Том Райт - Тайна Зла. Откровенный разговор с Богом
Зло было всегда, и кто и как его победит
Зло было всегда, но в итоге оно будет побеждено
Похоже, что такое усиление внимания к проблеме зла застало многих людей, включая политиков и деятелей СМИ, врасплох. Разумеется, они понимают, что зло было всегда, но оно как будто по-новому обосновалось в западном мире. Раньше об этом явлении говорили более отвлеченно, выделяя так называемое естественное зло (такое, как цунами) и нравственное зло (такое, как гангстеры). Для предыдущего поколения по крайней мере, для тех, кто задумывался об этом, — Освенцим поставил проблему зла на новый уровень; подобное произошло с нашим поколением после 11 сентября 2001 года, а также после «естественного» бедствия в виде цунами в Индийском океане и урагана Катрина у американских берегов Мексиканского залива. Так появилась новая волна дискуссий о том, что такое зло, откуда оно исходит, как его понять и как оно влияет на твое мировоззрение, неважно, ты — христианин, или атеист, или кто-то еще. И наконец — это вопрос о том, как бороться со злом и можно ли это сделать вообще.
С христианской точки зрения на новом небе и новой земле уже не будет моря в этом смысле слова. Опираясь на тот взгляд на мир, который был рожден Благой вестью Иисуса, мы утверждаем, что зло в итоге будет побеждено, что с ним будет покончено. Но когда мы думаем о том, почему зло до сих пор существует, и как Бог обращался с ним в прошлом и намерен поступить в будущем, и как оно связано с крестом Иисуса, и что оно значит для нашей жизни здесь и сейчас, и как мы должны участвовать в победной битве Бога со злом, — мы сталкиваемся с глубокими и темными тайнами, которые порождают острые вопросы на фоне новой волны интереса к проблеме. И многие из нас, включая меня самого, не привыкли много размышлять об этих вещах и тем более — предлагать ответы на подобные вопросы. Здесь мне хочется подчеркнуть, что я не специалист по проблеме зла. Некоторые люди больше изучали эту странную область, и они меня многому научили и, надеюсь, еще научат н будущем. В данном случае я придерживаюсь достойной традиции — пополняю свои богословские знания стон перед публикой. Иногда я веду косвенный диалог с некоторыми современными авторами, занимающимися этим вопросом, хотя не могу сказать, что изучил все главные груды в мой области. То, что я намерен здесь совершить, включает три этапа, каждый из которых в свою очередь также делится на три шага.
Чему посвящено эта книга
Во-первых, я постараюсь представить эту проблему так, как она выглядит в рамках современной культуры (глава 1), и рассмотрен, параллельно классическое утверждение иудейской и христианскои традиций о спасительной правде Бога, уделяя особое внимание кресту Иисуса Христа (главы 2 и 3). Затем я покажу, как можно понимать по-христиански и творчески проблему зла и то, как, с помощью Бога, христиане должны к ней относиться (глава 4). Здесь речь пойдет о трех областях, привлекающих интерес современного человека. В каждой из них проблема зла, если ее игнорировать и никак ей не противостоять, может породить великие трудности и опасности: это — глобальная империя, уголовный суд и война. В последней главе я продолжу рассмотрение этих тем в свете прощения — как в коллективном, так и в глубоко личном его аспекте.
В первой же главе я попытаюсь показать, что сегодня проблема зла предстает перед нами в новой форме, или, если сказать о том же другими словами, показать, как наши политики и СМИ пытались жить, игнорируя эту проблему, но что им пора осознать тот факт, что в нашем словаре все еще существует короткое слово «зло». Затем я намерен показать, как к проблеме зла относятся в эпоху постмодернизма — и важно понять, что в наше время все та же проблема воспринимается по-новому, — и каких важных элементов в этом дискурсе не хватает. Далее я хочу высказать предположение о том, что если мы хотим яснее представлять положение вещей, нам следует учитывать некоторые факторы, которым обычно не уделяют внимания. И наконец, мы поговорим о том, как проблема зла затрагивает христианское мышление.
Новая проблема зла
Итак, новая проблема зла. Почему же она «новая»?
Раньше о зле говорили как о метафизической или богословской головоломке. Если существует Бог и если это (как единодушно утверждают иудеи, мусульмане и христиане) добрый и мудрый Бог, наделенный всемогуществом, почему же тогда существует зло? И даже атеист сталкивается с подобным вопросом, хотя и с другого конца: не представляет ли собой этот мир, в котором есть и прекрасное, и ужасное проявление, просто злобную насмешку? Конечно, он может рассматривать тот же вопрос и как проблему добра, а не зла: если мир — это калейдоскоп случайных явлений, то почему в нем так много прекрасного, которое хочется прославлять? Откуда здесь появились красота, любовь и смех?
Зло: новое рождение
Проблема зла в ее нынешнем метафизическом облике стоит перед человечеством не менее двух с половиной веков. В День всех святых 1755 года Лиссабон был разрушен землетрясением, которое модно похоронило и дешевый оптимизм предыдущих поколении. Вспомните великий гимн Джозефа Аддисона «Тверердь, распростертая на высоте», где говорится о том, что всякий, взирающий на небеса, солнце, луну, звезды и планеты неизбежно приходит к заключению, что это хорошая работа благого Творца:
Но разума глубокий слухВ безмолвье постигает дух,И в свете затаился звук:«Мы вышли из нетленных рук!»*
Мы вправе задуматься о том, мог бы Аддисон написать это после 1755 года, а если бы мог, стали бы люди с таким энтузиазмом петь этот гимн или нет. Мы слышали о стольких позднейших бедствиях, как природных, так и от рук людей, что можем продолжать его петь только по двум причинам: либо мы столь крепко усвоили положения естественного богословия, что нас не смущают свидетельства о невзгодах, либо мы еще не перестали думать. Но здесь я хочу подчеркнуть, что после 1755 года, как это показала Сьюзен Неймен в ее блестящей книге, история европейской философии стала историей попыток понять феномен зла. Именно после Лиссабона появилось ставшее для нас привычным разделение на категории естественного зла (цунами, землетрясение, ураган) и зла нравственного (гангстеры, террористы), и что еще важнее, все мучительные раздумья великих мыслителей Просвещения, таких как Вольтер и Руссо, как и обширные системы Канта и Гегеля, можно понять как попытку справиться с проблемой зла. И если мы пойдем дальше к Марксу и Ницше и к мыслителям XX века, в том числе еврейским, которые мучились над вопросом о смысле бытия после холокоста, мы увидим, что это продолжение все того же поиска нужных слов о мире, в котором существует зло.
К сожалению (на мой взгляд), продолжение этой линии мысли, которое превратилось в общепринятые представления западного мира, включая Великобританию и США, крайне неудовлетворительно. Я имею в виду представления о прогрессе, которые в возвышенной форме предложил Гегель, после чего, разбавленные водичкой, они стали частью повседневного мышления в современном мире. Мысль Гегеля можно сформулировать приблизительно таким образом: мир совершенствуется с помощью диалектического процесса (сначала А, тезис, потом В, антитезис, за которыми следует С, их синтез, и так далее). Все движется к лучшему, более полному и совершенному концу, и если на этом пути кто-то страдает в процессе развертывания диалектики, придется с этим смириться. Чтобы приготовить вкусный омлет, необходимо сначала разбить яйца.
Обманчивая вера в прогресс
В xix веке людям казалось, что они избавились от первородного греха
Вера в неизбежный прогресс, которую исповедует, скажем, поэт Китс, пропитывала пантеистическую атмосферу движения романтизма, мы найдем ее и в философии Мальтуса, которая помогла создать и поддерживать на Западе идею, что Европа и Северная Америка представляют собой авангард развития человечества, чем оправдывали имперскую экономическую экспансию, которая так много значила в XIX веке. Эта вера, уже ставшая общепринятой, получила мощную поддержку в учении Чарльза Дарвина, которое стали прилагать к самым разным сферам жизни, а отнюдь не только к разным видам птиц и млекопитающих Галапагоса. Пьянящая смесь из технических достижений, медицинских открытий, романтического пантеизма, гегелевского идеализма, включающего учение о прогрессе, и социального дарвинизма создала климат мышления, в котором многие люди живут и развиваются, в том числе в своей общественной жизни. В этой атмосфере уже сам факт, что мы живем «в эти дни и в эту эпоху», наполняет нас особыми ожиданиями: мы неуклонно движемся к свободе и справедливости, что на практике часто понимают как постепенное распространение западной либеральной демократии с мягкой версией социализма. И стоит заметить, что когда люди говорят о неприемлемости некоторых явлений «сегодня, когда на дворе уже наступил XXI век», они ссылаются именно на доктрину прогресса — более того, молчаливо предполагая, что этот прогресс должен вести нас в определенном направлении. СМИ и политики внушают нам — часто повелительными интонациями, а не с помощью аргументации, — что мы должны преклониться перед величием прогресса. Его никто не остановит. Кто же хочет остаться позади, отстать, оказаться человеком вчерашнего дня? Фраза, которую мы часто слышим в разговорах: «Так считают (или делают) сегодня» — является доводом, на который нечего возразить; «прогресс» (хотя часто под ним понимают просто изменение моды) стал главным мерилом для всего общества и культуры. Вера в прогресс столкнулась по меньшей мере с тремя великими проблемами разного рода, и удивительно, что она, несмотря на это, по-прежнему живет и торжествует. Старый либеральный идеализм многих людей разрушила Первая мировая война. Когда в 1919 году Карл Барт писал свой первый комментарий к Посланию к Рилллянам, он хотел главным образом донести до читателей ту мысль, что настало время прислушаться к новому слову от Бога, звучащему в глубине, а не полагаться на постепенное наступление Царства Божьего в рамках исторического процесса. В «Братьях Карамазовых» есть запоминающийся момент, где ставится вопрос: если бы для продвижения мира к совершенству было бы необходимо замучить до смерти одного ребенка, стоила бы игра свеч? И Достоевский приходит к выводу, что такая цена слишком велика. Освенцим разрушил — и некоторым казалось, что навсегда, — веру в европейскую цивилизацию как в ту среду, где процветают достоинство, добро и человеческий разум. Холокост таится в корнях европейской культуры — например, сам Гегель считал иудаизм дурной религией, — и эти корни следовало бы выявить и обезвредить.