Дела любви. Том II - Серен Кьеркегор
«Но разве земная любовь и дружба не любят возлюбленного или друга за его личные качества?» Да, это верно, но однако это не совсем верно; ибо земная любовь и дружба имеют свой предел, они могут пожертвовать всем ради индивидуальности другого, но могут пожертвовать не собой, любовью или дружбой ради индивидуальности другого. Предположим теперь, что индивидуальность другого требует именно этой жертвы! Предположим, что любящий к своему восторгу увидел, что его любят, но и увидел, что это крайне пагубно скажется на индивидуальности возлюбленного, означает его гибель, как бы сильно он этого ни желал; да, тогда земная любовь как таковая не способна принести эту жертву. Или предположим, наоборот, что возлюбленный увидел, что такие отношения погубят любящего, полностью расстроят его личность: да, тогда земная любовь как таковая не в силах принести эту жертву. Но истинная любовь, жертвенная любовь, которая любит каждого человека за его особенные качества, готова принести любую жертву, ибо она не ищет своего.
Любовь не ищет своего; ибо она скорее желает дарить так, чтобы казалось, что подарок принадлежит получателю.
Когда в гражданских отношениях мы говорим о положении людей, мы делаем различие между теми, кто сам себе хозяин и теми, кто зависим от кого-то, и мы желаем каждому, чтобы он когда-нибудь смог, как говорится, принадлежать самому себе. Но и в мире духа принадлежать самому себе – это высшее, и помогать человеку стать самим собой, свободным, независимым, принадлежать себе, помогать ему стоять одному: это и есть величайшее благодеяние. Что тогда является величайшим благодеянием? Да, именно то, о котором мы говорили, если, конечно, не забывать, что любящий при этом должен остаться незаметным, чтобы тот, кому он помогает, не стал зависимым от него – будучи обязанным ему за величайшее благодеяние. Иными словами, величайшее благодеяние – это именно тот способ, которым совершается единственное истинное благодеяние. По сути, оно может быть оказано только одним способом, хотя в другом смысле, несколькими способами; если благодеяние оказывается не этим способом, то это далеко не величайшее благодеяние, да и вообще не благодеяние. Поэтому нельзя точно сказать, что является величайшим благодеянием, так как величайшее благодеяние – помощь другому человеку в самостоятельности – не может быть совершено напрямую.
Давайте попробуем разобраться с этим. Когда я говорю: «Этот человек стоит один благодаря моей помощи» – и это правда: то совершил ли я для него высшее? Давайте посмотрим! Что я имею в виду? Я говорю: «Он стоит один и исключительно благодаря моей помощи» – но тогда он не один, тогда он не принадлежит самому себе, тогда он обязан всем этим моей помощи – и он это знает. Помогать человеку таким образом – значит обманывать его. И тем не менее именно таким образом чаще всего совершаются в мире величайшие благодеяния, то есть так, как они не должны совершаться; и все же именно этот путь особенно ценится в мире – что естественно, ибо истинный путь делает себя невидимым, то есть, его не видно, и тем самым мир как бы освобождает тех, кто это совершает, от всякой зависимости. Но тот, кому помогают неверным, бессмысленным путём, неиссякаем в своём восхвалении и благодарности мне за величайшее благодеяние (что он теперь стоит один благодаря своей зависимости от меня); он, его семья, и все его родственники почитают и восхваляют меня как своего величайшего благодетеля, что я с любовью сделал его зависимым от меня, или – да, странно, человек выражает свою благодарность совершенно бессмысленно, ибо вместо того, чтобы сказать, что я сделал его зависимым от меня, он говорит, что я помог ему стоять одному.
Таким образом, величайшее благодеяние не может быть оказано так, чтобы получатель знал, что он этим обязан мне; ибо если он узнает это, то это не величайшее благодеяние. Если же человек говорит: «Этот человек стоит один – благодаря моей помощи», и то, что он говорит, правда: да, тогда он сделал для этого человека самое великое, что один человек может сделать для другого, он сделал его свободным, независимым, самим собой, своим собственным, и именно скрывая свою помощь, помог ему стоять одному. Стоять одному – с помощью другого! Вы знаете, что есть много авторов, которые используют тире при каждом удобном случае, без всякой мысли; есть и такие, которые используют тире с пониманием и уместностью; но поистине тире никогда не используется более значимо, чем в этом небольшом предложении – там, где его использует тот, кто, надо отметить, довёл его до совершенства, если такое возможно; ибо в этом небольшом предложении мысль о бесконечности содержится самым гениальным образом, преодолено величайшее противоречие. Он стоит один – это самое главное; он стоит один – вы больше ничего не видите; вы не видите ни помощи или поддержки, ни поддерживающей его неловкой руки неуклюжего человека, ему не приходит в голову, что кто-то помог ему; нет, он стоит один – с помощью другого. Но разве помощь этого другого спрятана, сокрыта от него – того, кому помогали? Нет, от него, от глаз независимого человека (ибо если он знает, что ему помогли, то он в самом глубоком смысле не является независимым, который помогает и помог сам себе), помощь другого сокрыта за тире.
Есть благородная мудрость, которая в хорошем смысле также бесконечно хитра и тонка. Это хорошо известно; если бы я упомянул иностранное слово, которым он называется, вряд ли в наше время нашелся бы человек, не знакомый с ним по имени; и всё же не так много найдётся тех, кто узнал бы его по описанию, если не упоминать его по имени. Он и его имя часто вызывет неодобрение в мире; и не удивительно, ибо мир – это очень
