Святые наших дней - Митрополит Иларион
– В самом начале этого века, когда я был еще малым мальчиком в школе, в то время настроение во всем мире было другое. И в России я чувствовал глубокий мир. Несмотря на это, когда молодой, но вдохновенный священник говорил детям о мучениках первых веков… я сожалел, что живу в такую эпоху, когда нельзя страдать за Христа. И это переживание было очень сильным, хотя я был еще совсем мальчиком. И прошло десять-пятнадцать лет – в России началось гонение, страшнейшее из всех гонений в истории христианского мира.
Гимназисты на уроке.
Фото нач. ХХ в.
Дополнительную информацию о школьном образовании Сергея Сахарова приводит монахиня Гавриила: «Хотя мы не имеем точных сведений, какую именно московскую школу посещал Сергей, скорее всего, это была классическая гимназия, где он мог изучать основы Закона Божьего, русскую и европейскую литературу, мировую историю, каллиграфию и многие другие общеобразовательные дисциплины. Подростком Сергей часто ходил в оперу, где слушал Шаляпина, которым восхищался».
В возрасте семнадцати-восемнадцати лет Сергей Сахаров отошел от детской и юношеской веры и начал, как и многие вокруг него, увлекаться различными восточными учениями:
– В те годы я читал о буддизме, йогах и другие мистические книги. И мне показалось, что Евангелие менее глубоко, чем другие учения… Евангелие говорит: «Люби Бога и ближнего». Я думал: «Это – психизм», тогда как другие учения говорили об Абсолюте сверх-личном. Поскольку я очень любил молиться, эта молитва сохранила мою любовь ко Христу, то есть я не отверг старое. Но новое показалось мне более глубоким.
А вот свидетельство из книги «Видеть Бога как Он есть»: «Христос – Живая Истина… Его любовь и Его Свет – прикасались ко мне на ранней заре моей жизни. Однако и сей дар благодати не предохранил меня от скольжения в бездну мрака небытийного. На переломе созревавшей молодости я совершил великий грех: в безумном движении невежественной гордости я «оставил» Его ради иного, воображаемого сверх-личного Абсолюта. Преодолев добрый навык молиться моему детскому Богу, я в часы медитации стремился к абсолютному Бытию».
Сергею было восемнадцать лет, когда началась Первая мировая война, участие в которой привело Россию сначала к одной революции, затем ко второй. Хаос, творившийся вокруг, заставлял Сергея искать ответы на вечные вопросы бытия: «Не понимал я и того, зачем я родился. В вихре исторических событий отдать свою жизнь за еще не осознанный мною идеал? Так родилась во мне смертная память и с нею новое чувство бессмысленности всех стяжаний на Земле… Постепенно внимание мое отвлекалось от всего окружающего меня и сосредотачивалось вовнутрь, на вопросе: вечен ли человек или все мы снова уйдем во мрак небытия? Душа томилась в искании ответа на вопрос, ставший для меня важнее всех мировых событий. Все рушилось вокруг, но я почти не замечал происходившего… Я был молодым, восемнадцати лет, но уже тогда жило ощущение, что всякий человек в самом себе является в каком‑то смысле центром всего Бытия».
И другое его свидетельство о том же периоде: «Когда же началась Первая мировая война, проблема вечности стала доминирующей в моем сознании. Вести о тысячах убиваемых на фронтах неповинных людей поставили меня вплотную пред зрелищем трагической действительности. Невозможно было примириться с тем, что множество молодых жизней насильственно прерывается, и при том с безумной жестокостью… И если волею злых властителей создаются подобные положения вещей, то где смысл нашего явления в мир? И я… зачем я родился? Ведь я только что начал входить в осознание себя человеком: внутри загорался огонь благих желаний, свойственного молодости искания совершенства, порывы к свету всеобъемлющего знания».
Живопись
Еще в младенчестве у Сергея Сахарова проявился интерес к рисованию: «Мне рассказывали, что, когда я еще не говорил ни “папа”, ни “мама”, я уже рисовал целыми днями что-нибудь, сидя под стулом в зале». Первые уроки рисования дал ему отец.
В. Кандинский. «Открытый источник»
В школьные годы Сергей посещал художественную студию при Большом театре. Более всего его интересовал русский символизм, и он начал осваивать технику превращения реальных предметов в абстрактные живописные образы: «Так же как каждый художник воспринимает окружающий мир в формах и методах своего искусства, так и я черпал идеи для своих абстрактных этюдов из окружающей меня жизни. Я мог смотреть на человека, дом, завод, хитроумные технические устройства, тени на стенах или потолке, трепещущие языки пламени, а затем превращать их в абстрактные картины, создав в собственном воображении образы, далекие от реальности. Именно так я воспринял учение моего наставника – не копировать естественные явления, но создавать новые художественные факты».
Об этом наставнике отец Софроний впоследствии вспоминал: «В дни молодости моей один русский… живописец, впоследствии ставший знаменитым, увлек меня идеей чистого творчества, склонив к абстрактному искусству». Имеется в виду Василий Кандинский. Именно он стал главным наставником Сергея Сахарова в живописи, хотя формально Сергей уроков у него не брал, так как тот в основном проживал за границей и наезжал в Россию только в летние месяцы.
П. П. Кончаловский
Занятия живописью в Академии художеств трижды прерывались призывами в армию. Сначала Сергея призвали в Царскую армию. Затем, при Временном правительстве, его снова призвали, но отправили не на передовую, а в 6-ю школу прапорщиков, отвечавшую за маскировку. Наконец, уже при большевиках, он был призван в Красную армию. Однако заболевание тифом спасло его и от отправки на фронт, и от возможного расстрела.
Вспоминая о событиях революционного времени, отец Софроний писал: «Я жил как во сне. И сон был кошмарным. Я не разумел тогда, что Господь приближался ко мне. И как возможно подумать об этом, если моментами подо мной была черная бездна, а предо мной возвысилась толстая свинцовая стена. В начале революции дважды я был арестован. Многие погибли в то время, но я не ощущал никакого страха, словно в арестах не было ничего ужасного. Но это видение стены и пропасти наводило на меня необъяснимый тихий ужас».
Сергей Сахаров.
Автопортрет. 1918 г.
Память о смерти постоянно присутствовала в сознании Сергея. Этому способствовало то, что происходило вокруг: «Война с Германией приближалась к печальному для России концу. За несколько месяцев до сего развязалась уже другая, гражданская, во многих отношениях более тяжкая, чем международная. Видение трагизма человеческого бывания как бы срасталось с моей душой, и смертная память не покидала меня, где бы я ни был. Я был расколот странным образом: мой дух жил в той таинственной сфере, для которой я не нахожу выражения словом, рассудок же и душевность жили, казалось, своей привычной повседневностью, то есть подобно всем прочим людям».
В 1918 году Сергей вступил в Московский союз художников, а осенью поступил в Московский институт живописи, ваяния и зодчества, переименованный в Государственные свободные художественные мастерские. Сергей Сахаров и его друг Леонардо Бенатов поступили в мастерскую художника Петра Кончаловского, который, как пишет монахиня Гавриила, «по-отцовски заботился о своих учениках и об их благополучии. На его уроках они получили солидную базовую художественную подготовку в рисовании, живописи, композиции и анализе творчества старых мастеров и их методов».
Кончаловский позаботился и о том, чтобы Сергея Сахарова освободили от армии, мотивировав свое прошение тем, что длительное отсутствие разрушительно влияет на его учебу. После демобилизации Сергей смог с новыми силами отдаться искусству.
Площадь Борьбы и Перуновский переулок.
Архивное фото
Розмари Эдмондс, близко знавшая отца Софрония и переводившая его книги
