Люсьен Реньё - Повседневная жизнь отцов-пустынников IV века
Ревностные монахи, такие как авва Памво, ели один раз в конце дня[671]. Авва Паисий мог сказать, что солнце никогда не видело, как он ел[672]. Во время Великого поста это было обычной практикой. В другое время большая часть Отцов вкушала пищу в девятом часу, то есть около 15 часов пополудни, а петь двенадцати псалмие они начинали вечером, перед сном[673]. Однако Палладий говорит, что в Нитрии около девятого часа из каждой кельи было слышно пение псалмов[674]. Являлись ли данные псалмы, которые пели в этот час перед едой, дополненем к двенадцатипсалмию вечерней службы? Палладий упоминает, что у монахов–пахомиан есть правило из трех псалмов, исполняемых в час девятый[675].
По мнению аввы Моисея, приводимому Иоанном Кассианом, еда в девятый час представляется верным решением, в особенности потому, что оставляет дух бодрым для вечерних и ночных молитв[676]. Как кажется, долгое время еда в девятый час в дневном распорядке отшельника была наиболее распространенным обычаем. Правда, тот или иной монах, в качестве исключения, мог по каким‑то причинам отложить трапезу на вечер. Одному брату, искушаемому бесами, который обычно ел в девятом часу, авва Макарий посоветовал дождаться вечера[677]. Однажды Антоний Великий, который, согласно его житию и сведениям из апофтегм, ел в девятом часу после того, как стоя совершил молитву[678], отложил трапезу до времени после вечерней службы, чтобы испытать своего нового ученика Павла[679].
Вероятно, вечернее и утреннее псалмопение стало правилом только в конце IV века, но время его совершения могло сильно варьироваться, поскольку, как мы уже сказали, некоторые монахи уже начинали новый день тогда, когда другие еще не завершили день предыдущий. Продолжительность сна тоже сильно разнилась.
Ночные занятия
В Фиваиде авва Пахомий научился у аввы Паламона трем различным способам проводить ночь: «Или вы молитесь с вечера до полночи и затем спите до утра, или вы спите до полуночи и молитесь до утра, или, наконец, вы молитесь немного и затем немного спите и делаете так с вечера до утра»[680]. Возможно, эти три способа имели место и у отшельников Нижнего Египта, но первый из них был предпочтительнее.
Антоний Великий и многие другие часто проводили в молитве всю ночь[681]. Авва Елпидий в своей скитской пещере по ночам читал наизусть всю Псалтирь[682]. Авва Виссарион стоял без сна сорок дней[683]. По сведениям Палладия, авва Моисей, искушаемый худыми пожеланиями, оставался в своей келье и молился стоя, не смыкая очей всю ночь напролет. Чтобы не дать сну себя одолеть, он брал у старцев кувшины и неслышно наполнял их водой[684]. Авва Дорофей, учитель Палладия, никогда по своей воле не спал в назначенный час, и поэтому ему случалось засыпать во время работы или еды[685]. Авва Сармат часто постился по сорок дней подряд и говорил, что может спать тогда, когда захочет[686]. Авва Арсений обычно проводил ночь в молитве и только под утро позволял себе немного сна[687]. Он говорил, что «монаху, если он подвижник, достаточно спать всего один час»[688]. Но это, конечно, максима не для всех. Авва Херемон советовал Иоанну Кассиану довольствоваться тремя или четырьмя часами сна[689]. Монах из Келлий, о распорядке дня которого мы знаем из одной апофтегмы, спал четыре часа[690].
Отшельник обычно располагался ко сну на циновке или спал на голой земле, но и здесь могли быть разные варианты. В героическую эпоху первых пустынников Пахомий и его брат Иоанн спали сидя посреди кельи, не опираясь спиной о стену[691]. Некоторые скетиоты принципиально не ложились спать, спали сидя или стоя, как, например, авва Виссарион или авва Макарий[692]. Некоторые подкладывали себе под голову пучки папируса, embrimia, о которых писал Иоанн Кассиан. Авва Макарий, который однажды остановился на ночь в древнем языческом святилище, вместо подушки использовал мумию[693]. Авва Бане спал, опираясь грудью о небольшую стену, сделанную им специально для этой цели[694].
Рассвет нового дня
При такой неудобной позе, в которой спали Отцы, им легко было пробудиться для молитвы. Авва Исайя искренне говорит: «Когда Господь разбудит тебя, совершай правило твое со рвением»[695]. Господь мог повелеть ангелу–хранителю всегда находиться подле спящего монаха: «Когда сердце твое скажет, днем или ночью, “Встань и молись!”, знай, что это говорит тебе ангел, неотступно стоящий возле тебя»[696]. Но иногда случалось, что под видом ангелов будить монаха на службу приходили бесы[697]. Возможная цель такого «перевоплощения» — измотать отшельника постоянной бессонницей[698]. Но подобный «трюк» удавался бесам далеко не всегда, и монах во время молитвы мог им отомстить. Так, один демон не захотел больше рисковать и признался другому бесу о своем «подопечном»: «Однажды я разбудил его, а он встал и попалил меня псалмами и молитвами»[699]. Если естественный «будильник» не срабатывал, монах мог проспать долго и встать уже днем. Но тогда он должен был затворить дверь и окна кельи, чтобы совершить свое молитвенное правило[700]. Тому, кто мог проспать положенный час, рекомендовали определенные пищевые ограничения[701].
Когда же отшельику наступал час пробудиться, то первое, что следовало ему сделать, — это воздать славу Творцу и петь псалмы, ибо «первое дело, к которому прилепится дух на заре, он затем продолжит молоть подобно жернову весь день, будь то зерно или плевелы. Так всегда бросай туда зерно, прежде чем враг кинул туда же плевелы»[702]. Другой старец дал такой совет: «Вставай в назначенный час и говори себе: “Тело, работай, чтобы накормить себя; душа, будь бодрой, чтобы получить наследство”»[703].
Даже в то время, когда у отшельников еще не существовало правила петь 12 псалмов, они понимали пользу псалмопения до и после сна — Антоний Великий советовал своим посетителям поступать именно так[704]. Но отшельники могли молиться и по–другому, не связывая себя строгими рамками чинопоследования. Суть состояла в том, чтобы сразу же зажечь молитвенный огонь в своей душе и как подобает провести весь оставшийся день. Авва Исайя говорил: «Каждый день, вставая утром, приведи себе на ум слова Божии, помни, что ты воздаешь должное Богу во всех поступках своих, и не греши против Него»[705]. Святой Антоний советовал то же: «Каждый день, вставая, мы думаем, что не дождемся вечера, а вечером, когда мы укладываемся спать, думаем, что не проснемся»[706]. Отцы часто удерживали в своем сердце мысль, что каждый день они только начинают подвизаться. Перечисляя подвиги и добродетели, авва Иоанн Колов начинает так: «Каждый день, когда ты поднялся на рассвете, попробуй сперва соблюсти всякую добродетель и заповедь Божию…»[707] Авва Пимен любил говорить про авву Пиора, что «он каждый день начинает заново»[708]. А авва Силуан говорил авве Моисею, что начинать заново можно не только каждый день, но и каждый час[709]. Но, может быть, речь здесь идет скорее о той работе, которая постоянно происходит в душе отшельника, о том очень важном делании, которое совершается тайно и видимо только Богу и ангелам Его?
Глава девятая
ВНУТРЕННЕЕ ДЕЛАНИЕ
Внутренняя жизнь отшельника
Все дни, а зачастую и ночи отшельник проводил в трудах и молитве, кроме того немногого времени, что он должен был посвящать поддержанию телесных сил и сну. Но это — не главное, это лишь видимая часть айсберга. Даже то, что древние называли «размышлением», было не только той умственной деятельностью, которую понимают под этим словом сейчас. Оно, наряду со словесной молитвой, составляло часть внешней аскезы, ибо было повторением — громким или тихим голосом, а иногда и едва заметным шевелением губ — слов Священного Писания. Но истинная суть деятельности монаха–пустынника была скрыта от посторонних глаз и ушей, она совершалась в глубине его души. Именно это Отцы и называли «внутренним деланием», обнимавшим все мысли, желания, намерения, чувства и слова, короче говоря, все то, что мы сейчас именуем «внутренней жизнью».
Отцов–пустынников часто изображают людьми, вернувшимися в первобытное состояние, в мир животных и растений, которые как роботы делают однообразную работу и как заводные читают свои постоянные молитвы. Нет ничего невероятного в том, что несколько старых монахов в пустыне долгие годы «влачили свое существование» таким образом. Но правильнее будет думать, что подобные пустынножители долго в пустыне не задерживались и возвращались обратно в мир. Однако если Отцы смогли заселить пустыню и так оживить ее, это, наверное, произошло не только благодаря их умению плести корзины и повторять наизусть псалмы или другие библейские тексты, но и потому, что в глубинах их душ шла такая напряженная внутренняя работа, какую мы едва ли можем себе представить. То, что мы можем понять, и то, о чем мы можем говорить, слишком мало по сравнению с истинным положением вещей, ибо египетские отшельники слишком сильно заботились о том, чтобы ничего не отвлекало и не смущало их, даже какие‑то, едва заметные проявления почета или уважения. Говорят, что авва Пимен имел обыкновение все делать втайне[710], но это было в пустыне делом обычным. Отцы прятали, как могли, от посторонних глаз все свои внешние правила жизни. И можно себе представить, насколько более ревностно охраняли они свою внутреннюю жизнь! К счастью для нас, им не удалось скрыть ее целиком, они все же раскрывали ее вопреки своей воле, в своих словах — или в своем молчании, и, благодаря апофтегмам, дошедшим до нас, мы все‑таки можем кое‑что узнать об этой стороне их жизни[711].
