Святые наших дней - Митрополит Иларион
Очень похожий опыт описан у отца Софрония в книге о старце Силуане: «Человеку с Богом не всегда легко. В период отнятия благодати, который обычно весьма продолжителен, Бог иногда может представляться душе беспощадным мучителем. Не достигая милости Божией, несмотря на предельно доступный для него подвиг и труд, человек страдает настолько тяжко, что если бы было возможно, отказался бы вообще от всякого бытия… Испытав Бога, познав жизнь во свете Лица Его, душа уже ни в чем в мире не находит себе ни покоя, ни удовлетворения, и не на чем не может остановиться; и вместе, все, кроме Бога, окружает ее. Все, что познала она как зло, как тьму, всякое демоническое действие обуревает ее; и мучительство страстей временами доходит до последнего напряжения; а Бог словно отвратился от человека и не внимает никаким призывам его. Как самое беспомощное существо, повисает он над страшною бездною и кричит к Богу о помощи, но все крики остаются не услышанными… Тогда приходят такие мысли и чувства, о которых хранится молчание».
Приведенный текст целиком включен в книгу «Видеть Бога», значительная часть которой посвящена описанию опыта богооставленности. Этот опыт отец Софроний воспринимает как неотъемлемую составляющую религиозной жизни. В нем усматривается подобие тому «истощанию», кенозису, который был явлен Богочеловеком Христом: «Не верующие в Бога не знают богооставленности. Сие горе переживают лишь те, кто уже познал благость Бога и всеми силами стремится пребывать в Нем и с Ним. Чем в большей мере вкусил человек радости единения с Богом, тем глубже страдает он при разлуке с Ним».
Христос молился с кровавым потом в Гефсимании, а на Кресте взывал к Своему Отцу: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты меня оставил?» Это был наивысший момент Божественного «истощания», которое, однако, «преобразилось в столь же завершенное обóжение воспринятого Им в акте воплощения нашего естества». Христианин через опыт богооставленности может «приблизиться к этому состоянию, чтобы удостоиться принять соответствующее глубине его личного истощания – спасение».
Распятие.
Фрагмент фрески. Монастырь Студеница, Сербия
В святоотеческих толкованиях на Евангелие и в литургических текстах, посвященных страданиям Христа, подчеркивается, что Бог Отец ни на одно мгновение не оставлял Своего Сына, но всегда неотлучно находился рядом с Ним. Отец Софроний пишет: «Господь Иисус вопрошал Отца: “вскую оставил Мя еси?” Мы ясно сознаем, что в плане Божества онтологически сего не могло произойти, то есть, чтобы Отец отступил от совечного и единосущного Сына Своего, в Которого излил всю полноту Своего извечного Бытия… Мы констатируем сие явление, но никак не можем дать объяснения сему, особенно когда речь идет о Богочеловеке Христе».
Когда же речь идет о человеке, то «в этих нечастых случаях промыслительной богооставленности нужно увидеть безмерное величие дара Божия». Бог не оставляет человека даже в те минуты, когда ему кажется, что Бога рядом нет, но человек должен испытать их, чтобы достичь большего совершенства. Преподобный Антоний Великий был на протяжении многих дней оставлен бороться с демонами. Когда же он изнемог от борьбы, Господь явился ему в виде огненного луча. «Где Ты был? – спросил Антоний. – Почему Ты не явился в начале, чтобы прекратить мои мучения?» И голос Божий ответил ему: «Я пребывал здесь, Антоний, но ждал, желая увидеть твою борьбу».
Прп. Антоний борется с бесами.
Клеймо иконы «Прп. Антоний Великий с житием». Греция. XVI в.
Опыт богооставленности посылается человеку для укрепления его в вере. Отец Софроний считает, что «всякому человеку, подлинно взыскавшему спасения, необходимо пройти чрез опыт богопокинутости. Моментами она может достигать такой силы, что и короткие мгновения кажутся вневременными. Такие крайние состояния ниспосылаются подвижнику не часто, но умеренная степень сего испытания может сопутствовать нам долгие годы во втором этапе духовной жизни христианина, то есть, когда промыслительно он претерпевает ослабление и даже удаление первой благодати. В этом неизбежном ослаблении есть глубокий смысл: дать человеку проявить свою свободу и верность Богу».
Центральное место в книге занимает глава «О Нетварном Свете». Это смысловая кульминация всей книги. Здесь отец Софроний обращается к тому опыту, который был наиболее ярко и подробно описан у преподобного Симеона Нового Богослова. В своих творениях Симеон повествует о том, как Божественный Свет многократно являлся ему, а потом удалялся от него, и он испытывал богооставленность. Подобные же описания мы находим у отца Софрония.
Говоря о Божественном Свете, он, прежде всего, сравнивает его с другими родами света, имеющими материальную природу: «Мне было дано переживать некоторые роды света и светов: “свет” артистического вдохновения, вызванного красотою видимого мира; “свет” философского созерцания, переходящего в мистический опыт; втиснем сюда и “свет” научного познания, всегда и неизбежно относительного достоинства; был я искушен и световыми явлениями, приносимыми духами неприязни. Но уже в зрелом возрасте, когда я возвратился ко Христу, как к Богу совершенному, осиял меня Свет безначальный. Сей дивный Свет, пусть в той мере, в которой благоволением свыше мне было дано познать, затмил все прочие, подобно тому, как восходящее солнце не дает видеть даже наиболее ярких звезд».
Отец Софроний видит в материальном небе образ нематериального Бога, а в солнечном свете образ нетварного Божественного Света: «Смотря пристально на чистое голубое небо, я иногда останавливал мой взгляд в избранном мною направлении, а иногда пробегал его от края до края. Достигнув горизонта, я мысленно шел дальше и уже умом видел его объемлющим нашу планету. Я всматривался в глубину его; стремился проникнуть до его пределов; но чем более я удерживал внимание на этом чудном явлении, – чем усерднее смотрел в небесную сферу, исполненную света, тем более увлекала она меня своей тайной. Когда же по дару свыше я удостоился узреть Нетварный Свет Божества, тогда с радостью узнал в голубом сиянии нашей “голубой” планеты символ сияния надмирной славы. Оно, сияние сие, повсюду; оно наполняет все бездны мироздания, пребывая неизменно неосязаемым, запредельным для твари».
Нетварный Божественный Свет отличается от любого вида материального света, будь то солнечный или какой-либо иной. Его природа неописуема и необъяснима, подобно тому, как неописуем и неизъясним Сам Бог: «Небесный Свет не поддается чувственному контролю. Иной, неуловимый по своей природе, он приходит неопределимым для нас образом… Исходя из Единого Существа, Свет сей ведет к единому познанию Бога Любви… Душа не без страха решается говорить о том Свете, который посещает человека, жаждущего увидеть Лицо Безначального. Таинственна его природа; и в каких образах описывать его? Неизъяснимый, невидимый – он иногда бывает видим вот этими телесными очами. Тихий и нежный – он влечет к себе и сердце, и ум, так что забываешь о земле, будучи восхищен в иной мир. Это бывает и среди бела дня, и во тьме ночной. Кроткий, он, однако, более могуществен, чем все, что нас окружает».
В писаниях апостола Иоанна Богослова многократно говорится о Боге как Свете: «Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир»; «Бог есть Свет, и нет в Нем никакой тьмы». Христос в Евангелии от Иоанна говорит: «Веруйте в свет, да будете сынами света». Многие воспринимают эти слова как метафоры, видя в упоминаниях о свете некий символ Божественной реальности. Но подвижники, созерцавшие Божественный Свет, подобные Симеону Новому Богослову, воспринимали эти упоминания отнюдь не в переносном, а в самом прямом смысле. И отец Софроний,
