Неизвестен Автор - Лекции о сущности религии
ПЯТНАДЦАТАЯ ЛЕКЦИЯ.
Я в своей последней лекции несколько раз уже бегло указывал на то, что явления природы, которые теист объясняет как акт сознательного существа, ставящего себе цели, могут быть объяснены физическим или естественным путем. Я, впрочем, чрезвычайно далек от того, чтобы задаваться целью объяснить происхождение и существо органической жизни при помощи этих поверхностных указаний. Мы еще стоим далеко не на почве естествознания, которое могло бы этот вопрос разрешить. Мы знаем или, по крайней море можем доподлинно знать только то, что, как мы теперь происходим и сохраняем нашу жизнь естественным путем, точно так же мы и произошли некогда естественным путем, что все теологические объяснения ничего не дают. Но и независимо от этого капитального вопроса о происхождении жизни - есть, разумеется, много обращающих на себя внимание и удивительных явлений природы, которые именно поэтому теист подхватывает с особенною жадностью и противопоставляет натуралистам, говоря: вот вам явственное доказательство божественного провидения, ставящего себе цели. Однако с этими явлениями природы дело обстоит так же, как и с теми случаями из человеческой жизни, в которых теист усматривает очевидные доказательства существования особого, над человеком бдящего провидения и которые я разобрал уже на одном примере в моих комментариях к "Сущности религии". Это всегда случаи, имеющие отношение к человеческому эгоизму, и, хотя существуют также и другие столь же удивительные явления, которым мы, однако, не колеблясь, даем естественное, причинное объяснение, мы, тем не менее, выдвигаем лишь эти явления, интересующие человеческий эгоизм, проходим мимо их сходства с теми, другими, для нас безразличными явлениями, и рассматриваем их, как доказательство особого, сознающего свои цели провидения, как, так сказать, естественные чудеса.
"При более низкой температуре, - говорит Либих, - мы выдыхаем больше углерода, чем при более высокой, и мы должны в соответственной пропорции потреблять больше или меньше углерода в пище: в Швеции больше, чем в Сицилии, в наших местностях зимой на целую восьмую больше, чем летом. Даже тогда, когда мы в холодных и теплых местностях потребляем одинаковое количество пищи по весу, бесконечная премудрость устроила так, что эта пища весьма неодинакова по количеству содержащегося в ней углерода. Плоды, потребляемые жителями южных стран, содержат в себе в свежем состоянии не более 12 процентов углерода, тогда как сало и жир потребляемые жителями полярных стран содержат от 66 до 80 процентов углерода". Но что это за бесконечная премудрость и сила, которая устраняет лишь последствия беды, нужды? Почему не устраняет она самой беды, не касается самой причины? Если экипаж, в котором я еду, сломается, но я при этом не сломаю себе ноги, то должен ли я причину сего приписать божественному провидению? Не могло ли бы оно прежде всего помешать поломке экипажа? Почему не предотвратят божественные мудрость и благость холод полярных стран, заставляющий даже скалы давать трещины? Разве бог не может создать рая? Что толку в божественном существе, которое помогает лишь потом, задним числом? Разве жизнь обитателей полярных стран не является, несмотря на их богатые углеродом сало и жир, в высшей степени жалкой жизнью? И как можно при подобных явлениях искать прибежища в религиозном представлении о божественной мудрости и благости, когда даже сама религия представляет себе мир, каков он есть, ввиду его противоречий божественной благости и мудрости, вышедшим из рук божиих не таким, как он есть, но принимает, что грех, дьявол исказил его, и именно поэтому рисует перспективу божественного, лучшего мира? И нельзя ли найти естественное основание для указанного явления? Почему бы нет? Бедный обитатель полярных стран, который по временам, как, например, гренландец, поддерживает свое жалкое существование даже при помощи старых мехов своей юрты и башмачных подошв, разумеется, не вкушает южных фруктов и других лакомств южных стран, но лишь по той простой причине, что они у него не произрастают; в силу горькой необходимости он вынужден довольствоваться главным образом салом и жиром тюленя и кита; однако сало и жир встречаются отнюдь не в одних только северных полярных странах. Кит только преследованиями людей отогнан на крайний север, а морской слон, за которым охотятся из-за его обильного жира, встречается также, например, и у берегов Чили. Но если бы даже и в самом деле находились особенно значительные массы углерода близ северного полюса, то и для этого явления мы могли бы указать аналогию в том опыте, который гласит, что дрова, нарубленные зимой, бывают плотнее, более тяжелы и, следовательно, более богаты горючим веществом или углеродом, чем нарубленные весной или летом, что, очевидно, происходит оттого, что в это время под влиянием света и теплоты растение не только разлагает углекислоту, то есть усваивает себе углерод и выделяет кислород, но в период наливания почек, цветения, оплодотворения полностью уничтожает углерод; поэтому в сахарном тростнике, как замечает Ж. Дюма в своем "Опыте химической статики органических существ", сахар, накопившийся в стебле, оказывается совершенно исчезнувшим, когда бывает закончено цветение и оплодотворение. Тот же самый Либих, который в сале и жире бедных жителей полярных стран усматривает доказательство бесконечной божественной мудрости, объясняет, впрочем, другие столь же удивительные явления, которые равным образом могут быть объясняемы и объясняются теологически, в высшей степени простыми естественными причинами. "Находят достойным удивления, - говорит он, - что виды травяных растений, семена которых служат пищей, следуют за человеком, как домашние животные. Они следуют за человеком по таким же причинам, по каким соляные растения следуют за морским берегом и солончаками, марь - за мусорными кучами; как навозные жуки вынуждены питаться экскрементами животных, точно так же и соляные растения нуждаются в соли, мусорные растения - в аммиаке и азотнокислых солях. Ни одно из наших хлебных растений не может дать хорошего семени, семени, дающего муку, без обильного количества фосфорнокислого горькозема и аммиака, необходимых для образования этого семени. Эти семена развиваются только в такой почве, где эти три составные части встречаются соединенными вместе, и нет почвы, ими более богатой, чем места, где животные и люди живут вместе на подобие семьи; они (хлебные растения) следуют за мочой, за экскрементами животных и людей, ибо без их составных частей они не в состоянии дать семени".
Таким образом, мы имеем здесь в высшей степени удивительное и для человека важное явление, которым теист может тыкать натуралиста, как самым разительным доказательством существования особого провидения, если только он ничего не знает об естественных причинах этого явления, - явления, сопоставленного с другими столь же удивительными явлениями, но для человека безразличными (потому что марь, встречающаяся большей частью также вблизи человеческих жилищ - за исключением, самое большее, одного вида, листья которого употребляются для охлаждающих примочек, - не приносит пользы ни скоту, ни людям) и объясненного из взаимоотношения между жизнью растений и животными экскрементами, из того взаимоотношения, стало быть, из которого мы вообще пытались объяснить в последней лекции явление целесообразности природы. К уже приведенному примеру я присоединяю еще другой. "Наиболее распространены, - говорит химик Мульдер в своей физиологической химии, - те соли, которые... столь же необходимы для жизни, как и органические четыре элемента... Большая часть этих солей абсолютно необходима для крови и находится как в питьевой воде, так и в соках растений, служащих пищей для людей и животных; это - факт, указывающий на тесную связь между обоими царствами природы, которые в науке слишком привыкли отделять друг от друга!" И хотя в природе достаточно имеется явлений, физическую, естественную причину которых мы еще не открыли, нелепо, однако, раз мы какое-либо явление не в состоянии объяснить физически, естественным путем, прибегать по этому случаю к помощи теологии. То, чего мы "еще не познали, познают наши потомки. Как неисчислимо много явлений, которые наши предки могли объяснить себе только при помощи бога и его намерений, мы объяснили теперь существом природы! Когда-то даже самое простое, естественное, необходимое объясняли лишь при посредстве телеологии и теологии. Почему люди не одинаковы, почему у них различные лица? - спрашивает один старый теолог и отвечает на это: для того, чтобы их можно было отличить друг от друга, для того, чтобы их друг с другом не смешивать, для этого дал им бог различные лица. Мы видим в этом объяснении прекраснейший пример сущности телеологии. Человек, с одной стороны, из невежества, с другой - из эгоистического стремления все объяснять по себе, все мыслить по своему образцу, превращает непроизвольное в произвольное, естественное - в намеренное, необходимое - в свободное. Что человек отличается от других людей, есть необходимое, естественное следствие его индивидуальности и его существования; ибо если бы он не был отличен, он не был бы и особым, самостоятельным, индивидуальным существом, и если бы он не был отдельным существом, индивидуумом, то он бы не существовал. Нет двух листьев на одном и том же дереве, говорит Лейбниц, которые бы вполне походили друг на друга, и он вполне прав; лишь бесконечное, необозримое разнообразие есть принцип жизни; одинаковость уничтожает необходимость существования; если меня нельзя отличить от других, то безразлично, существую я или не существую; другие заменяют меня; короче говоря/ я есмь потому, что я отличен; и я отличен потому, что я есмь. Уже в непроницаемости, в том, что то место, которое я занимаю, никто другой не может занимать, что я всех исключаю из своего места, в этом заключается моя самостоятельность, то что отличает меня от других. Короче говоря, у каждого человека свое собственное лицо, потому что у него своя собственная жизнь, свое существо. Но то же, что применимо к данному случаю, применимо и к бесчисленному количеству других, объясняемых человеком телеологически, с тою только разницей, что поверхностность, невежество и смехотворность телеологии в других случаях не так явственна, очевидна, как в данном примере, к которому, впрочем, можно было бы присоединить еще много других.
