.287. Диакону Прискиллиану.
Если утверждаешь, что предложенные тобою речения сказаны Соломоном в Панарете (Прем. 7, 2) от лица Владыки нашего Иисуса Христа, то почему же писатель сего слова именует себя и говорит, что он родился от услаждения и сна? Посему признайся, что не достиг ты цели своей. Ибо зачатие Спасителя во плоти Девы было совершенно нелюбосластно, непорочно, нескверно, неукоризненно, чисто и нерастленно.
1.312. Ходатаю по делам Афанасию.
«И сидела еси на них, аки врана» (Иер. 3, 2), — сказал Пророк. То есть, забыв Бога и усердно трудясь, много времени проводил ты в грехах и, по причине своих падений, — с нечистыми демонами. Ибо ворона живет многие годы и чадолюбива. Посему, и всякий сластолюбец и миролюбец сильно любит и нежит чад своих, то есть пагубные и мерзкие дела свои.
2.49. Монаху Аристоклу.
По–видимому, ты в раздоре сам с собою: говоришь прекрасно, а поступаешь худо, бесишься, подобно псам, нещадно и не краснея лаешь на всякого. Но, по крайней мере, с сего времени исправься, брать, чтобы дела твои не были в разладе с досточестным твоим обетом.
2.56. Архимандриту Платону.
Первые вожди нашего чина, став ревнителями Апостолов, соделались некими светилами, сияющими «в темном месте» (2 Петр. 1, 19), и неблуждающими звездами, озаряющими непроницаемо мрачную ночь человеческой жизни. По своей безмятежности они оказались оплотами пристаней, всем указывая, как безвредно избегать приражения страстей. А ты, имея в подчинении у себя столько душ, сам осудил добродетель на изгнание, заставил ее бежать от тебя вдаль, Покрываешь лицо свое тьмою лукавства и злонравия, ввергаешь братий в худые навыки, в бурю и непрестанные мятежи, стараешься погубить тех, кому должно спастись. Кто же избавить тебя от вечного мучения? Ибо «страшно есть еже впасти в руце Бога Живого» (Евр. 10, 31).
2.65. Монаху Галлу.
Что тебе пользы от страннической жизни, от труда подвижнического и великого самоизнурения, когда снова обращаешься сердцем к Египту, каждый почти день собеседуешь со своими домашними посредством писем, и пламенная любовь к родству запинает тебя на пути к совершенству? Разве не слыхал ты, что Господь возразил Марии, искавшей Его между сродниками (Лук. 2, 49), и как того, кто отца или мать любит более Его, признал недостойным Его (Матф. 10, 37), а сими словами твердо постановил снимать с себя родственные узы? Если оставил ты Харран, что переводится «нора», а сие означает «чувство», и вышел «из юдоли Хеврона», то есть от унизительных дел греха и из пустыни, в которой можно заблудиться, то спеши, подобно патриархам, переселиться в Дофаим (Быт 37, 14), то есть в достаточное оставление плотского пристрастия. Ибо Дофаим означает «достаточное оставление», достигнуть которого подвизаются все стремящииеся к блаженнейшему бесстрастию.
2.72. Комазию, монаху из риторов.
Этот сор, эту пыль, эту грязную кучу эллинских книг — к чему по отречении от мира так тщательно ты собираешь в монастырь без пользы, а более того — со вредом? Отвечай нам, славный собиратель суемудрия и окаянства.
2.76. Неадию, Олимпию, Андромаху, Юлию, Химазию: монахам — любителям тяжб.
Кому–нибудь из благомыслящих, увидевшему ваше нерадение о Божественном и ревность о Богочестии одного с вами рода воинов, прилично теперь сказать что благоговейные воины псалмопениями, молитвами отправлением своих обязанностей и неусыпным пребыванием в церкви препобедили рассвирепевших гневливых, богоненавистных монахов, которые отреклись от приличного им безмолвия и служения молитвами и псалмами, забыли священный обет и принятый на себя образ, оставили место своего подвижничества и бесстыдно хлопочут о чужих делах, непрестанно проводят время в мирских судилищах и вносят туда несказанный шум и мятеж. Так что сами народные начальники смеются за это над вами и крайне осуждают вас.
2.84. Монаху Фавсту.
Власяная одежда требует, конечно, смиренного образа мыслей. Потому что праведным, которые подражают своему Владыке, всего вожделеннее смиренномудрие. А если надмеваешься, каждый день ссоришься, иных биешь и подражаешь умоисступленным, то для чего носишь власяницу? Твоя одежда не соответствует расположению души. Монашеская жизнь обязывает любить истину и правду, а не лицемерие, не притворство, не одну личину истины и правды.
2.85. Монаху Фавсту.
Сказано: «пробави милость Твою ведущим Тя» (Пс. 35, 11). А погрешающие в ведении, подобно тебе, подвергнутся самому тяжкому мучению. Поэтому молись, чтобы возвеличилась и особенно приумножилась милость.
2.94. Затворнику Филумену.
Хвала вашим доблестям в отшельничестве! Хвала вашим победным памятникам на поприще добродетели! Но более всего — хвала вашей суетной, лицедейной и притворной жизни в затворе! Ибо и от тех, которые на рынке со всем жаром заняты торговлей, и от тех, которые в судебных местах заводят тысячи тяжб и разных словопрений, ничем, кажется, ты не отличаешься. Выдумываешь всякого рода хлопоты, кричишь с гневом, скрежещешь зубами, из этой своей западни ругаешь, осмеиваешь, злословишь, укоряешь всякого, кто ни попадется, протягиваешь руки свои в окно и бьешь братью, и шумом, и смятением, и беспорядком и расстройством наполняешь бедную келью, которая, хотя и бесчувственна и неодушевленна, но воздыхает, может быть, о жестокости и лютости, как в клетке какой заключенного в ней зверя, или лучше сказать, и зверей превозшедшего свирепостью монаха. Скажи мне, прошу тебя, что ты приобрел, затворившись в этой хижине? Какую пользу снискал душе своей, укрыв тело за этими стенами? Сказано: «бысть Ефрем», как «опреснок не обращаем» к лучшему (Ос. 7, 8). Какая была тебе польза занять эту хижину? Когда облекали тебя в это досточестное иноческое одеяние? Какой авва возлагал на тебя благословляющую руку? Откуда ты заимствовал этот плебейский, подлый нрав? где не развлекаемые ничем молитвы и беспечальные собеседования с Богом? Куда изгнал ты псалмы и песнопения? Куда заставил бежать безмолвный образ мыслей? где оставил священные наставления отцов? где совоспитанники, сожители, однодомники иноков — мир, тишина, покой, вера? Какое дерзновение будешь иметь в День Воздаяния?
2.97. Монаху Евтропию.
Да устрашат тебя Владычные письмена, повелевающие не входить «к олтарю по степенем» порока и надменного образа мыслей (Исх. 20, 26), чтобы не открылась срамота твоя при исшествии из сего мира. И тогда, как сказано, узнают, «где есть их вещество» (Иов. 19, 29).
2.98. Монаху Лампадию.
Не Иуда только, презрев суды Божьи, предал Господа, но в число предателей включаются и христиане, которые не исполняют Божественных заповедей, пренебрегают ими, ведут себя высокомерно и следуют своим лукавым хотениям.
2.99. Монаху Лампадию.
Из страха Божия принявший на себя послушание служить тем, кто вместе с ним подвизается, если впоследствии начнет ожесточаться, гордиться и брать себе деньги на собственные свои потребы, то преступил он Божественные законы, отверг и нарушил договоры и исповедание отречения и подчинения, и называется изменником, потому что изменил данному прежде слову.
2.100. Архимандриту Евстафию.
Тщательно стараешься украшать грузный мешок и усердно заботишься об утучнении плоти, подобно птице, откармливая себя во тьме неведения. Какое же оправдание найдешь себе, когда придет Судящий все?
2.130. Монаху Евсевию.
Пожелай только безмолвствовать, как требует сего монашеский чин, и «Бог» из деревьев, и ветров, и камней этих «воздвигнет» служащих тебе. Но вижу ты вовсе не желаешь пустынножительствовать, потому что приобрел худую привычку обегать всякое место, всякую страну и всякое селение, всякий город и всякую улицу.
2.180. Епископу Олимпию.
Не буде жесток, чтобы не испытать на себе Божиего гнева, хотя и представляется тебе, что ты пламенеешь ревностью богочестия. Ибо и блаженнейший Иона великую горячность ревности смягчил при помощи кита. Посему смотри и ты, чтобы за несострадательность не быть когда–нибудь преданным киту — какому–либо неожиданному и несносному искушению. А под китом разумею теперь диавола. Но чтобы не показалось, будто бы преступаю меру, перескажу кратко древнюю историю, и, может быть, ты убедишься в том, что надо щадить немощных душою. Был один епископ Карп, современный Апостолам. При нем два юноши, обратившись от эллинской прелести и от внешних училищ, приступили к Церкви Христовой, и по прошению сподобились Божественного Крещения. Но немедленно, познав о сем, возросшие вместе с ними развратили одного новокрещенного, так что, отрекшись от Христа, снова возвратился он в язычество. Огорченный сим св. Карп, проснувшись однажды в полночь, когда обыкновенно вставал он на молитву, в негодовании на обольщенного и на обольстившего его, стал произносить на них грозное проклятие, умоляя Бога, чтобы одним ударом молнии лишены были жизни сии пренечестивые и негодные. Когда же говорил он это, вот, открылось весьма страшное и поразительное зрелище. Христос снисходит с неба, и огненные змеи обращаются в бегство. А Он, с благоволением и великою кротости взяв юношу, выносит его из бездны и кладет на землю, показывая сим спасение их. Ибо действительно: впоследствии, обратившись, они оказались великими христианами. Укоряет же Христос Карпа за угрюмость и жестокость, а равно и за то, что без сострадания с твердостью произнес проклятие. Посему, зная сие, епископ, не предавай немилосердно анафеме, не изгоняй навсегда из Церкви Филимона и Сосандра, людей, по увлечению присоединяющихся к нечестию. Но лучше, по правилам святых Апостолов, отлучив их от Церкви на узаконенное время, обличай, вразумляй, увещевай, понуждай, изливай на них милосердие Христово. Утешай, обновляй, подкрепляй, омывай их собственными их воплями и слезами, украшай постами, просветляй многими бдениями, покрывай молитвами, когда они обнажены от богочестия по злобе диавола и по злоумышленью беззаконных людей. Сей в них добрые надежды, когда они просят, умоляют, подают милостыню и умилостивляют единого благоутробного, человеколюбивого и преисполненного щедрот Спасителя нашего Христа.
