Сбоник - Антология восточно–христианской богословской мысли, Том I
Как пишет, анализируя учение Нестория и сравнивая его с учением св. Кирилла, Джон Мак–Гакин: «Эту связь (συνάφεια) двух реальностей во Христе Несгорий описывает как основанную на свободе взаимной любви, а не на необходимости природы, осутце: твляемую на уровне Лица (τιρόσωπον), а не сущности (ούσία). Он прилагает всяческое старание, чтобы определить это центральное понятие связи (συνάφεια) с помощью серии предикатов, таких как «совершенная»(άκρα), «точная» (άκριβής), или «постоянная» (διηνεκής). Это объединение, основанное на «благоволении» Божием, т. е. Божией благодати, любви, с которой Бог предает Себя жизни человека во плоти. Это понятие — связь по благоволению (συνάφεια καθ’ εύδοκίαν), было центральным техническим термином Нестория, обозначающим то, как осуществлялось единство во Христе. На него нападали, говоря, что этот термин не может быть обоснован онтологически, но, с его точки зрения, тот факт, что эта связь основывалась на любви и благоволении, делал ее несравненно более высокой, чем всякая связь, продиктованная природной необходимостью»[1614].
Итак, согласно Несторию, по любви к человеку Слово Божие вольно истощаясь, соединяется с человеческой природой, взятой у Девы Марии, и это единство Божества с человечеством не природное и не ипостасное, но единство в любви Первообраза к Своему образу. В онтологических же терминах это единство в любви соответствует тому, что сам Несторий именует единым Лицом Христа. Т. е. он избегает выражения «единая ипостась», оставляя слово «ипостась» для описания природной реальности (ипостась для него — это конкретное индивидуальное осуществление природы[1615]), а вместо этого говорит об одном, или едином Лице Иисуса Христа.
При этом, что весьма существенно для полемики Нестория с Кири.лом, Несторий категорически отрицает, что у него хотя бы в каком‑то смысле имеет место учение о двух сынах, или двух личностях во Христе — Сыне Божием и Сыне человеческом, т. е. он считает, что обвинения в его адрес по этому поводу абсолютно беспочвенны и несправедливы. Он говорит о реальном существовании двух природ, или двух ипостасей, во Христе, и может также говорить о двух образах (иногда он называет их и двумя лицами) во Христе (образе Божием, т. е. Логосе, и зраке (образе) рабьем), но при этом он постоянно отвергает, что учит о наличии персональной[1616] «другоста» (или двойственности) во Христе; т. е., как утверждает Несторий, какие‑либо обвинения в его адрес относительно учения о двух сынах абсолютно беспочвенны: «Не был Божественный Логос одним (άΛΑος), а другим (καί άΑΛος) человек, в котором Он явился. Ибо одним было Лицо (τιρόσωτιον) обоих в почитании и чести, поклоняемое всем творением, и никоим образом никогда не разделяемое отличием цели и воли»[1617]. Несторий настаивает, что единение природ в их конкретике происходит не природно и не ипостасно (в том смысле ипостаси, разумеется, в каком он ее понимает), но «лично», т. е. в Лице единения, имеющем одну цель и волю. Этим Лицом и является Христос.
Вместе с тем, Несторий постоянно утверждает, что человеческая природа во Христе обладала разумной душой, что эта природа не была лишена своего человеческого действия и воли. Наличие такой человеческой воли весьма существенно для него, поскольку в основании его сотериологии лежит учение о том, что во Христе было исправлено то, что не было исполнено Адамом: Адам не послушался Бога и пал, а во Христе это было исправлено, т. к. Он проявил послушание в том, в чем Адам нарушил Божию волю. Вот как об этом пишет сам Несторий: «Именно по этой причине Он и принял зрак рабий, зрак уничижения, зрак того, кто потерял подобие Божие, не для чести, не для славы, не для поклонения, не для проявления могущества своего как Сына [Божия], но для послушания, которое этот [образ раба] проявил в Лице (τιρόσωτιον) Сына по воле Божией»[1618].
Итак, хотя, как известно, несторпане в VII в. были готовы вступить в монофелитскую унию, предложенную им императором Ираклием, из этого не стоит заключать, что сам Несторий отвергал действие и волю человеческой природы во Христе. Напротив, судя по его полемике с Кириллом, он наличие этой воли энергично утверждал. Вот, например, пассаж из Нестория, направленный против Кирилла: «И ты говоришь, что имело место соединение двух природ в одном Лице, но на деле ты со всею силою утверждаешь Воплощение Бога–Слова по типу Ария и Аполлинария, и ты подтверждаешь тем, кто имеет глаза исследовать тебя, что Он использовал тело и душу как орудие, без души и без разума и без воли, так, словно и Его [Божественная] природа претерпевала действия и страдания тела, ставшего единосущным [ему]. И по этой‑то причине ты не счисляешь его с Ним н относишь к Богу–Слову как к господину, все эти свойства орудия… ты относишь к Богу -Слову и чувство, и волю, и страдание во всем, что касается человеческого»[1619]. Или в другом месте: «Ты делаешь Самого Бога–Слова страстным, упраздняя чувство и воление человечества, которое [согласно тебе] «на самом деле не воспринимает в собственной природе», но воспринимает в природе Бота–Слова, не волит в Своей Собственной природе, но волит в природе Бога–Слова»[1620].
Вопрос о том, как соотносится это утверждение о существовании воли Христа по Его человечеству, отличной, очевидно, от воли Божией, с утверждением об одной личной воле Христа, представляется весьма трудным и, на наш взгляд, требует дальнейшего изучения[1621]. В качестве вероятной гипотезы, которую высказал, например, Мильтон Анастос[1622], можно предположить, что об одной воле Несторий говорит в смысле абсолютного согласия человеческой воли с Божественной. Приведем отрывок, который может рассматриваться как свидетельствующий об этом: «Всякий первосвященник нуждается в совершении жертвоприношений за собственные грехи, но Христос не нуждался в приношении жертв за Свои грехи, но лишь за Свой род, чтобы искупить его от греха. Но это было и ради Него Самого; ибо именно из‑за Его великого послушания Он умер за грешников. Как в Своей воле, так и в Своем сознании Он не имел иного, нежели желать того, что Бог волил в Нем»[1623].
В одном не приходится сомневаться: Несторий не переставал говорить о воле Христа по человечеству, которая для него является самим признаком наличия во Христе человеческой природы, отличной от Божественной. Вот почему, вероятно, как замечает Роберта Чеснат, «Несторий иногда говорит о двух волях, а иногда об одной воле во Христе»[1624].
О наличии воли и действия у человеческой природы Христа Несторий пишет вполне эксплицитно:
«Душа Христа была не без воли… как и не без чувства [или: восприятия] в смысле животного, чувственного восприятия.<… >Ибо единство Бога–Слова с человечеством имело место не в природе, в том смысле, чтобы ум человека не имел своего собственного действия и чтобы он замещался умом Бога–Слова или чтобы восприятие происходило не в живой душе, но в единстве Божества, или чтобы оно жило жизнью, при которой восприятие происходило не в действии восприятия души, но силой Божества, ибо такое единство, как это, — страстно.<… >Именно по этой причине единство осуществляется в Лице (πρόσωπον), а не в природе, и мы не говорим: «единство лиц» (πρόσωπα), но «единство природ». И есть лишь одно Лицо (πρόσωπον) в единстве, но в природах — одно и другое, ибо из общего Лица (πρόσωπον) известно, что Он воспринял плоть, зрак рабий, в качестве Своего Собственного, посредством которого Он говорил, учил и действовал; и Он дал Свое Собственное подобие подобию раба, посредством которого Он говорит Своим Собственным Лицом (πρόσωπον) и Божеством. Ибо Лицо (πρόσωπον) — общее, одно и то же. Подобие раба принадлежит Божеству, а подобие Божие — человечеству. Одним и тем же является Лицо (πρόσωπον), но не сущность (ούσία). Ибо ούσία зрака Божия и ούσία зрака раба — остается [каждая] в своих собственных ипостасях»[1625].
Из этого пассажа хорошо видно, между прочим, как Несторий употреблял термины «лицо», «сущность», «ипостась». «Ипостась» для него означает конкретную реализацию сущности. С этой точки зрения для него никакая сущность не может существовать вне своего индивидуального осуществления, или бытования, каковой является ипостась. Ипостасей, согласно Несторию, во Христе было две, как и природ, а вот Лицо единения — одно. При этом, как считает Анастос, смысл, вкладываемый Несторием в понятие «Лица единения», примерно эквивалентен современному пониманию «личности», а вкладываемый в понятие «лица» или «ипостаси», соответствующей каждой из природ, — иной, поскольку означает природную реальность, имеющую отличительные черты[1626]. Тем не менее, неочевидно, что современное (уже, впрочем, и не очень современное) понятие «личности» как центра самосознания и произволения приложимо ко Христу, каким Его исповедует святоотеческая традиция. Вместе с тем, неочевидно, что Несторий не приписывал человеческой природе Христа способность самосознания, произволения и морального выбора; ряд отрывков свидетельствует о том, что приписывал[1627].
