Григорий Богослов - О себе самом и о епископах
{129} если бы они не были причастны к той культуре[40], в знании которой ты им отказываешь.
245 Может быть, ты скажешь о силе Духа,
и это будет справедливо, но обрати внимание на то, что из этого следует:
ты-то разве не причастен Духу? и, само собой,
ты очень гордишься этим. Почему же ты лишаешь культуры (λόγος)
тех, кто стремится к ней? Но ты, конечно, напрасно
250 приписываешь это[41] природе Духа
и праведникам: свойство Первого — вдыхать Слово (λόγος),
праведники же Им вдохновляются, и поэтому они являются мудрыми[42].
Таким образом, ты запутался в своих же словах,
о, ты, усердно говорящий именно
255 то, о чем лучше не болтать, но что должно скрывать внутри себя.
Я знаю, что дух противников безгласен[43]:
лучше, чтобы он молчал, чем говорил дурное.
Отверзи уста, Слово Божие, тех,
кто говорит правильно, и отяготи уста тех,
260 кто извергает, хрипя, шипение аспидов
и изливает из сердца братоубийственный яд.
Вот таков и ты: какой
еще может быть речь невежды? Какова же истина
и как лучше мыслить, я кратко расскажу.
265 Были некогда люди, выдающиеся, как никто другой,
но совершенно[44] несведущие в изящной словесности[45].
Ведь дело обстоит вот как: всякая наша речь двояка —
она состоит из слов и смысла; первые подобны внешней
одежде, а второй представляет собой находящееся внутри тело, которое она одевает.
270 Причем, в то время как в одних случаях хороши обе составляющие, в других только какая-нибудь одна;
а бывает так, что плохи обе составляющие — как образование, так и природные способности оратора.
Мы же не проявляем большой заботы о том,
как обстоит дело с внешней стороной речи, но обращаем внимание на ее внутреннюю составляющую.
Ведь наше спасение заключается во внутреннем смысле, {131}
275 хотя и [не просто в смысле, но] в смысле, изъясненном и раскрытом[46].
Какая польза в источнике, если он не имеет выхода,
или в солнечном луче, если он закрыт облаком?
Также и мудрая мысль, когда она молчит,
подобна красоте розы, скрываемой
280 некрасивой чашечкой: она являет свою привлекательность, когда,
раскрытая дуновением ветра, выставляет напоказ свой цветок.
Если же красота всегда была бы скрыта,
не было бы драгоценного очарования весны.
Мы ничего так не хотим, как произнести речь так,
285 как это делают те, кто считается неискусными в слове.
В противном случае покажи способность говорить столь же выразительно[47].
Я очень хотел бы получить хоть сколько-нибудь твоего света.
В самом деле, если Писания суть ничто,
зачем я потратил столько времени?
290 Для чего я впустую занимался «подсчетом морского песка»,
соединяя ночи с днями в трудах,
чтобы какое-то понимание [Писаний] пришло ко мне хотя бы в старости?
Если же Писания сами по себе хороши,
не отдавай паукам труды праведных[48]!
295 Используй простую, пастушескую манеру речи —
я не имею ничего против этого: более того, и сам я умею «ступать в простоте».
Обычный обед часто мне приятнее
приготовленного руками поваров.
Равным образом [мне приятны скромная] одежда и внешняя красота,
300 не деланная, рукотворная, но природная [красота].
Пусть возвысится ум[49], и этого нам будет достаточно.
Никакого изящества — оставим его тем, кто стремится к нему!
Не приводи мне[50] аргументов Секста[51] и Пиррона[52]!
Прочь, Хрисипп[53]! Подальше, Стагирит[54]!
305 Не возлюби сладкоречия Платона!
{133} Отбрось красоту [тех мудрецов, от] учения которых ты должен отвращаться!
Философствуй в простоте слова!
Ты нам приятен, хотя ты говоришь просто.
Учи нас, если хочешь, но учи.
310 Кто для меня Троица? Как соединяется Бог
и как, напротив, разделяется, в то время как едина Его святость, природа,
Единица и Троица? Какова природа ангелов?
какова природа двоякого мира[55] и истинного предведения[56]
(даже если многое не покажется правильным большинству людей)?
315 Каковы причины души и тела[57], Законов —
первого и второго[58]? Что есть воплощение
Того, Кто значительно превосходит умопостигаемые сущности?
что есть смешение неравных природ для единой славы[59]?
[Что есть] смерть [Христова] для воскресения и тем самым для неба?
320 Каково воскресение [мертвых] и каков Суд?
Какая жизнь ожидает праведников и какая грешников?
Почему все течет[60], скажи мне, и где останавливается?
Если тебе что-нибудь из этого открыто Духом —
все ли, половина ли, та ли часть,
325 которую позволяет [тебе знать] чистота твоего разума —
не лишай меня этого! Но если ты совершенно слеп,
почему ты указываешь путь, когда сам лишен зрения? О мрак
тех, которые имеют своим учителем незрячего,
чтобы упасть вместе с ним в яму неведения.
330 Эти — таковы[61] (и они суть меньшее зло:
потому что хотя неведение есть зло, но это меньшее зло).
Но что сказать, если вспомнить о плохих,
так как есть, есть некоторые еще более дурные.
Злополучные, презренные игральные кости жизни;
335 двусмысленные в делах веры; почитающие законы временной выгоды,
а не законы божественные. Их слова, подобно Эврипу[62]
или гибким ветвям, колеблются вперед и назад.
{135} Они — соблазн для женщин; они — отрава, приятная на вкус;
они — львы по отношению к более слабым, но псы по отношению к власть имущим;
340 они — хищники с прекрасным чутьем на всякое угощение;
они истирают пороги дверей власть имущих, но не пороги мудрых[63];
они думают только о своей выгоде, но не об общественной пользе,
чтобы творить зло своим ближним.
Я могу рассказать и об их своего рода «мудрости», если позволите.
345 Один хвалится благородным происхождением, другой красноречием,
третий богатством, четвертый семьей.
Те же, которые не имеют чем похвалиться,
достигают известности благодаря испорченности.
Но «мудростью» является и вот что: не владея речью сами,
350 они связывают с помощью закона язык тех, кто более красноречив.
И если бы была некая борьба с использованием глаз и рук,
вы удалили бы также и их, мудрецы!
Разве это не очевидное насилие и не явный вред?!
Кто потерпит все это? Таинственная вещь:
355 В то время как уже почти вся вселенная
получила от Бога столь великое спасение,
сколь недостойных предстоятелей[64] мы имеем [в Церкви]!
Я буду кричать о правде, хотя она крайне неприятна.
Думаю, что играется некая прекрасная театральная сцена:
360 сейчас [мы видим] маски, а потом[65][увидим истинные] лица.
Мне стыдно сказать, как обстоят дела, но я все же скажу.
Хотя мы поставлены быть учителями блага,
мы являемся мастерской всех зол
и наше молчание кричит (даже если будет казаться, что мы не говорим):
365 «Лукавство стоит во главе[66]; пусть никто не беспокоится об этом!
будьте дурными — это самое простое
{137} и лучшее». Практическая деятельность становится законом.
Ведь если иной даже под влиянием учителей с трудом может
обратиться к благу, то когда есть
370 плохой пример, он пленен: он словно поток, бегущий по склону.
Вот причина этого: говорят, что орел в лучах солнца
премудро судит о зрении новорожденных птенцов:
так он распознает, кто из них настоящий, а кто — нет.
Одного выбрасывает вон, признавая себя родителем другого[67].
375 Мы же с легкостью поставляем на кафедру всех,
если только они желают этого, делаем их начальниками над народом[68],
и при этом не исследуем внимательно ни их настоящее, ни прошлое,
ни деятельность, ни подготовку[69], ни круг знакомых —
даже настолько, чтобы можно было распознать «звон этих монет»
