Между небом и землей. Через Дух Андрэ Луиса - Франсиско Кандидо Хавьер
Словно человек, ожидающий проявления любопытства молодых учеников, Антонина умолкла.
Маленький Энрике, начиная разговор, просто спросил:
— Мама, почему Иисус советует такое важное прощение?
Выказывая большое знакомство с Евангелием, мать ответила:
— Нас приводят к вере, сынок, что Божественный Учитель, когда учит прощать все ошибки нашего ближнего, ведёт нас к лучшему способу жить в мире. Кто не может отстраняться от неприятностей жизни, не может отделиться от зла. Человек, который остановился на своих неприятных воспоминаниях, находится в ловушке постоянного раздражения. Представьте, что все вы находитесь в школе. Если вы не можете забыть небольшие раздражения, связанные с учёбой, то вы не сможете пользоваться уроками. Сегодня это товарищ, который кажется менее дружественным, готовя достойную сожаления шутку, завтра это будет погрешность надзирателя из-за какого-либо недоразумения. Если вы зафиксируете мысль на нетерпении или возмущении, вы рискуете совершить худшие вещи, огорчая преподавателя, деморализуя школу и нанося ущерб своему имени и здоровью. Человек, который не умеет прощать, обычно живёт в изоляции от всех. Никто не любит компанию тех, кто только и умеет, что лить уксус жалоб или критики.
С высоты этого учения Антонина посмотрела на старшего и спросила его:
— А ты, Гарольдо, когда хочешь пить, будешь ли пить мутную воду из кувшина, наполненного грязью?
— О, нет, конечно, — очень серьёзно ответил мальчик, — я выберу чистую, хрустальную воду.
Мы хотим того же в том, что касается наших духовных нужд. Душа, которая не прощает, держа зло в себе, подобна вазе, наполненной грязью или желчью. Такое сердце не может ободрить или утешить наше сердце. Такой человек не сможет помочь нам преодолеть трудности жизни. Если мы делимся своими трудностями с подобным спутником, то эти трудности станут практически навсегда самыми важными в жизни. Именно поэтому Иисус советует нам прощать бесконечное количество раз, чтобы любовь в нашем духе была как Солнце, сияющее в чистом доме.
В воздухе повисла выразительная пауза.
Маленький Гарольдо, озабоченно наморщив лоб, спросил:
— Мама, ты думаешь, что мы должны были бы прощать всегда?
— Почему бы нам не делать этого, дитя моё?
— А если обида — самая-самая худшая из всех?
— Даже тогда.
И пока он удивлённо смотрел на неё, Антонина добавила:
— Почему ты говоришь об этом с такой озабоченностью?
— Я думал о папе, — сказал малыш с долей печали в голосе. — Он покинул нас, когда мы больше всего нуждались в нём. Разве было бы справедливо забыть то зло, которое он нам причинил?
— О, дитя моё! — прокомментировала молодая женщина. — Не надо замыкаться на этой проблеме. Зачем питать горечь против человека, давшего тебе жизнь? Как мы можем судить его, если не знаем, что с ним случилось? Было бы действительно лучше для нашего благополучия, если бы он был с нами, но если мы должны переживать его отсутствие, пусть его сопровождают наши лучшие мысли. Твой отец, сынок, дал тебе, с позволения Небес, тело, в котором ты учишься служить Богу. В этом он кредитор твоей самой большой любви. Существует служение, которое мы не можем оплатить иначе, как нашей любовью. Наш долг в отношении родителей — из этого ряда.
Возможно, вспомнив, что её семья находится в стадии христианского обучения, хозяйка дома добавила:
— Однажды, когда Моисей, великий пророк, отправился на гору, чтобы получить божественное откровение, одним из самых важных распоряжений, которые он услышал с Небес, были слова Вечной Доброты: «Почитай отца и мать твоих». Закон, посланный в мир, устанавливает не то, что мы должны анализировать тип человека, которыми являются наши родители, а то, что обязанность чтить их со всем нашим уважением, полным любви, возвращается к нам, кем бы они ни были.
Маленькое собрание слушало объяснения со счастливыми и просветлёнными глазами. Гарольдо выказывал своё смирение, но снова сказал:
— Я понимаю, что ты хочешь сказать, мама. Но если бы папа был с нами, возможно, Маркос не умер бы. У нас было бы достаточно денег, чтобы за ним ухаживать.
При этих словах малыша Антонина быстрым движением вытерла слёзы, непроизвольно покатившиеся по лицу, и сказала:
— Было бы ошибкой позволить себе неверие в нашего Отца Небесного. Маркос ушёл на встречу с Иисусом, потому что Иисус позвал его. Ему всего хватало. Прошу всех вас не проявлять ни малейшей грустной мысли в отношении ангела, который опередил нас. Наши мысли сопровождают тех, кого мы любим, в Высшем мире.
В этот момент разговора Лизбела с очаровательной улыбкой спросила:
— Мама, а Маркос нас видит?
— Да, доченька, — взволнованно сказала Антонина. — Он помогает нам в духе, прося у Иисуса сил и благословения для нас. С нашей стороны мы должны помогать ему своими молитвами и лучшими воспоминаниями.
Однако Антонине, казалось, перехватило горло от нахлынувших воспоминаний. Пока дети с интересом комментировали уроки этого вечера, она была поглощена ментальной концентрацией на образе малыша.
Когда часы пробили конец урока, она попросила Энрике прочесть финальную молитву.
Мальчуган повторил молитву «Отче Наш», прося Господа благословить их мать, и учёба на этом закончилась.
Хозяйка дома поставила перед детьми бокалы с хрустальной водой, которую Хиларио и я намагнетизировали, и немногим позже, в раздумье и ностальгии, ушла вместе с детьми в комнату, где все вместе они легли спать.
7
НЕУРАВНОВЕШЕННОЕ СОЗНАНИЕ
Согласно полученным рекомендациям, мы ждали Антонину в той узкой комнате, где проходило семейное обучение.
Сейчас мы более внимательно могли понаблюдать за развоплощённым стариком. Сохраняя остатки физической жизни, дрожащий и подавленный, он казался встревоженным и безумным.
Напрасно мы пытались подойти к нему. Он нас не видел.
Я напомнил своему спутнику, что мы могли бы сделать нашу периспритную форму более плотной с помощью концентрации воли, и мы поспешили привести эту меру в исполнение.
Немногим позже, делая вид, что мы — вновь прибывшие, мы привлекли его внимание.
Старик бросился к нам с восклицанием:
— Вы офицеры или солдаты? Вы за или против?
Его диковатый взгляд действительно был подобен безумному. Мы с Хиларио обменялись впечатлениями, смешанными с любопытством и удивлением. И не успели мы заявить о себе, как он конвульсивно разрыдался, повторяя:
— И кто принёс сюда эту идею о прощении? Где я буду в этом вопросе? Должен я прощать или быть прощённым? Не понимаю нужды спорить по этому
