Романо Гуардини - Господь
На такое утверждение можно было бы ответить, что объект этих суждений, Христос веры, несомненно хорош и правилен, но не имеет ничего общего с действительным Иисусом, ибо принадлежит религиозному сознанию, области символов, культа и истолкования действительности, тогда как исторический Иисус представляет собой нечто совсем иное, являя собой объект для научных исследований. Но это – просто повторение первого утверждения. И, как и оно, несовместимо с верой. Подлинный Иисус Христос – Тот, Которого знает подлинная вера. Другого нет. Вера воспринимает подлинного Иисуса Христа, как глаз воспринимает цвет, а ухо – звук. Иисус Христос заведомо апеллирует к вере, независимо от того, ответит человек «да» или «нет», себе во спасение или к погибели. Это положение дел определено самой его сутью и в сущности не нуждается в доказательствах, но все же полезно обратить внимание на одно симптоматичное обстоятельство, а именно – абсолютную незначительность того образа Иисуса, который в качестве «исторического» рассматривается наукой. Если делать это с должной непредвзятостью и с применением надлежащих критериев, то можно изумиться, каким образом Ему приписывают то воздействие, которое имело место в действительности. Христос приходит, чтобы нас искупить. Для этого Он должен нам сказать, Кто есть Бог и что такое перед Ним человек. И сказать это так, чтобы познание открыло нам двери к обращению и дало силы войти в новый мир. О Том, Кто это совершает невозможно судить по-человечески сколько-нибудь основательно. Как только человек берется судить, каким должен или не должен быть Искупитель, он заключает Его в человеческие рамки и сам подпадает под категории реального бытия, а тем самым искупление лишается смысла. Если искупление существует, то оно должно находить себе выражение именно в том, что перед его Провозвестником и Исполнителем человеческое суждение теряет правомочность. И не только потому, что Он слишком велик или слишком глубок, но принципиально – потому что Он Искупитель. Такой Искупитель, который придерживался бы человеческих мерок возможного и подобающего, не стоил бы веры. Это знает каждый, кто хоть что-нибудь понял в том, какого обращения и каких жертв требует христианское существование. Если подлинный Иисус сводится к человеку, хоть бы и самому великому, то лучше нам самым определять свой жизненный путь.
Для Христа нет мерил. Мерила устанавливает Он Сам. О понятиях человека и человеческих возможностей здесь не может быть и речи. Исключены и такие понятия, как гений или основатель религии, равно как и миф или истолковывающий существование образ. Все это только вносит путаницу. Для Христа у нас нет никакой категории. Для Него есть только одно имя, Его собственное, «Иисус Христос», содержание которого раскрывается, когда мы с верою встречаемся с Ним и с любовью за ним следуем.
Только так становится возможным ответ на вопрос, поставленный выше. Как только мы подходим к благовествованию Христа единственным подобающим образом, а именно – с верою, как только мы отказываемся судить по себе и приемлем Его от Него Самого, каждое речение Нового Завета открывает Его нашему взору. Тогда это уже не наше дело – давать Христу имена. Он выступает из области неведомого. Небывалый, Он через Своих посланцев открывает нам ту или иную черту Своего существа, при этом Сам Он превосходит любую характеристику. Он Тот, о Котором говорят авторы синоптических евангелий, и Павел, и Иоанн, и Петр, и Иаков, и Иуда, но любое повествование о Нем – невнятный лепет. Если же у нас появляется чувство, что их высказывания противоречат друг другу, то это означает его – или нашу – неспособность понять, что как раз в этом сказывается невыразимость Христа. Кажущееся противоречие между отдельными речениями и образами помогает ощутить необъятное единство самой сути – необъятное и непостижимое для рассудка, но близкое для трепетной веры и обетованное для блаженного познания в вечности.
По отношению к Христу требуется обращение мышления. Не только обращение воли и действий, но также и мышления. А это обращение заключается в том, что уже не размышляют о Христе, исходя из мира, но принимают Христа, как мерило действительного и возможного и судят о мире, исходя из Него. Это обращение трудно представить себе и еще труднее осуществить. И тем труднее, чем яснее становится с течением времени, что все мирское противоречит ему, и чем большим безумцем представляется каждый, кто на него решается. Но в той мере, в какой мышление делает эту попытку, перед ним открывается реальность, имя которой Иисус Христос. А ею открывается всякая реальность вообще, – лишенная прикрас, но причастная к надежде на новое творение.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
IЭта книга призвана внести посильный вклад не в научное богословие, а в религиозное самоусовершенствование. Цель ее помочь читателю не только рассуждать и мыслить, но также порывом верующего сердца приблизиться к личности Господа и ощутить искупительную силу Его внутреннего Я. При этом следовало отдать должное и требованиям богословской ясности, то есть прежде всего представить читателю Иисуса Христа Сыном Божиим, ставшим человеком и таким образом вступившим в нашу земную историю.
Книга эта возникла однако не так, как обычно возникают произведения такого объема, – она писалась не в часы раздумий за письменным столом, но, как было сказано в предисловии, слагалась из проповедей на воскресных богослужениях в часовне Святого Бенедикта на Шлютерштрассе в Берлине в течение четырех лет. Сначала она стала известна узкому кругу читателей, выходила отдельными фрагментами и только позже, в 1937 году, не без некоторых сомнений была издана книгой. Вследствие всего этого автору лишь постепенно стало ясно, что основная мысль книги, из которой без труда выводится все ее содержание, может быть, не везде выражена с той ясностью или, вернее, с той точностью, с какой ему хотелось бы. Ниже мы постараемся хотя бы отчасти восполнить этот пробел – в надежде, при случае, внести исправления и в книгу.
В последний вечер Иисус говорит в торжественной молитве: «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, Единого, Истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» (Ин 6.36). Эту благодать нам и следует испрашивать. С позиций богословского мышления для познания Иисуса Христа необходима и еще она предпосылка, а именно понимание того, что жизнь Иисуса представляет собой не осуществление заранее определенной программы, а подлинную историю. Конечно эта история особого рода, история богочеловечес-кая. В ней вечный Сын Божий в Своей божественной свободе приступает к человеку, – человек же обладает свободой, которая, хотя и всячески ставится под вопрос именно потому, что она человеческая и подвержена влиянию вины с ее последствиями, все же остается свободой, а значит – возможностью ответить на Божий призыв «да» или «нет».
Вся история Ветхого Завета есть ожидание пришествия Мессии, Которому предстояло принести полноту искупления и осуществить Царство Божие. Но для того, чтобы это осуществилось, была необходима и свободная воля людей, притом именно тех людей, которые у Синая обязались пред Богом быть Его народом и выступили тем самым представителями всего человечества.
Принятое решение было отрицательным: избранный народ и, в частности, его руководители отвергли Пришедшего и Его благовествование и, поскольку это было в их силах, способствовали Его уничтожению. Иными словами, произошло то, чего не должно было быть, и что не было необходимо для совершения нашего искупления. Итак, то, что случилось было и остается недопустимым. Не надо пытаться затушевывать этот факт ссылками на Божий замысел, который не вверил бунтовщиков их судьбе, но саму их враждебность превратил в ту форму, в которой осуществилась искупительная Божия воля.
IIВсе это необходимо продумать со всей серьезностью веры, чтобы вина бунта против Искупителя, которую совокупно несут все люди, не представляла части предопределенной программы. Божественно-свободное дело искупления тех, кто тогда принимал решение, показалось бы тогда естественным, необходимым ходом истории – однако это опасность, которая особенно велика в наше время, всюду усматривающая закономерности и тем самым старающаяся удалить из истории свободу и ответственность.
Иногда создается впечатление, что в христианском мышлении эта опасность уже стала фактом, – по той логике, которая рассматривает и первый человеческий бунт в раю как неизбежное развитие. Искупительная жизнь Христа достигла апогея в Его смерти и ею получила свое окончательное определение. Искупитель отныне и навеки – «Распятый». Этот факт, особо подчеркнутый проповедью Апостола Павла, так укрепился в сознании верующих, что конкретная форма, в которой совершилось искупление, а именно попытка врагов Иисуса Его уничтожить – второй бунт человека, после первого в раю, – кажется неизбежной. Таким пониманием искупления в наших глазах и в нашем чувстве сглаживается ужас содеянного. А вместе с тем забывается и то, что в противоположность всем мифологическим или психологическим представлениям об искуплении составляет отличительную черту христианина, а именно – его историчность.
