Виктор Тростников - Трактат о любви. Духовные таинства
Второй способ является более кардинальным. Им советовал воспользоваться Пьеру Безухову Андрей Болконский, сам вовремя его не оценивший: «Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет, не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь её ясно, а то ты ошибёшься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда не годным. А то пропадёт всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждёшь от себя чего-нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!..» Другой персонаж Толстого, Позднышев из «Крейцеровой сонаты», высказывался против брака намного резче:
«Ведь что, главное, погано, – начал он, – предполагается, в теории, что любовь есть нечто идеальное, возвышенное, а на практике любовь ведь есть нечто мерзкое, свиное, про которое и говорить, и вспоминать мерзко и стыдно. А если мерзко и стыдно, то так и надо понимать. А тут, напротив, люди делают вид, что мерзкое и стыдное прекрасно и возвышенно. Какие были первые признаки моей любви? А те, что я предавался животным излишествам не только не стыдясь их, но почему-то гордясь возможностью этих физических излишеств, не думая при том нисколько не только о её духовной жизни, но даже и об её физической жизни. Я удивлялся, откуда бралось наше озлобление друг к другу, а дело было совершенно ясно: озлобление это было не что иное, как протест человеческой природы против животного, которое подавляло её…
Так мы и жили, в постоянном тумане, не видя того положения, в котором мы находились. И если бы не случилось того, что случилось, и я так же бы прожил ещё до старости, я так бы и думал, умирая, что я прожил хорошую жизнь, не особенно хорошую, но и не дурную, такую, как все; я бы не понимал той бездны несчастья и той гнусной лжи, в которой я барахтался.
А мы были два ненавидящих друг друга колодника, связанных одной цепью, отравляющие жизнь друг другу и старающиеся не видеть этого. Я ещё не знал тогда, что 0,99 супружеств живут в таком же аду, как и я жил, и что это не может быть иначе, тогда я ещё не знал этого ни про других, ни про себя».
И у князя Андрея, и у Позднышева иллюзии относительно любви рассеялись лишь после неудачных браков, так что здесь мы видим мудрость, пришедшую задним числом. Да и то ненадолго, во всяком случае у первого. Побыв после смерти жены какое-то время убеждённым холостяком, Болконский неожиданно для самого себя влюбился в Наташу Ростову, но тут, слава Богу, до женитьбы дело не дошло из-за её попытки убежать с Анатолем Курагиным. Настоящим убеждённым холостяком был Тургенев, влюблявшийся очень часто, но всегда избегавший попадания в брачные сети. Однажды он сказал: «Когда придёт такая весна, в которую я не влюблюсь, значит, в этом году я умру». Однако он всегда умел подавить своё увлечение, когда оно становилось опасным для его свободы. Но тургеневский вариант всё-таки не выход. Менять любовниц, даже испытывая к каждой из них высокие чувства, как ни говорите, есть блуд, а значит, скотство. Подлинно кардинальным решением проблемы является полное безбрачие, абсолютно целомудренная жизнь. К ней и призывал когда-то своих духовных чад апостол Павел: «Хорошо человеку не касаться женщины… ибо желаю, чтобы все люди были, как и я (то есть девственными). Вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами человеков. Если и женишься, не согрешишь, и если девица выйдет замуж, не согрешит. Но таковые будут иметь скорби по плоти; а мне вас жаль. Я хочу, чтобы вы были без забот. Неженатый заботится о Господнем; как угодить Господу, а женатый заботится о мирском, как угодить жене. Есть разность между замужнею и девицей: незамужняя заботится о Господнем, как угодить Господу, чтоб быть святою и телом и духом; а замужняя заботится о мирском, как угодить мужу. Говорю это для вашей же пользы, не с тем, чтобы наложить на вас узы, но чтобы вы благочинно и непрестанно служили Господу без развлечений. Посему выдающий замуж свою девицу поступает хорошо, а не выдающий поступает лучше» (1 Кор. 7).
Конечно, то, что заповедует здесь первоверховный апостол, не придумано им самим. Ни один из учеников
Христа, смотревших на всё Его глазами, не осмелился бы учительствовать по такому важному, может быть, самому важному для человека вопросу, как вступление или невступление в брак, по собственному разумению. Как и всюду, в этом месте святой Павел лишь пересказывает речение Иисуса, содержащееся в Евангелии в более краткой форме и иносказательно. Вот оно: «Есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит» (Мф. 19,12).
Эта мысль, намеренно завуалированная Иисусом для того, чтобы быть услышанной только теми, «кто имеет уши», является прямым продолжением тех поразивших народ заповедей, которые звучали в Нагорной проповеди. Так же, как «подставь другую щёку» или «любите врагов своих», она есть для иудеев соблазн, для эллинов – безумие. У израильтян производить потомство считалось первейшей обязанностью всякого, бездетные люди вызывали общественное презрение как проклятые Богом; в Риме основной опорой империи была семья (домус), она служила исходной единицей знаменитого римского права, и ей придавалось сакральное значение. И вдруг безбрачие не только получает одобрение наряду с супружеством, но и становится выше супружества!
Надо сказать, что и сознание современных номинальных христиан, потерявших былую твёрдость веры, тоже изо всех сил противится признанию того, что отказавшиеся от участия в родовой жизни (по Евангелию, «сами себя оскопившие») избирают «царский путь», то есть путь, вернее всего ведущий в Царство Небесное. В преподавании и особенно в публичных лекциях постоянно сталкиваешься с широчайше распространённым в православной среде убеждением, будто существуют два равноправных способа спастись: монашеский и мирской. Люди, утверждающие это, где-то когда-то слышали фразу: «Можно спастись в браке и погибнуть в монастыре», и это действительно так, но одно дело «можно», а другое – «легче» или «труднее». Нельзя основывать свою философию на афоризмах, а надо прислушиваться к тому, что сказано в Новом Завете и в творениях святых отцов, а там по этому вопросу имеется полное единодушие.
Св. Кирилл Иерусалимский: «Брак – серебро, а девство – золото».
Св. Феогност: «Нет подвига выше девства».
Св. Иоанн Лествичник: «Девство – совершенная святость».
Св. Антоний Великий: «Девство – печать совершенства».
Св. Киприан: «Девство – цвет в вертограде Церкви, краса и прославление благодати, образ Божий, сообразный святыне Господа».
Св. Амфилохий: «Девство – приятнейшее благоухание Господу Иисусу».
И наконец, уже в ХХ веке замечательный православный богослов архиепископ Аверкий пишет: «Девство, как высший подвиг, к которому не все способны, поставляется выше супружества. Хотя и честное супружество благословлено, но чистое девство выше супружества, как это всегда учила Церковь».
Монашество именуется у православных «ангельским чином», откуда ясно, что оно ставится много выше мирян. Епископом в православии считается быть достойным только монах. Преподобный Серафим придавал такое большое значение девству, что брал в свою «Мельничную обитель» только незамужних девиц. А в Апокалипсисе о Божьем «малом стаде» сказано: «Это те, которые не осквернились с женами» (Откр. 14, 4).
Часть 7
Очень прискорбно, что такой фундаментальный пункт христианского учения о человеке, одна из самых важных подсказок Спасителя по поводу желательного образа нашей жизни, хотя и не для всех доступного, принимается с превеликим трудом и даже оспаривается людьми, считающими себя верными чадами православной Церкви. Ведь по этому поводу нет ни малейших расхождений между Евангелием, апостольскими посланиями и святыми отцами. Возражения в этом вопросе можно приравнять к возражениям против заповедей блаженства, ибо в обоих случаях не может быть никакого вопроса. В некоторых западных конфессиях, где епископами становятся женщины и содомиты, уже оспаривается и то и другое. Но ведь это не только не христиане, каковыми они себя именуют, но даже и не язычники, а просто мерзость. А мы-то – русские, православные люди! Как же мы можем даже в глубине души допустить такую явную ересь, как утверждение, будто жизнь в браке, в которой неизбежно присутствует элемент блуда, равночестна ангельской чистоте тех, кто решительно отверг животный аспект своей природы и захотел стать духовным существом, предваряя уже на земле будущее пребывание в Небесном Царстве, где, как известно, «не женятся; не выходят замуж» (Мф. 22, 30)?
