Догмат о Христе и другие эссе - Эрих Зелигманн Фромм
Приведу пример. Однажды женщина, психоанализом которой я занимался, пришла на прием в радостном возбуждении. Как оказалось, перед этим она лущила горох на кухне. «Знаете, – призналась она, – я впервые в жизни увидела, что горошины катятся». Да, все мы знаем, что горошина покатится, оказавшись на подходящей поверхности. Все мы знаем, что мяч или любой круглый предмет катится; но что мы знаем на самом деле? Разумом мы понимаем, что круглый предмет на ровной поверхности покатится. Мы наблюдаем феномен и подтверждаем, что факты соответствуют нашим данным; но это совсем не то же самое, что творческий опыт, который мы переживаем, когда действительно видим это движение. Такое отношение присуще детям. Вот почему они могут снова и снова бросать мяч – им еще не скучно, они еще не думают об этом, они это видят, и это переживание настолько чудесно, что они готовы смотреть снова и снова, и снова.
Это умение осознавать реальность человека, дерева или чего угодно другого и отзываться на эту реальность лежит в основе креативности. По моему мнению, обучение мужчин, женщин и себя самих осознанию и отзывчивости – одна из важных этических проблем нашей эпохи. Еще одним ее аспектом является умение видеть; видеть в человеке близкое существо, а не предмет. Иными словами, мы должны заложить фундамент новой науки о человеке, в рамках которой его следует познавать не с помощью естественно-научного метода, который весьма полезен в своей сфере, а также во многих отраслях антропологии и психологии, но с помощью любви, эмпатии, созерцания человека человеком. Еще более важна, чем все эти начинания, необходимость вернуть человека обратно в седло, сделать средства снова средствами, а цели – целями, и признать, что наши достижения в мире интеллекта и материального производства важны лишь постольку, поскольку они являются средствами достижения одной-единственной цели: полной реализации потенциала человека, которая позволит ему стать сполна собой, сполна человеком.
Разумеется, несложно возразить, что врачи являются частью нашей культуры и общества и им присущи все те же изъяны и проблемы, что и любому другому человеку. Однако по самой природе своей работы они должны учиться налаживать связь с пациентами; им необходимо овладеть не только естественно-научным методом, но и методом науки о человеке. Поистине странно работают врачи; медицинская профессия в плане метода является анахронизмом. Здесь я имею в виду разницу между ремесленным производством и промышленным производством. В ремесленничестве, каким оно было преимущественно в Средние века, один человек делал свое дело от начала до конца. У него мог быть помощник или ученик, который подметал полы или выравнивал доски; но основная часть работы приходилась на долю самого ремесленника. В современном промышленном производстве мы имеем обратное – высшую степень разделения труда. Никто не делает продукт целиком; управляющие организовывают процесс, но ничего не производят, а те, кто выполняет конкретную работу, никогда не видят своего продукта целиком. Таков метод промышленного производства.
Метод работы врача по-прежнему похож на работу ремесленника. У него бывают ассистенты, то или иное оборудование, но за исключением тех немногих, кто пытается ввести в медицинскую практику промышленные методы, большинство докторов все еще ведут себя как ремесленники. Они и осматривают пациента, и берут на себя ответственность за исход лечения. Есть и еще одно отличие. Сегодня каждый признается, что работает потому, что хочет заработать денег. Как я понимаю, врачи по-прежнему утверждают, что это в их работе не главное; они занимаются своим ремеслом из интереса к пациенту, а заработок – лишь побочный продукт. Такова же была и установка средневекового ремесленника. Естественно, он зарабатывал деньги; но работал потому, что любил свое дело, и очень часто предпочитал заработать меньше, но зато не заниматься чем-то скучным. Медицинская профессия снова предстает анахронизмом – пожалуй, в этом аспекте она еще более отстранена от реальности, чем в случае с методом работы.
Последствия могут быть двоякими. С одной стороны, это создает почву для лицемерного превозношения традиционных идей без искренней преданности этим идеям.
Но есть также шанс, что врачи, просто потому что их метод работы еще не обезличен, потому что их работа пока еще остается настоящим ремеслом, сумеют добиться большего, чем представители любой другой профессии. Это осуществимо только при условии, что они понимают, какая им выпала возможность – направить нас по новому пути гуманизма, к новой установке на понимание людей, которая требует осознания и врачом, и пациентом того факта, что человек – это не вещь.
Об ограничениях и опасностях психологии
Многие сегодня видят в растущей популярности психологии обнадеживающий знак того, что мы приближаемся к осуществлению дельфийской заповеди «Познай самого себя». Несомненно, для такой интерпретации существуют некоторые основания. Идея самопознания уходит корнями в греческую и иудеохристианскую традицию. Она была одним из ключевых принципов эпохи Просвещения. Джеймс и Фрейд во многом отталкивались от той же традиции и, без сомнения, помогли этому положительному аспекту психологии остаться актуальным и в наши дни. Но этот факт не должен заслонять от нас другие аспекты современного интереса к психологии, способные оказать опасное и разрушительное влияние на духовное развитие человечества. Именно о них пойдет речь в настоящей главе.
Психологическое знание (Menschenkenntnis) наделено в капиталистическом обществе своеобразной функцией, а также значением, весьма отличным от того, что подразумевается в призыве «познать себя».
Капиталистическое общество построено вокруг рынка – рынка товаров и труда – на котором ведется свободный обмен предметами потребления и услугами, без оглядки на традиционные стандарты, без насилия и мошенничества. Вместо этого ключевую важность для продавца приобретает знание о покупателе. Допустим, так было и пятьдесят, и сто лет назад, однако за последние несколько десятилетий знания о покупателе стали важнее в сотню раз. В условиях увеличения концентрации предприятий и капитала возрастает необходимость заранее угадывать желания покупателя, и не просто угадывать, а стимулировать и контролировать их. Капиталовложения в масштабах современных гигантских предприятий осуществляются не «по наитию», а после тщательного исследования и мотивации покупателей. Кроме такого знания покупателя («рыночной психологии»), в психологии появилась еще одна новая дисциплина, основанная на желании понимать и контролировать рабочих и служащих. Эта новая дисциплина называется «человеческие отношения». Таково логичное последствие перемены в отношении между капиталом и трудом. На смену грубой эксплуатации пришло сотрудничество между гигантскими колоссами бизнеса и профсоюзной бюрократией, пришедшими к общему выводу о том, что в конечном счете находить компромиссы выгоднее, чем ссориться. Однако вдобавок еще оказалось, что довольный, «счастливый» работник трудится более продуктивно и способствует бесперебойному течению процесса производства, которое является необходимым условием работы сегодняшнего крупного предприятия. Ухватившись за общественный интерес к психологии и человеческим отношениям, психологи начали изучать рабочих и служащих и манипулировать ими. То же, что сделал Тейлор в сфере рационализации физического труда, психологи делают с работниками в психологическом и эмоциональном аспектах. Его превращают в вещь, вертят и манипулируют им как вещью, а так называемые «человеческие отношения» на самом деле отличаются крайней бесчеловечностью из-за
