Иоанн Дамаскин - Творения

Все это мы, какъ люди простые, изложили просто, начертавъ удобопонятно и ясно слово о добродетеляхъ и о страстяхъ и порокахъ, чтобы всякій, чрезъ подобное разъясненiе, могъ удобно познать и разобрать разделеніе и различіе оныхъ. Поэтому мы все это разсмотрели подробно и съ разныхъ сторонъ, чтобы никакой видъ добродетели или страсти, сколько можно, никому не былъ неизвестенъ, и чтобы намъ усердно стремиться къ добродетелямъ, а наипаче къ душевнымъ, которыми мы приближаемся къ Богу; срастей же и пороковъ всячески отвращаться и избегатъ. Ибо поистине тотъ блаженъ, кто ищетъ добродетели и держится ея, и тщательно испытываетъ, въ чемъ состоитъ добродетель; потому что онъ чрезъ нее приближается къ Богу и духовно съ Нимъ соединяется. Ибо въ томъ собственно состоитъ мудрость и мужество, премудрость и истинный разумь и неотъемлемое богатство, чтобы чрезъ деятелъную добродетелъ восходить къ созерцанiю Творца.

Добродетелью (ἀρετὴ) называется то, что избирается до произволенію (αἱρεῖσϑαι), ибо она желательна (αἱρετὴ) и произвольна, такъ какъ мы творимъ добро по нашему изволенію и хотенію, а не противъ нашей воли и понудительно. Мудростію же (ϕρόνησις) [421] называется то, чтобы въ уме носить или содержать полезное.

Если угодно, приложимъ къ сему простому слову, какъ златую печать, и нечто объ образе и подобіи Божіемъ честнейшаго изъ всехъ (видимыхъ) созданій Божіихъ. Разумное и словесное животное — человекъ, одинъ изъ всехъ (видимыхъ тварей) созданъ по образу и по подобію Божію. По образу Божію сказано о всякомъ человеке, ради достоинства его ума и души, т. — е. что душа непостижима, невидима, безсмертна, самовластна; также и ради его господства (надъ прочею тварію), ради чадородія и способности созидать. По подобію же сказано въ отношеніи къ добродетелямъ и къ Богоименнымъ и Богоподражательнымъ деламъ, т. — е. чтобы иметь человеколюбивое расположеніе къ подобнымъ себе, сожалеть, миловать и любить такихъ же рабовъ, какъ и сами, и показывать всякое благоутробіе и милосердіе. Будите убо, говоритъ Христосъ Богь, милосерди, якоже и Отецъ вашъ небесный милосердъ есть (Лук. 6, 36). Что касается до образа Божія, то всякій человекъ имеетъ оный: ибо нераскаянна суть дарованія Божія (Римл. 11, 29). А сказанное по подобію имеютъ редкіе, и одни добродетельные и святые, которые благодатію Божіею и, сколько людямъ возможно, подражаютъ Ему.

Да сподобимся и мы Его преблагаго человеколюбія, благоугодивши Ему добрыми делами, и соделавшись подражателями техъ, которые отъ века благоугодили Христу. Ибо Его есть милость, и Ему подобаетъ всякая слава, честь и поклоненіе со безначальнымъ Отцемъ и Пресвятымъ и благимъ и животворящимъ Его Духомъ, ныне и присно, и во веки вековъ. Аминь.

Печатается по изданiю: Преподобнаго отца нашего Iоанна Дамаскина, Слово о страстяхъ и добродетеляхъ. Переводъ съ еллино–греческаго. — Второе изданiе Козельской Введенской Оптиной пустыни. — Свято–Троицкая Сергiева Лавра: Собственная Типографiя, 1904. — 16 с.

На всечестное Успеніе Пресвятой Богородицы

Люди, питающіе любовь къ какому–нибудь предмету, имеютъ обыкновеніе всегда говорить и помышлять о немъ въ уме своемъ, днемъ и ночью. Поэтому пусть никто не укоряетъ меня въ томъ, что после двухъ прежнихъ словъ я предлагаю теперь третье въ похвалу Матери Бога моего, какъ–бы некоторый даръ Ея успенію; и предлагаю не съ темъ, чтобы преподать то, въ чемъ–бы Она нуждалась, но чтобы себе самому и вамъ, предстоящимъ здесь, божественный и священный соборъ, преподать душеполезную и спасительную пищу, приличную этой священной ночи и доставитъ духовное веселіе. У насъ нетъ яствъ, какъ вы сами видите, а потому я поспешно приготовилъ пиршество, которое хотя и не обильно и недостойно Той, которая созвала насъ сюда, но, въ случае нужды, можетъ утолить голодъ. Для Матери Божіей ненужны похвалы наши; но мы имеемъ нужду въ Ея славе. Въ самомъ деле, какъ прославить то, что уже препрославлено? Какъ сделать источникъ света еще светлее? По истине, мы, совершая это празднество, сами сплетаемъ себе венецъ: живу Азъ, глаголетъ Господь, зане прославляющія Мя прославлю (1 Цар. 2, 30).

Сладко, воистину сладко вино и питателенъ хлебъ, который мы вкушаемъ; первое веселитъ, а последній укрепляетъ сердце человека. Но что сладостнее Матери Бога моего? Она пленила мой умъ, увлекла языкъ; о Ней я помышляю и днемъ и ночью. Она — Матерь Слова, и подаетъ слово; Она — плодъ отъ неплодной, делающій плодоносными безплодныя души. Ныне мы празднуемъ овященное и Божественное Ея преставленіе. Пріидите же, востечемъ на таинственную гору, превыше житейскихъ и вещественныхъ помысловъ, и вшедши въ Божественный и непроницаемый мракъ во свете Божіемъ, воспоемъ безпредельную силу: какъ Тотъ, кто съ превыспренней, духовной и недосягаемой высоты, не оставивъ недръ Отчихъ, снисшелъ въ утробу Девы, былъ зачатъ Ею, воплотился, добровольно подвергъ Себя страданіямъ и смерти и опять вознесся къ Отцу съ плотію, созданною отъ земли, стяжавъ тленіемъ нетленіе, привелъ къ Отцу Своему и Матерь Свою по плоти, и Ту, которая была земнымъ небомъ, перенесъ на небесную землю.

Ныне умственная одушевленная лествица, по которой Вышній, нисшедши, явился на земле и пожилъ съ человеками, взошла отъ земли на небо посредствомъ смерти, какъ–бы некоторой лествицы. Ныне земная трапеза, неискусобрачно носившая небесный хлебъ жизни, угль Божества, взята отъ земли на небо, и врата Божіи, зрящія на востоки (Іез. 43, 2), сделались вратами небесными. Ныне одушевленный градъ Божій изъ земнаго Іерусалима прелагается въ Іерусалимъ небесный; родившая изъ Себя первенцомъ и единороднымъ Того, кто перворожденъ всея твари (Кол. 1, 15) и единороденъ отъ Отца, водворяется въ Церкви первородныхъ; одушевленный и умственный кивотъ Господень, вносится въ покой Сына. Дверь райская отверзается и пріемлетъ Богоносную ниву, на которой произрасло древо вечной жизни, то есть Христосъ, виновникъ жизни всехъ, разрешившій преслушаніе Евы и поправшій смерть Адама: изсеченный вертепъ пріемлетъ гору несекомую, отъ которой камень, отторгшійся безъ рукъ, наполнилъ всю землю (Дан. 2, 34–35). Ложе божественнаго воплощенія Слова почило въ преславномъ гробе, какъ–бы въ чертоге, и изъ него переселилось въ небесный брачный чертогъ, чтобы славно царствовать съ Сыномъ и Богомъ. оставивъ гробъ ложемъ для техъ, которые живутъ на земле. Итакъ, гробъ есть ложе? Подлинно — ложе, и при томъ светлейшее всякаго другаго ложа; оно сіяетъ не блескомъ золота, не чистотою серебра, не светлостію камней, и украшается не шелковыми тканями, не златотканною одеждою и багряницею, но Богосіяющимъ светомъ всесвятаго Духа. Оно служитъ не для возлежанія любящихъ землю, но доставляетъ темъ, которые пленены Духомъ, жизнь праведныхъ душъ, предстояніе предъ Богамъ, которое лучше и вожделеннее всякаго блага. Этотъ гробъ прекраснее Едема. И не буду говорить о лести, употребленной (врагомъ въ Едеме): о благовидномъ, такъ сказать, совете, зависти, обмане; о слабости Евы, ея легковеріи, сладкой и вместе горькой пище, чрезъ которую она и сама потеряла умъ, и лишила его своего мужа; о преслушаніи, изгнаніи, смерти; не буду говорить объ этомъ, чтобы не сделать праздника поводомъ къ печали: но скажу только, что этотъ гробъ вознесъ отъ земли на небо смертное тело, а (Едемъ) низвелъ прародителя нашего съ неба на землю. Ибо где, какъ не тамъ, созданный по образу Божію подвергся осужденію: земля еси и въ землю отъидеши (Быт. 3, 19)? Этотъ гробъ важнее и древней скиніи, потому что принялъ въ себя умный, одушевленный, Богосветлый светильникъ и живоносную трапезу, на которой хранились не хлебы предложенія, но хлебъ небесный, не огонь вещественный, но невещественный огнь Божества. Этотъ гробъ священнее Моисеева кивота; потому что онъ заключилъ въ себе не тени и образы, но самую истину. Онъ вместилъ въ себе чистую и златовидную стамну, которая содержала небесную манну; вместилъ одушевленную скрижаль, въ которой перстомъ Божіимъ, то есть всесвятымъ Духомъ, заключено было воплощенное Слово, Слово ипостасное; вместилъ златую кадильницу, которая произрастила угль Божества и облагоухала всю тварь.

Да бежатъ демоны, да возрыдаютъ, подобно древнимъ Египтянамъ, окаяннейшіе Несторіане и вождь ихъ — этотъ новый фараонъ, жестокій губитель и мучитель: потому что они погрязли въ пучине богохульства. А мы, спасшіеся и немокрыми стопами прешедшіе сланое море нечестія, воспоемъ исходную песнь Матери Божіей. Церковь — эта Маріамъ — да возьметъ въ руки тимпанъ и да начнетъ празднственную песнь. Юныя девы духовнаго Израиля да изыдутъ съ органами и да воспоютъ въ ликахъ; цари земные и судіи съ князьями, юноши и девы, и старцы съ юнотами да прославятъ Богородицу; все сословія, все племена и народы, на разныхъ языкахъ и наречіяхъ, да воспоютъ новую песнь. Да огласится воздухъ духовными свирелями и трубами, и да озарится спасительный день огненными блистаніями. Веселитесь небеса и облака дождите радость! Взыграйте овны избраннаго Божія стада — божественные Апостолы, которые, подобно великимъ и недосягаемымъ горамъ, возвышаетесь выспренними созерцаніями; взыграйте и вы, агнцы Божіи, народъ святый, овцы Церкви, которые, подобно холмамъ, достигаете желаніемъ высокихъ горъ. О чудо! Источникъ жизни, Матерь Господа моего умираетъ. Нужно, чтобы то, что составлено изъ земли, и возвратилось въ землю, а потомъ взошло на небо, принявъ въ земле чистейшую жизнь, чрезъ отложеніе въ ней плоти. Нужно, чтобы тело чрезъ смерть, какъ–бы чрезъ огонь въ горниле, подобно золоту, очистившись отъ земной и мрачной тяжести тленія, возстало изъ гроба нетленнымъ, чистымъ и озареннымъ светомъ безсмертія.