Поль Гольбах - Система природы, или О законах мира физического и мира духовного
Неприятные, странные, бессвязные сновидения являются обыкновенно следствием какого-нибудь расстройства нашего организма вроде плохого пищеварения, возбуждения крови, вредного брожения и так далее. Эти материальные причины вызывают в нашем теле беспорядочные движения, и потому наш мозг модифицируется иначе, чем в часы бодрствования. В результате этих беспорядочных движений происходит некоторое расстройство в мозгу, и его идеи становятся путаными и бессвязными. Когда во сне я вижу сфинкса, это значит или то, что я видел наяву изображение этого сфинкса, или то, что неправильность движений в моем мозгу заставляет последний комбинировать идеи или части, из которых получается не имеющее образца целое, или целое, части которого не могут быть соединены. Так, мой мозг комбинирует голову женщины, идею которой он имеет, с телом львицы, идея которого также есть у него. В этих случаях моя голова работает подобно моему воображению, когда в силу какого-нибудь изъяна в мозгу оно расстроено и наяву рисует мне некоторые предметы. Мы часто грезим, даже когда не спим; как бы странны ни были наши сновидения, в них всегда есть известное сходство с предметами, действовавшими на наши чувства и сообщившими те или иные идеи нашему мозгу. Теологи не спали, когда выдумывали на досуге сказки о призраках, которыми они пользуются для устрашения людей; эти теологи просто соединили разрозненные черты самых страшных представителей нашего вида; безмерно преувеличив власть и права хорошо известных нам земных тиранов, они создали из них богов, перед которыми мы трепещем.
Таким образом, сновидения не только не доказывают, что наша душа действует в силу собственной энергии и извлекает идеи из самой себя, но, напротив, доказывают, что во сне она совершенно пассивна, непроизвольно воспроизводя свои модификации под влиянием нарушений, вызываемых физическими причинами в нашем теле, тождество и субстанциональное единство которого с душой подтверждается решительно всем. Сторонников мнения, будто душа извлекает свои идеи из себя самой, по-видимому, ввело в заблуждение то обстоятельство, что они рассматривали эти идеи как реальные вещи, в то время как последние представляют собой лишь модификации, произведенные в нас предметами, посторонними по отношению к нашему мозгу. Эти предметы и являются подлинными образцами, или прототипами, до которых надо было добраться. Здесь источник заблуждений этих людей.
Душа грезящего человека не более самочинна в своих действиях, чем душа пьяного, то есть того, чей организм видоизменен воздействием спиртного напитка, душа бредящего больного, у которого физические причины нарушили правильное функционирование организма, или, наконец, душа того, у кого расстроен мозг. Сновидения, как и все эти различные состояния, свидетельствуют лишь о некотором физическом беспорядке человеческой машины, в силу которого мозг более не действует нормальным и определенным образом; этот беспорядок происходит от известных физических причин, которыми могут быть, например, пища, органические соки, сочетания и брожения, не соответствующие здоровому состоянию человека: если тело испытывает необычные воздействия, деятельность мозга неизбежно нарушается.
Итак, не будем думать, будто душа действует в какие-то моменты нашей жизни сама по себе, или беспричинно. Она получает вместе с нашим телом впечатления от вещей, воздействующих на нас необходимым образом и согласно их свойствам. Если выпить слишком много вина, оно неизбежно нарушит порядок наших мыслей, наших телесных и интеллектуальных функций.
Если бы в природе действительно было существо, способное двигаться в силу собственной энергии, то есть производить движения, независимые от всех причин, то подобное существо могло бы приостановить или прекратить движение во вселенной, которая представляет собой лишь необъятную непрерывную цепь связанных друг с другом причин, взаимодействующих по необходимым и непреложным законам, которые не могут быть изменены или приостановлены без того, чтобы не были изменены или даже уничтожены сущности и свойства всех вещей. Всеобщая система мира представляет собой лишь длинный ряд движений, поочередно получаемых и сообщаемых телами, способными воздействовать друг на друга. Всякое тело приводится в движение каким-нибудь другим сталкивающимся с ним телом. Тайные движения нашей души зависят от причин, скрытых внутри нас самих. Мы думаем, что она движется сама собой, потому что не видим приводящих ее в движение сил или считаем эти силы неспособными произвести наблюдаемые нами явления. Но разве нам более понятно то, как искра, зажигая порох, производит грозные явления, свидетелями которых мы становимся? Источник наших заблуждений кроется в том, что мы считаем наше тело грубой и инертной материей, в то время как оно представляет собой чувствительную машину, с необходимостью мгновенно осознающую получаемые ею в тот или иной момент впечатления и обладающую сознанием своего я благодаря памяти о последовательно испытанных впечатлениях. Эта память, воскрешая полученное раньше впечатление или закрепляя и заставляя длиться то, которое мы теперь получаем, в то время как к нему присоединяют другое, а затем третье впечатление и так далее, и дает нам весь механизм рассуждения.
Идея, являющаяся не чем иным, как неуловимой модификацией мозга, приводит в действие орган речи, проявляясь в движениях, возбуждаемых ею в языке. Последние в свою очередь порождают идеи, мысли, страсти в существах, одаренных органами, способными воспринимать соответствующие движения. В результате этого воля и совместные усилия огромного множества людей производят революцию в каком-нибудь государстве или даже влияют на судьбы всего земного шара. Так, какой-нибудь Александр решает судьбу Азии; Магомет изменяет облик земли; незаметные причины производят самые обширные и грозные явления в качестве необходимого следствия движений, запечатленных в мозгу людей. Трудности понимания действий человеческой души заставили приписать ей рассмотренные нами выше непонятные качества. Казалось, будто эта душа может с помощью воображения и мысли покидать нас, с крайней легкостью переноситься к отдаленнейшим предметам, в мгновение ока проходя точки вселенной и сближая их друг с другом. Поэтому стали думать, что существо, способное на столь быстрые движения, должно обладать совершенно иной природой, чем все другие существа; убедили себя, что эта душа действительно проходит весь огромный путь, необходимый, чтобы добраться до этих различных предметов. При этом совершенно не заметили, что, для того чтобы в одно мгновение совершить такое путешествие, ей достаточно окинуть взглядом саму себя и сблизить друг с другом идеи, запечатленные в ней посредством органов чувств.
Действительно, вещи известны нам или вызывают у нас идеи лишь через посредство наших органов чувств; наш мозг модифицируется, наша душа мыслит, желает и действует лишь в результате движений, сообщенных нашему телу. Если, как сказал более двух тысяч лет тому назад Аристотель, все вступает в наш дух лишь через органы чувств, то для всего проистекающего из нашего духа следует найти какой-нибудь чувственно осязаемый предмет, чтобы связать с ним соответствующие идеи или непосредственно, как обстоит дело, например, с такими идеями, как человек, дерево, птица и так далее, или же в последнем итоге анализа, как в случае идей: удовольствие, счастье, порок, добродетель и так далее. Этот принцип, столь истинный, вразумительный и важный в силу необходимо вытекающих из него следствий, был последовательно и до конца развит анонимным автором, написавшим для "Энциклопедии" статьи "Incomprйhensible" ("Непостижимое") и "Locke". Трудно указать что-нибудь более здравое, подлинно философское и способное расширить сферу идей и истин, чем то, что говорит по этому вопросу ученый-аноним в двух названных статьях, к которым, не желая перегружать книгу цитатами, я и отсылаю читателя. В тех же случаях, когда слово или соответствующая ему идея не указывают ни на какой чувственно осязаемый предмет, к которому их можно было бы отнести, это слово или эта идея лишены смысла и возникли из ничего; в этих случаях нужно удалить идею из своего духа, а слово - из языка, раз они ровно ничего не означают. Этот принцип есть лишь обратная сторона аксиомы Аристотеля; так как прямой смысл аксиомы очевиден, то ясно, что и обратное положение должно быть столь же очевидным.
Почему глубокомысленный Локк, который, к великому сожалению теологов, вполне развил принцип Аристотеля, и все те, кто подобно ему понял нелепость теории врожденных идей, не извлекли из этого всех необходимых и непосредственно вытекающих отсюда следствий? Почему у них не хватило мужества применить этот столь ясный принцип ко всем тем химерам, которыми так долго и тщетно занимался человеческий дух? Разве они не видели, что их принцип подорвал основы теологии, всегда занимающей умы людей предметами, которые недоступны чувствам и о которых, следовательно, невозможно составить себе представление? Но предрассудки, особенно религиозные, мешают разглядеть даже простейшие приложения самых очевидных принципов. В религиозных вопросах даже великие люди часто просто дети, неспособные предвидеть все следствия своих же принципов и вывести их из последних.
