Неизвестен Автор - Лекции о сущности религии
ДЕВЯТНАДЦАТАЯ ЛЕКЦИЯ.
Камчадалы, как рассказывают и выражаются путешественники-теисты, имеют высшего бога, которого они называют Куткой и которого они считают творцом неба и земли. Им, говорят они, все сотворено, и от него все произошло. Но они считают себя гораздо умнее бога и никого не считают таким глупым, бессмысленным и бездумным, как своего Кутку. Если бы, говорят они, он был умен и рассудителен, то он создал бы мир гораздо лучше, не поставил бы так много непроходимых гор и утесов, не сотворил бы так много бешеных потоков и длительных бурь. Поэтому, когда вы въезжаете зимою на гору или с нее спускаетесь, вы не можете удержаться от того, чтобы не обругать самым ужасным образом Кутку. "Мы справедливо приходим в ужас по поводу этих безумств", - замечает по этому поводу один писатель-рационалист. Я же этому нисколько не ужасаюсь; я гораздо больше удивляюсь тому, что у христиан так мало самопознания и что они не замечают того, что они по существу нисколько не отличаются от камчадалов. Они только тем отличаются от камчадалов, что они своему гневу по поводу суровости и грубости природы дают выход не как камчадалы, в ругательствах, а в действиях. Христиане выравнивают горы или по крайней мере проводят через них проходимые, удобные дороги; они бешеным потокам противоставят плотины или отводят их; короче говоря, они, сколько только могут, меняют природу согласно своему пониманию, для своей пользы. Однако каждое такое дело есть критика природы; я не снесу горы, если я предварительно не рассержусь на то, что она существует, не предам анафеме, не прокляну ее; тем, что я ее сношу, я только превращаю это проклятие в действие. Против постоянных бурных ветров, дающих камчадалам основание проклинать их виновника, христиане, правда, не открыли прямого средства борьбы, как и вообще воздушное царство всего менее познано и побеждено; но христиане знают другие средства, которые культура дает им в руки, чтобы предохранить себя от капризов климата. В Библии, правда, говорится: "оставайся в стране и честно прокармливай себя"; и, однако, христиане путешествуют, разумеется, в том случае, если "провидение" дало им для этого средства, ездят на воды, вообще в страны, где они находят лучший, для них более подходящий климат. Но если я покидаю какое-либо место, то я ею в действительности проклинаю, ругаю; я думаю или, быть может, сам говорю: здесь совсем проклятый климат; здесь я не могу дольше выдержать; здесь я погибну; итак, вон отсюда. Но когда христианин покидает свое отечество, временно или навсегда, то он практически отрицает тем самым свою веру в божественное провидение; ибо ведь это оно поместило его в этом месте, потому что оно сочло это место, несмотря на его неприятный и нездоровый климат или, вернее, благодаря ему, наиболее для него - христианина - подходящим и, стало быть, предопределило его жительство.
Провидение ведь простирается на каждую особь, на каждую единицу; провидение, как его мыслят себе рационалистические теисты, провидение, простирающееся только на род, на общее, на общие естественные законы, есть провидение разве только по имени. Поэтому, если я покидаю данное место, на которое посадило меня провидение, если я сношу данную гору, которую оно, очевидно, намеренно поставило такой высоты и как раз на этом месте, если я противопоставляю плотину данному бурному потоку, который, очевидно, обязан своей силой только воле и могуществу божиим, то я отрицаю, я отвергаю своей практической деятельностью мою религиозную теорию и мою веру в то, что все, сделанное богами, хорошо, что все, созданное богами, мудро, не подлежит порицанию, не может быть превзойдено, ибо ведь бог создал все не на скорую руку, так лишь в общих чертах, а каждое в отдельности, Как могу я, стало быть, делать насильственные изменения, как могу я подчинять божественные предначертания моим человеческим целям, как могу я противопоставлять могуществу бога, выразившемуся в силе того бешеного потока, в высоте этой горы, человеческую силу? Я этого не могу, если я хочу свою веру подтвердить на деле. Когда жители Книда, рассказывает Геродот, хотели прорыть часть страны, чтобы сделать из своей страны настоящий остров, то пифия запретила им это в следующих стихах:
Не смейте Истма прорывать и укреплять!
Зевс остров, захоти он, сотворил бы сам.
И когда Риму было сделано предложение отвести притоки Тибра, чтобы воспрепятствовать его разливам, то реатинцы, как рассказывает Тацит в своих "Анналах", воспротивились этому, говоря, что природа - что в данном случае, очевидно, то же, что бог, - наилучшим образом позаботилась о человеческих интересах, дав рекам их устье, их течение, их исток, точно так же, как и их впадение.
Поэтому все культурные средства, все изобретения, которые сделал человек, чтобы оберечь себя от насилий природы, как, например, громоотводы, последовательная религиозная вера осуждала, как посягательства против божеского управления, осуждала - кто бы мог это подумать? - еще даже в наше время. Когда был открыт и применен серный эфир в качестве болеутоляющего средства, то - как мне рассказал один вполне заслуживающий доверия человек теологи одного протестантского университета, университета в Эрлангене запротестовали против этого, а именно против применения его при тяжелых родах, ибо в Библии сказано: "в муках будешь ты рождать", следовательно, рождение в муках есть прямое предписание, волеизъявление бога. Таким глупым и таким одновременно дьявольским делает человека теологическая вера! Вернемся, однако, опять назад от протестантских теологов и университетов к камчадалам, у которых гораздо больше разума, ибо они совершенно правы, когда творца крутых, человеческой культуре не доступных, гор, бешеных потоков, уничтожающих посевы и нивы, постоянных бурных ветров считают за неразумное и бессмысленное существо, ибо природа слепа и лишена разума; она есть то, что она есть, и делает то, что она делает, не намеренно, не умышленно, а по необходимости, или, если мы человека, как и следует, причислим к природе ведь он тоже естественное существо, создание природы, - то она имеет свой разум только в разуме человека. Ведь только человек своим устроительством и своими учреждениями накладывает на природу печать сознания и разума, только он, чем дальше, тем больше с течением времени преобразует Землю в разумное, человеку соответствующее жилище и когда-нибудь преобразует ее в еще более человеческое, более разумное жилище, чем то, которое существует теперь. Ведь даже климат изменяется под влиянием человеческой культуры. Что такое сейчас Германия и чем она когда-то была, даже еще во времена Цезаря! Но как согласовать такие насильственные преобразования, произведенные человеком, с верой в сверхъестественное, божественное провидение, которое все сотворило и о котором говорится:
"бог взглянул на псе, что он сотворил, и оказалось, что все было хорошо".
Еще одно утверждение должен я разъяснить в немногих словах. Я сказал, что существование провидения пытались доказать главным образом такими явлениями природы, которые помогают или предохраняют против последствий существующего или естественно-необходимого зла. В особенности усмотрели поэтому доказательства особого провидения в оружии животных, которым они защищаются против своих врагов, и в защитных средствах органов человеческого и животного тела. Так, "глаз защищен ресницами от проникновения в него мешающих ему материальных частиц, бровями - от капающего со лба пота, глазными костями - против поранении, а веком он может быть совсем прикрыт". Но почему не защищен глаз от пагубных последствий удара кулаком, брошенного камня или других влияний, разрушающих глаз или по крайней мере нарушающих силу зрения? Потому что существо, образующее глаз, не есть всемогущее и всезнающее существо, не есть бог. Если бы глаз сотворило всевидящее око и всесильная рука, то и глаз был бы защищен против всех возможных опасностей. Но существо, образовавшее глаз, не подумало при образовании его о брошенном камне, об ударе кулака и о бесчисленных Других разрушительных воздействиях, потому что природа вообще не думает, а следовательно, и не знает наперед об опасностях, могущих постигнуть какой-либо орган или существо, как это знает бог. Каждое существо, каждый орган защищен лишь против определенных опасностей, против определенных воздействий, и эта защита едина с определенными свойствами этого существа, этого органа, едина с его существованием, так что без этой защиты он и существовать не мог бы. Раз что-нибудь должно существовать, то оно должно иметь и средства для существования, раз что-нибудь должно жить и хочет жить, то оно должно быть и в состоянии отстоять свою жизнь, защитить ее, стало быть, против враждебных нападений. Жизнь есть борьба, война; непосредственно вместе с жизнью дано одновременно и оружие как средство ее сохранения.
Глупо поэтому нарочито выдвигать оружие, средства защиты и делать их доказательством существования провидения. Если жизнь необходима, то необходимо и средство сохранения жизни. Раз есть война, то есть и оружие: нет войны без оружия. Стало быть, если хотят удивляться средствам защиты органа, защиты животного, то следует удивляться существованию этого органа, этого животного. Все эти средства защиты по своей природе ограничены и составляют нечто единое со свойствами данного органа, данного существа; но именно в силу своего единства с природой существа, с природой органа, они не являются доказательствами наличия намеренно или произвольно творящего существа, и именно в силу своей ограниченности не являются доказательствами существования всемогущего и всезнающего бога, ибо бог защищает существо, защищает орган против всех, какие только возможны, опасностей. Каждое существо возникло при условиях, заключавших в себе не больше того, что было достаточно для создания данного существа, каждое существо стремится посильно отстоять себя, сохранить себя, сколько это только возможно, сколько позволяет ему его ограниченная природа; каждое существо имеет инстинкт самосохранения. Из этого инстинкта самосохранения, который, однако, един с индивидуальной природой органа или существа, но отнюдь не от всемогущего и всезнающего существа происходят оружия, средства защиты животных и органов.
