Рецидив - Антон Владимирович Овчинников
Брат замолчал, угрюмо глядя перед собой.
– Кто, она, ты о ком, Йоан? – тронул я его за плечо, уже догадываясь, о ком он.
– Мама… Она не стала соблюдать эвель21. Тридцати дней еще не прошло, а я увидел ее с одним молодым левитом, он частенько заходил к нам в гости, когда отец еще был жив…
Я не нашелся, что ему сказать на это. Слова утешения, после принесенных Йоаном радостных вестей о моей семье, никак не приходили в голову. Между тем, брат продолжил.
– Я не могу больше служить в Храме, мне не дает покоя нечистая мысль об измене матери! В моем доме поселился чужой человек, мне стало противно находиться там! И поэтому, я решил прийти сюда…
– И тебе здесь все рады! – уверил я его.
……
«Я слышал, к тебе пришел брат? Ты обрел брата среди братьев, я рад за тебя!» – сказал учитель, на следующий день.
«Да, ребе, он из Вифлеема, из рода цадукея Захарии…»
«Я знаю, какого он рода!» – прервал мои объяснения учитель, улыбнувшись одними глазами, – «Он останется в Общине и станет одним из лучших. Я хочу, что бы он помог переписать все, что тебе удалось прочесть на скрижалях».
«Я передам ему твою волю, ребе!» – заверил я учителя.
«Это не моя воля, Эмил, просто я знаю, что так надо… А еще я знаю, что он возглавит Общину, но не нашу…»
– Ты пророчествуешь!? – воскликнул я вслух.
«К концу жизни все становятся ближе к Богу, а я всю жизнь оставался праведником, что значит всегда приближался к Нему», – учитель сделал паузу и продолжил, – «Путь праведности всегда милее Господу, чем любые другие. И всех, кто идет им Он вознаграждает своими дарами… Запомни это, мой добрый мальчик!»
«Не сомневайся, учитель!» – воскликнул я мысленно.
«Завтра ты не пойдешь на работу со всеми, а приведешь ко мне Йоана. Вы спуститесь в наш кладезь мудрости и займетесь переписью скрижалей. То что запечатлено там, должно быть доступно потомкам!»
Йоан был потрясен оказанной ему честью, а еще больше он был поражен амфорами полными древних манускриптов. Когда же, устроившись на ступенях между амфор, что бы писать под мою диктовку, увидел откуда я собрался ему диктовать, он чуть не выронил из рук кисть и не пролил краску.
– Эмил! – воскликнул он, – Неужели ты понимаешь язык древних?
«Я и сам был удивлен этому!» – ответил я мысленно по привычке, как учителю.
– Это невозможно, где ты мог научит… – воскликнул он, – Стой! Ты же сейчас не произнес ни слова, но я четко слышал, что ты сказал мне!
«Успокойся, брат! Попробуй и ты отвечать мне также, хранящаяся здесь мудрость не приемлет шума человеческой речи…»
«Эмил?»
«Да, Йоан, мы можем так разговаривать, как и с учителем!»
Справившись с первым шоком, Йоан, в свете двух фонарей, усиливающих свет огня внутри них, приготовился писать.
«И стал я свидетелем страшных беззаконий, творившихся на земле», – начал я читать первую скрижаль с замысловатым отпечатком в углу глиняной таблички, – «И обратился ко мне во тьме ночи ангел Господень, Ной, сказал он мне…»
– Невероятно! – перебил меня восторженный голос Йоана, – Теперь я понимаю, почему наш Аарон сделал тебя своим учеником, ты Машиах22!
– Тш-ш-ш… – Приставил я указательный палец к губам.
«Давай сделаем то, для чего мы сюда пришли».
«Да, Машиах, как скажешь!» – поклонился мне сидя Йоан.
«Ты ошибаешься, брат», – урезонил я его, – «Давай все-таки продолжим!»
Учитель с нескрываемой радостью принял весть о том, что и Йоан может общаться с нами на равных, но еще большую радость у него вызвал факт, что все скрижали, наконец, были переведены на наш язык.
«Дети мои!» – обратился он к нам, – «Вам еще придется помочь мне, старику. Принесите сюда мешок песка и широкую амфору».
Когда все было сделано, учитель отпустил Йоана наверх и обратился ко мне.
«Эмманул! Тебя ждет еще одно испытание…»
«Да, ребе!»
«Тебе предстоит пройти самое трудное – испытание крепости твоей души, ты испытаешь страх и ненависть, любовь и нежность, одновременно. Тебе многое откроется внутри себя и, может быть снаружи!»
Учитель пристально посмотрел на меня, силясь понять по моему лицу готов ли я к такому.
«Я готов, ребе!» – ответил я не отводя взгляда.
«Завтра мы придем сюда, сразу после утренней молитвы. Ты будешь поститься и читать Тору в оригинале, оставленном нам самими Патриархами. Четыре дня! Ты будешь готовиться к своему главному испытанию!»
«Эта пещера не простая!» – рассказывал я Йоану, услышанное от учителя, – «Почти всем, кто остается там дольше, чем на одну ночь, Господь посылает откровения самого разного толка».
Теперь нам было проще общаться, так-как никто больше не мог нас слышать. Всем любопытным братьям казалось, что мы как обычно, сидим на крыльце Общего дома после вечерней молитвы и трапезы, и любуемся заходящим солнцем.
«И на сколько ты будешь заключен там?» – поинтересовался брат.
«Учитель сказал, что мне выпала честь остаться там столько же, сколько находился и он, целых сорок девять дней!» – с гордостью ответил я.
Йоан погрустнел, глядя на заходящее солнце.
«Семь седмиц… Какой долгий срок… Я не смогу видеть и слышать тебя, мой брат».
«Но ведь ты будешь общаться с нашим Аароном, он будет тебя учить!» – попытался успокоить я его.
«Ты знаешь, после того, как мы закончили перепись скрижалей, мне все время кажется, что должно произойти, что-то очень страшное…»
«Не надо думать о плохом, Йоан! Учитель рассказывал, что почти все, кто проходил через это испытание, получали откровения Господа и становились старейшинами. А кто не получал ничего – возвращался обратно, сюда, ко всем братьям, и потом был волен покинуть Общину или стать странствующим книжником…»
Встреча с собой
Свет утреннего солнца, пробивавшийся из узкого прохода, по мере того, как братья Общины закладывали вход камнями, постепенно покидал пещеру. Скоро о том, что снаружи, день или ночь, можно было судить только по тонким лучикам света, проходившим свозь щели между камнями, но, через некоторое время, и они пропали, старательно замазанные глиной с внешней стороны.
Непроглядная тьма заполнила всё вокруг. Вздохнув, молодой человек в длинной льняной рубахе нащупал стену, и стал спускаться вглубь пещеры. Скоро глаза привыкли к отсутствию света, и контуры ближайших предметов стали чуть различимы. Испытуемый достиг небольшого расширения в конце, где тихонько журчал родник. Потолок был настолько низок, что находиться в пещере в полный рост было невозможно. Встав на колени и ощупав руками пол и стены вокруг, Эммануил нашел дорожную суму полную хлеба, лежавшую на большом плоском камне, а на ее дне – трут и кресало с маленьким масляным светильником. Юноша высек несколько, показавшихся в
