Иннокентий Херсонский - Великий пост
Слово в четверток недели 5-й Великого поста
"Господи, иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час апостолом Твоим нис-пославый, Того, Благий, не отыми от нас, но обнови нас молящихтися."
Но не слишком ли уже много просим мы себе в этой молитве у Господа? Апостолам предстояла борьба с целым миром, с князьями и владыками, с самыми миродержителями тьмы века сего; им надлежало идти против тысячи заблуждений и предрассудков, на тьму опасностей, мук и смертей: посему им нужно было облещися силой свыше; для них требовались не только огненные языки, но еще более пламенные души и сердца. А нам — что предстоит? Борьба преимущественно с собственным сердцем, сражение с своими страстями и похотями, необходимость стоять против некоторых только мнений и ложных правил света. Не довольно ли поэтому ограничиться нам собственными нашими силами, и не тревожить, так сказать, напрасно благодати Духа Святаго, тем паче, что, на апостолов, по чистоте собственного их духа, легко и приятно было нисходить Духу Святому, а в нас, нечистых и плотских, как вселиться пречистой благодати Его?
Признаем, братие, со смирением собственное наше недостоинство: в сравнении с такими избранными сосудами благодати, каковы апостолы Христовы, мы все, как малые ночные светильники перед звездами, сияющими на тверди небесной. Но отречься от молитвы о благодати Духа нам невозможно уже по самой слабости нашей. Напротив, если для слабейших необходима и помощь сильнейшая: то мы не только вправе, но и в необходимости просить о ней.
Впрочем, и подвиг, нам предлежащий, хотя по наружности своей мал и незначителен, в сравнении с подвигом апостолов; но в существе своем также невозможен для нас к прохождению его с успехом без помощи свыше. Правда, апостолам предстояла борьба с целым миром, а нам с одним нашим сердцем: но загляните пристальнее в это единое сердце — здесь целый мир не только со всеми его соблазнами, но и со всей злобой, со всем упорством. Чего нет в этом нашем грехолюбивом сердце? — Идолов и кумиров? — Стократ более, нежели в каком-либо капище языческом. Есть здесь и кумир гордости житейской, и кумир похоти плотской; есть здесь и истукан брани и вражды, и истукан сребролюбия. Различие разве только в том, что в капище идольском эти кумиры и истуканы стоят бездушны и неподвижны, очи имут и не узрят, руки — и не осяжут, а в сердце нашем все эти истуканы исполнены силы и движения. Доколе мы падаем пред ними и курим фимиам им, они молчат: но прикоснись им, обнаружь намерение сокрушить их, даже сдвинуть только с места: и от каждого полетят громы и молнии, так что, не укрепленный благодатью, ты падешь во прах.
Как же после этого тому, кто хочет сражаться со своим сердцем и с его кумирами, не призвать на помощь Духа Божия, того Духа, Который един может создать сердце чисто и обновить дух правый во утробе нашей?
Апостолы должны были, среди своей проповеди, давать ответы пред князьями и владыками. Тебя, когда ты начнешь дело покаяния и спасения твоего, может быть не спросят князья и владыки; но зато сколько придется тебе дать ответов не князьям и не владыкам! На всех, какие есть у так называемого, большого или малого, света судилища или собрания, ты должен стать — в лице или заочно, — но стать, как подсудимый и виновный. В одном собрании донесут, что ты соделался лицемером и ханжей и имеешь различные тайные виды; в другом, — что ты впал в меланхолию и близок к помешательству ума; в самом снисходительном объявят за тайну, что с тобой начинает происходить что-то странное и достойное сожаления. Так будут судить чужие: от самых ближних и домашних ты не раз услышишь: что с тобой? Здоров ли ты? Не тревожит ли тебя что? Не оскорблен ли ты чем? И думаешь ли ты, что удовлетворишь, успокоишь всех и каждого, когда скажешь, что ты занят делом своего спасения, что у тебя печаль по Бозе? Увы, этот язык не ведом хорошо никому! За эти-то самые слова еще более возьмут против тебя подозрений; и ты не раз, или, лучше сказать, всякий раз сам, не зная что сказать и как образумить на твой счет других, невольно будешь обращаться к Тому, Кто научил апостолов, да вразумит тебя: что подобает творити и глаголати.
Апостолам за их проповедь повсюду предстояли опасности, угрожали гонения и мучители. Тебя, начинающий дело спасения, не будут мучить видимо: но взамен того, что мучимые страдали несколько дней, иные несколько часов, твои страдания продолжатся всю жизнь. Мир, тобой оставленный, никогда не оставит тебя в покое. Поскольку ты пойдешь не тем путем, которым идут почти все, а противным; то всякий, встречающийся на пути, почтет тебя заблудшим и будет кивать главой. Самые благие действия твои будут казаться обидой для многих, потому что будут мешать их действиям. И сколько готовится тебе отсюда огорчений, явных и тайных! Сколько клевет, больших и малых! Самое смирение и терпение твое послужат поводом для некоторых презирать и оскорблять тебя. А если ты, как человек, погрешишь в чем-либо, то и малый грех твой поставится в преступление непростительное. Все это, порознь взятое, не так велико и важно; но в сложности своей из сего составится такой крест, что ты не раз будешь падать под ним и искать Симона Киринейского на помощь; и горе тебе, если не предстанет с помощью благодать Духа Утешителя, которая одна только может подкрепить тебя и усладить горесть твоего положения.
И все это, однако же, еще не последняя борьба и не последний крест. Сущность дела в том, чтобы изменить сердце свое, из сердца плотского сделать духовным, изгнать из него дух самолюбия, умертвить в нем похоть, возвратить ему ту чистоту, с какой оно вышло из рук Божиих, и без которой нельзя явиться нам пред лице Божие. Но кто может сделать это? Мы сами — решительно не можем. Ибо здесь надо быть превыше самих себя, сделаться чуждым себе, быть вместе и жрецом и жертвой. Для сего необходима сила высшая, божественная, сила Пресвятого Духа, Который, как начало жизни, один может проникнуть во все глубины нашего духа, во все изгибы сердца, чтобы все очистить, исправить и освятить.
Воззовем же, возлюбленный, воззовем вместе с Церковью: "Господи, Иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час апостолом Твоим ниспославый, Того, Благий, не отыми от нас, но обнови нас молящихтися!" Аминь.
Слово в пяток недели 5-й Великого поста
"Иже в шестый день же и час на кресте пригвождей в рай дерзновенный Адамов грех, и согрешений наших рукописание раздери, Христе Боже, и спаси нас!"
Не в шестый ли посему день, по сотворении человека, и не в шестый ли час дня последовало и грехопадение прародителей наших? — Не можем утвердить этого за подлинно; но не можем и не признать этого вероятным. Не утверждаем за подлинно: ибо день и час смерти Господа, хотя не вполне, определен у Евангелистов; а о дне и часе падения Адамова ничего не сказано в бытописании Моисеевом, как бы для того, чтобы это мрачное событие вместе с грехом навсегда изгладилось из свитка времен. Между тем весьма вероятно, как заметили мы, что день и час падения Адамова суть те самые, в которые последовало распятие на Кресте Господа нашего, то есть день и час шестый. И во-первых, что касается часа, к этой последней мысли препровождает нас, хотя не прямо самое сказание Моисеево: ибо в нем, между прочим, говорится, что для обличения прародителей наших во грехе Господь явился пополудни; следовательно, самое грехопадение последовало до полудня. В какой час? Очевидно, не в раннее утро, ибо в таком случае древо не показалось бы так добрым в снедь; это бывает в то время, когда, по закону естества, ощущается потребность в пище, то есть, около полудня, и следовательно, в то самое время, когда последовало распятие Господа: ибо час шестый, в который последовало оно, по нашему счислению часов, равен полудню. Можно убедиться в том же и другим путем тому, кто способен взирать на страдания Господа оком веры возвышенным, а именно из Евангелий видно, что день и час смерти Господа не были предоставлены случаю, а предопределены и избраны: посему и говорится, например, не…пришел час Его (Ин. 7; 30). Если же этот день и этот час избраны, то нет сомнения, что избраны между прочим в соответствие дню и часу падения Адамова. Ибо Господь, как вторый Адам, пришедший загладить грех Адама первого, по тому самому и действовал, где можно, применительно к деяниям Адамовым. Так, Он прошел победоносно искушение от диавола в тех же видах обольщения, каким уловлен был Адам. Самый род смерти избран в соответствие грехопадению едемскому: от древа мы пострадали и потеряли рай; на древе, а не иначе, пострадал Господь и возвратил нам рай. Не должно ли ожидать после этого, что Искупитель мира, так расположив обстоятельства Промысла Божия, прострет на Кресте руки Свои в ту самую минуту, когда несчастная праматерь наша простерла свою руку к плоду запрещенному? Если мы не можем сказать, что такое соответствие, по времени, было необходимо в деле спасения нашего; то, с другой стороны, нельзя не признать, что оно в этом случае так прилично, так трогательно и так поучительно, что ему веришь невольно, не ища на то других доказательств.
