Андрей Дикий - Русско-Еврейский диалог
Одна из книг – это “В круге первом” А. Солженицына, широко рекламируемая во всем мире. Другая - “Русский антисемитизм и евреи” – произведение двух евреев, выехавших из СССР и занявшихся распространением клеветы на русский народ.
В процессе “Русско-еврейского Диалога”, который вскоре выйдет отдельным изданием, позволяю себе занять внимание читателей краткими данными о содержании этих двух книг.
А. СОЛЖЕНИЦЫН О “ЕВРЕЙСКОМ ВОПРОСЕ” В СССР
Выражение “правящий класс”, который я употребил в своей книге “Евреи в России и в СССР”, описывая роль еврейской этнической группы в первые 30 лет советской власти, вызвало резкую реакцию некоторых русско-еврейских журналистов, назвавших это утверждение “чудовищной клеветой и явной нелепостью”, как это написал г. Райс на страницах журнала “Часовой” №501, 1968 г.
На это писание г. Райса я соответствующим образом и ответил г. Райсу на страницах того же журнала в № 508.
А несколько месяцев спустя этот же вопрос затронул и известный писатель А. Солженицын в своей книге “В круге первом”, получившей мировое признание и переведенной на многие иностранные языки.
В главе “Космополит безродный” мы находим следующие строки:
“Ведь в революцию и еще долго после нее слово “еврей” было благонадежнее, чем – “русский”. Русского еще проверяли дальше: – а кто были родители? на какие доходы жили до 1917 г.? – Еврея не надо было проверять: евреи были все поголовно за революцию, избавившую их от погромов, от черты оседлости.
И вот… бич гонителя израильтян, незаметно, скрываясь за второстепенными лицами, принимал Иосиф Сталин.
Когда группу людей травят за то, что они были раньше притеснителями, или членами касты, или за их политические взгляды или за круг знакомств – всегда есть разумное (или псевдо-разумное?) обоснование. Всегда знаешь, что ты сам выбрал свой жребий, что ты мог и не быть в этой группе. Но национальность?…
(Внутренний ночной собеседник тут возразил Ройтману: но соцпроисхождение тоже не выбирали? А за него гнали.). Нет, главная обида для Ройтмана в том, что ты от души хочешь быть своим, таким, как все, – а тебя не хотят, отталкивают, говорят: Ты – чужой. Ты – неприкаянный. Ты – жид”. (стр. 466 и 467).
Так описывает А. Солженицын ночные размышления Адама Вениаминовича Ройтмана, майора МГБ, лауреата сталинской премии, принадлежавшего к высшим слоям “правящего класса” в 1948 году. Размышления эти были вызваны известием о появлении не только в разговорах, но и в печати вопроса о “космополитах безродных” и о их праве принимать активное участие в жизни страны и занимать руководящие положения.
И Ройтман начинает вспоминать свою прошлую жизнь и деятельность… “Чем он был занят все эти годы? Интригами. Борьбой за. первенство в институте. С группой друзей они делали все, чтобы опорочить и столкнуть Яконова, считая, что он заслоняет их своею маститостью, апломбом и получает сталинскую премию единолично. Пользуясь, что у Яконова подточенное прошлое и поэтому в партию его не принимали, как он ни бился, “молодые” вели атаку через партийные собрания – ставили там его отчет, потом просили его уйти, или тут же, при нем (“голосуют только члены партии”) обсуждали и выносили резолюцию. И всегда Яконов по партийным резолюциям оказывался виноват. Ройтману минутами даже было жалко его. Но не было другого выхода…
И как все враждебно обернулось! В своей травле Яконова “молодые” и думать забыли, что среди них пятерых – четыре еврея. Сейчас Яконов с каждой трибуны не устает напоминать, что космополитизм – злейший враг социалистического отечества”. (“В круге первом” стр. 468).
Дальше Солженицын описывает воспоминания Ройтмана о временах, когда Ройтман был еще мальчишкой-пионером:
“Двенадцатилетний Адам в пионерском галстуке, благородно-оскорбленный, с дрожью в голосе стоял перед общешкольным пионерским собранием – и обвинял, и требовал изгнать из юных пионеров и из советской школы – агента классового врага. Выступали и до него, и после него – Митька Штительман, Мишка Люксембург, и все они изобличали соученика своего Олега Рождественского в антисемитизме, в посещении церкви, в чуждом классовом происхождении, и бросали на подсудимого, трясущегося мальчика, уничтожающие взоры. Кончались двадцатые годы; мальчики еще жили политикой, стенгазетами, самоуправлением, диспутами. Город был южный, евреев было с половину группы. Хотя были мальчики сыновьями юристов, зубных врачей, а то и мелких торговцев, – все себя остервенело – убежденно считали пролетариями.
Олег, бледный, худенький, первый ученик в классе, избегал всяких речей о политике, явно нехотя вступил в пионеры. Мальчики-энтузиасты заподозрили в нем чуждый элемент. Следили за ним, ловили. Однажды Олег попался, сказал: “Каждый человек имеет право говорить все, что он думает”. “Как – все?” – подскочил к нему Штительман. – Вот Никола меня назвал “жидовской мордой” – так это можно?” – “Говорить”, – не уступал Олег, поводя узкой шейкой, – “Говорить каждый имеет право, что хочет”…
Из того и начато было на Олега дело. Нашлись друзья-доносчики, Шурик Буриков и Шурик Ворожбит, как видели, как виновник входил с матерью в церковь и как он пришел один раз в школу с крестиком на шее.
Начались собрания заседания учкома, группкома, пионерские сборы, линейки – и всюду выступали двенадцатилетние робеспьеры и клеймили перед ученической массой пособника антисемитов и проводника религиозного опиума, который две недели уже не ел от страха, скрывая дома, что исключен из пионеров и скоро будет исключен из школы…
Адам Ройтман не был там заводилой, его втянули – но даже и сейчас мерзким стыдом залились его щеки.
Кольцо обид! Кольцо обид!… И нет из него выхода, как нет выхода из тяжбы с Яконовым… С кого начать исправлять мир?… С других… Или с себя? (Стр. 470 и 471. “В круге первом” А. Солженицын).
* * *Приведенные выше выдержки из книги, переведенной на многие языки являются драгоценным материалом для опровержения клеветы на русский народ в “угнетении и преследовании” евреев, о чем не перестает трубить печать всего “свободного мира”. А кроме того, дает правдивую картину того отрезка истории, когда израильтяне превращались в “правящий” класс в СССР и описывает, как это произошло.
Узнать это будет не бесполезно всему миру, а его политическим деятелям в особенности.
Почти одновременно с книгой Солженицына, выдержки из которой приведены выше, вышла и книга “Русский антисемитизм и евреи”, составленная двумя евреями, “выбравшими свободу” и занявшимися издательской деятельностью в Лондоне.
В этой книге-сборнике – его составители, Наумов и Флегон, не жалеют черных красок, описывая “преследование” евреев в СССР, анализируя “глубокие лабиринты русской души” и страдания евреев в результате “русского антисемитизма”.
Призывая весь мир “спасти” евреев, авторы сборника сочли нужным поместить такое стихотворение:
“Мы часто плачем, слишком часто стонем,
Но наш народ, огонь прошедший, чист.
Недаром слово “ЖИД” всегда синоним
С большим, великим словом “КОММУНИСТ”.
Как это стихотворение согласовать с “антикоммунизмом” составителей сборника – непонятно. А сами они не сочли нужным это разъяснить подробнее. Зато они сочли нужным и возможным в своем сборнике напечатать следующее: “Несмотря на ярко выраженный антисемитизм сталинского периода, несмотря на почти поголовное истребление еврейских писателей, актеров, деятелей культуры, несмотря на закрытие еврейского театра в Москве, на закрытие еврейских школ, издательства “Дер Эмес” и одноименной газеты, хотя это был самый настоящий коммунистический официоз, несмотря на отказ Сталина признать евреев нацией на основании того, что евреи не подходили под его определение нации, состоящее из трех пунктов: наличие общего языка, территории и исторического прошлого (евреи признавались лишь “национальностью”) – несмотря на все это многие молились, чтобы Сталин остался жив, так как по опыту знали, что любое ослабление власти означает резню евреев. Мы хорошо чувствовали хулиганские настроения “братских народов” по отношению к нам.
Иностранцы и даже западные евреи не в состоянии понять, о чем идет речь. Они спрашивают: чем евреи в Союзе недовольны? И требуют ясно сформулированного ответа, как статью закона. Они не понимают, что антисемитизм в Союзе переживается эмоционально больше чем физически, что это больше дело моральных травм, чем физических ущербов.
Иностранцы читают Достоевского и утверждают, что благодаря ему они в состоянии понять русскую душу. Но Достоевский не осветил одну, весьма существенную, сторону русской души, одно существенное обстоятельство, которое заставляет евреев всегда быть настороже, так как эта сторона неизменно направлена против них. В огромных глубинах душевных лабиринтов русской души обязательно сидит погромщик. Большое ли он занимает место или маленькое – дело индивидуальное, но факт его существования остается фактом.
