Происхождение Каббалы - Гершом Шолем
Этот отрывок, в котором низшая София, достигающая «мудреца», отождествляется с «землёй» плеромы и Славой, кабход Бога, а также, в то же время, с дочерью царя, подлинной «девой издалека», использует неприкрытую образность сирийского гнозиса. Дочь царя освещает мир, в котором никто не знает, откуда она пришла; но те, кто видят её, судят по ней о величии места света, откуда она происходит. Она поразительно соответствует «дочери света» в гностическом брачном гимне в Деяниях Фомы и похожих хорошо известных гностических текстах, точный смысл которых был предметом многих обсуждений среди современных учёных[160]. Среди предложенных толкований — низшая София, гностический спаситель, и душа. Исследователь, который интересуется происхождением каббалистического символизма, многое узнает из этой неуверенности со стороны современных учёных в смысле символов, появляющихся в гностических гимнах. Оригинальное значение этих символов означает меньше для нашей непосредственной цели, чем иллюстрация, предоставленная различными толкованиями того, как символизм древних источников может стать предметом соответствующих трансформаций и смысловых метаморфоз среди древнейших каббалистов или их предшественников, как и среди современных учёных. Конечно, каббалисты не имели доступа к огромному сравнительному материалу, который теперь, после обнаружения оригинальных манихейских источников, делает прежние объяснения учёных столь сомнительными или устаревшими. С другой стороны, крайне познавательно видеть, что такой проницательный и здравомыслящий учёный, как Фердинанд Христиан Баур, точно имевший в своём распоряжении более обширные фрагменты, чем, например, те, что извилистыми путями попадали к редакторам Бахир, тем не менее, характеризует манихейскую «дочь света» в этом гимне теми же выражениями, которые использовали каббалисты, когда описывали роль Шехины и дочери царя в мире: «В целом, она кажется мне смотрительницей и управительницей всего сотворённого и видимого мира и воплощает в себе во всех его множественных проявлениях»[161]. Подход древних каббалистов к гностическим фрагментам, попавшим к ним, вероятно, был как раз такой попыткой толкования, и единственная разница в том, что их толкования оставались в рамках той же еврейской концептуальной структуры. Дочь царя сокрыта, но она также видима, в зависимости от фазы своего появления. Потому неудивительно, что этим двумя аспектам её существа, выделенным в двух притчах, в другом отрывке соответствует лунный символизм, который в должное время приобрёл большую важность в Каббале. Луна попеременно входит в видимую и невидимую фазы. Потому в очень разных образах эта низшая София иногда царица (матронита), которая остаётся невидимой, но искома сынами царя; а иногда она дочь самого царя, поселившаяся в мире, считающемся миром тьмы, даже хотя она происходит из «формы света»[162] . Ничего не сказано об обстоятельствах, при которых эта дочь света появилась в мире. Является ли её пребывание в мире изгнанием, как предполагает гностический символизм, а также толкования, рассматривающие её как Славу Бога или Шехину? Здесь этого не сказано, хотя другие притчи (например, в разделах 45, 51, 74 и 104), похоже, намекают на это. Во всяком случае, для еврейской концепции Бахир важно, что предназначение дочери управлять и править низшим миром, и это указывает, что она, на самом деле, принадлежит к миру эонов. Так раздел 97, буквально воспринимающий слова лека тов, понимает Притч. 4:2: «потому что я преподал вам доброе учение». Но эта дочь также «отражение, взятое из изначального света» (раздел 98), как в начале брачного гимна Софии, где сказано, что «в ней отражение царя». Более того, параллель тому же отрывку в Бахир, который говорит, что тридцать два пути мудрости в на чале Книги Творения едины в этой мидда, мы также видим в греческом гимне как пока необъяснённую хвалу, обращённую от имени тридцати двух к дочери света.
Согласие среди этих трёх мотивов даёт нам повод для размышления. Очевидно, что гностический материал был радикально иудаизирован. То, что преподано как «доброе учение», больше не отдалено от того, что свыше, посланного в мир ради его спасения; потому именно свет Торы и действия Шехины создают «сердце» низшего мира. Тем не менее, иудаизация этих концепций не может скрыть весьма осязаемую связь с гностическими образами и символами. Наше исследование, таким образом, вынуждает признать, что восточные источники, зародившиеся в мире гностицизма, повлияли на разработку символизма книги Бахир, или же фрагменты, рассказывающие о Шехине в этой работе, сами принадлежат к такому слою источников.
4. Установление древних источников, сохранившихся в традиции немецких хасидов: Раза Рабба и Бахир
Выше мы анализировали серию примеров, которые, похоже, указывают, что книга Бахир содержит элементы, для которых общая установка средневековой еврейской мысли совсем не предлагает удовлетворительного объяснения. Напротив, анализ несравненно более простой теософии немецких хасидов XII и XIII столетий может научить нас, как могла бы выглядеть эволюция вещей, если бы они определялись чисто имманентной каузальностью, и как начала теософской теологии могли появиться даже в XII столетии. Чтобы понять формирование этих хасидских идей, требуется всего лишь знание старых комментариев к Йецира и теологии Саадии, поскольку она проникла в эти круги в форме старого еврейского пересказа его написанной на арабском классической философской работы, часто поэтически неточного и написанного в восторженном стиле[163]. Здесь всё вращается вокруг идеи кабход, Славы Бога, и его Шехины, которую хасиды, вслед за Саадией, считали первым творением. В книге Бахир, напротив, предмет нашего интереса выводит к материалам, духовный облик которых совершенно иной, а внимательный анализ указывает на остатки древнего духовного мира, который уже давно исчез.
Учение о двойной кабход и видной роли, приписываемой херувиму на престоле,
