Неизвестен Автор - Лекции о сущности религии
По этим изречениям древних, истинно верующих в бога, мы можем судить, как мало физика или физиология согласуются с теологией, до какой степени даже те явления, которые рационалистический теист рассматривает как цели и приводит в качестве доказательств существования бога, плохо выводятся из бога. Между таким органом, как глаз, или средством видения, и целью глаза, актом видения, существует в природе необходимая связь;
в самой организации, в природе глаза заложена та особенность, что только глаз, а не какая другая часть тела может видеть; в теологии же воля бога нарушает эту необходимую связь; бог может, если захочет, сделать так, чтобы человек видел и без глаз или даже при посредстве органа, противоположного глазу, даже при посредстве органа, лишенного чувства, даже при посредстве заднего прохода. Кальвин определенно утверждает, что бог в Ветхом завете создал свет раньше солнца, дабы люди могли отсюда видеть, что благотворные явления света отнюдь не необходимо связаны с солнцем, что бог и без солнца может сделать то, что он теперь, то есть при обыкновенном, но совсем не необходимом естественном ходе вещей, делает через солнце или при посредстве солнца.
Мы имеем в этом случае одно из наиболее убедительных доказательств того, что природа отрицает существование бога и, наоборот, существованием бога отрицается природа. Если есть бог, то зачем же существует мир, существует природа? Если есть совершенное существо, - совершенное существо, каким его себе представляют в виде бога, - то зачем еще несовершенное? Не отрицает ли существование совершенного существа необходимость, основу существа несовершенного? К несовершенству совершенство, правда, подходит; но как подходит к совершенству несовершенство? Смысл несовершенства заключается в совершенстве: несовершенное хочет стать совершенным, мальчик - мужем, девочка - женщиной, то, что находится внизу, стремится вверх, хочет подняться: но как могу я, будучи в здравом уме, из высшего существа вывести ниже его стоящее, низшее существо? Если я в уме, как могу я из разумного существа дать произойти существам, лишенным разума? Как может дух производить на свет существа, лишенные духа? Стало быть, если я себе мыслю бога и хочу правильно умозаключить и действительно заставить его мысленно что-либо создать, хотя божество есть всегда нечто непроизводительное, то спрашивается: что может бог создать кроме богов, кроме существ, которые ему равны? И если бог есть, то есть, есть существо, которое видит без помощи глаз и слышит, то есть все воспринимает, не имея ушей, то как могу я от него вывести глаза и уши? Ведь смысл, цель, существо, необходимость существования глаз и ушей есть только зрение и слух; но если уже есть существо, видящее без помощи глаз, то зачем же тогда глаза? Не исчезает ли с тем вместе основа его существования? "Кто создал ухо, как может тот не слышать, кто создал глаз, как может он не видеть?" Но тот, кто уже видит, зачем ему делать глаз? Глаз существует, потому что без него нет видящего существа, но он существует не потому, что есть видящее существо. Глаз является следствием страстного желания природы видеть, жажды света, потребности, необходимости глаза для жизни, по крайней мере, высшего организма.
Часто говорилось: мир необъясним без бога; но истинно как раз обратное: если есть бог, то существование мира необъяснимо; ибо он совершенно излишен. Мир, природа лишь тогда объяснимы, мы лишь тогда находим разумное основание их существованию, если только мы таковое ищем, если мы признаем, что нет существования вне природы, нет другого, кроме телесного, естественного, чувственного существования, если мы предоставим природу самой себе, если мы, стало быть, признаем, что вопрос об основе природы совпадает с вопросом об основе существования. Но вопрос о том, почему вообще что-либо существует, есть глупый вопрос. Следовательно, мало того, что мир не имеет в боге своего основания в противоположность тому, что говорили древние теисты, но основа мира уничтожается, если бог существует. Из бога нельзя ничего вывести; все иное кроме него излишне, пусто, ничтожно; как же могу я это другое выводить из бога и желать им обосновывать? Но также верен и обратный вывод. Раз есть мир, раз этот мир есть истина и эта истина ручается за его существование, то бог есть лишь сон, лишь существо, которое человек себе вообразил, которое живет лишь в его воображении. К какому же мы присоединимся заключению? К последнему, ибо мир, природа есть нечто непосредственно, чувственно достоверное, нечто, что не подлежит сомнению. Из существования какого-либо предмета заключать к его необходимости и существенности, без сомнения, куда разумнее и вернее, чем из необходимости какого-либо существа заключать к его существованию; ибо эта необходимость, та необходимость, которая не основывается на бытии, может быть лишь субъективной, лишь воображаемой. Но вот нет же человека, нет жизни, если нет воды, нет света, нет теплоты, нет солнца, нет хлеба, если, короче говоря, нет средств существования. Мы, следовательно, имеем полное право из их бытия заключать к их необходимости, полное право заключать, что жизнь, которая без них, без неорганической природы не существует, существует только благодаря им. Мы чувствуем, мы знаем, что мы умрем от жажды, засохнем без воды; что мы умрем от голода, погибнем без еды;
мы чувствуем, мы знаем, стало быть, что своеобразная сила воды и пищи, основанная на их индивидуальной природе, есть то, что оказывает на нас это благотворное действие. Зачем же мы хотим похитить у природы эту силу и приписать ее отличному от природы существу, богу? Зачем думаем мы отрицать то, о чем так отчетливо говорят нам чувства и разум, а именно, что мы только этим силам, этим существам природы обязаны нашим существованием, что нас бы не было, если бы их не было, что они - необходимые элементы и основы нашего существования, что не бог при посредстве этих вещей, а эти вещи при посредстве их собственной силы поддерживают нас без бога; ибо зачем бы богу нуждаться в подобных небожественных, обычных средствах, как вода и хлеб, но также зачем бы и воде и хлебу иметь надобность в боге для того, чтобы проявить те действия, которые коренятся в их собственной материальной природе?
Однако вернемся опять назад!
В образе действий бога мы различаем три ступени или три разновидности: из них первую мы можем назвать патриархальным образом правления или действия, вторую - деспотическим или абсолютистски-монархическим и третью конституционно-монархическим. Первая ступень есть та, когда бог является, собственно говоря, лишь выражением аффекта, выражением удивления, поэтическим именем для каждого предмета природы, производящего на человека особенное впечатление, когда человек хотя и говорит вместо: гром гремит или дождь идет - бог гремит, бог посылает дождь, по этот бог все же не выражает еще ничего особого, ничего от природы и ее явлений отличного, ибо в том-то и дело, что человек еще не имеет никаких познаний, никакого даже самомалейшего представления о существе и действиях природы, когда именно поэтому еще нет чудес, по крайней мере, в собственном, в нашем смысле этого слова, ибо человеку еще все представляется чудесным; чудо же выражает нечто отличное от естественного, закономерного или, по крайней мере обычного, хода вещей. Я называю это представление патриархальным, ибо оно самое древнее, самое простое, наиболее естественное для похожего на ребенка необразованного человека, ибо патриархальная форма правления есть такая, при которой правитель находится в таком же отношении к управляемым, в каком отец находится к детям, отец, который отличается не по существу от детей, а только возрастом, большей силой и большим умом, ибо и правитель природы и человечества в данном случае так же еще не отличается ничем от природы. Зевс есть бог, от которого исходят гром и молния, град и буря, ливни и метели. Он владыка, то есть очеловеченная, олицетворенная причина этих явлений; он повелевает этими действиями природы по своему желанию и произволению;
постольку он, стало быть, - однако только для нас, - отличное от них существо, но его отличие теряется в испарениях и синеве неба; Юпитер есть так он и называется - небо, эфир, воздух; вместо холодного воздуха, сырого воздуха поэты говорят даже - холодный Юпитер, сырой Юпитер; его отличие истекает с каждой дождевой каплей, которая падает с неба на землю, оно улетучивается, как метеор, с каждой стрелой молния. Так, например, Плиний называет молнию то творением Юпитера, то частью Юпитера. Поэтому для римлян сама молния представляла собой нечто священное, божественное;
она у них прямо называется священною молнией, священным огнем. Как мало существо этих богов, по крайней мере первоначально, отличается от существа природы, до какой степени их существо растворяется в существе природы, не имеет характера устойчивой личности, мы увидим, если ближе ознакомимся с древними религиями и заметим, как они даже те явления природы, которые в наших глазах совсем не представляются и не воспринимаются в виде личностей, существ, тем не менее почитали за богов. Так, например, персы обожествляли дни и времена дня, утро, полдень, послеполуденное время, полночь; египтяне обожествляли даже часы; греки - kairos, благоприятный момент, движения воздуха, ветра. Также и персы, что, однако, в данном случае безразлично. Но бог, существо которого есть ветер, - что это за улетучивающееся, преходящее существо? Или кто может бога ветра отличить от ветра? Греческие и римские исторические книги кишат чудесными историями, но эти чудеса отнюдь не имеют значения чуда в смысле монотеизма, по крайней мере развитого монотеизма, они имеют более поэтический, наивный характер, они создания скорее натуралистического, чем теологического суеверия, они совсем не такие доктринерские, преднамеренные чудеса, как чудеса монотеистические. От обмана жрецов мы, разумеется, здесь отвлекаемся.
