Рецидив - Антон Владимирович Овчинников
– Я должен отдать должное твоему уму и предприимчивости! – сказал он, поднявшись и подойдя к жаровне, – Пройти столько лиг пути, потом стражу, втереться в доверие к моему Первому центуриону44, выдать себя за моего агента, и все только для того, что бы предъявить мне такую незначительную претензию… Невероятно! Не хочешь ли послужить Великому Риму по-настоящему?
Я не знал, что мне делать. Этот человек ни во что не ставил свою любовь! Он прекрасно знал, что от него должны были родиться дети, даже сыновья, но… Его собственные дети, были для него пустым звуком!
Квинт налил густого вина в две чаши, плеснув предварительно на жаровню, и вернулся за стол, поставив между нами чаши с вином.
– Я…
– Так-так!
– Эммануил из Кумрана…
– Дальше! Скажи мне, что хочешь! – подбодрил меня римлянин, пододвигая чашу.
– …твой сын от Мириям.
– Да буд… – хотел завершить сделку моего найма Квинт Максимус, взявшись за ножку своей чаши, но осекся, уставившись на меня.
Отставив чашу с вином, он, не отводя от меня взгляда, медленно выпрямился на своем месте.
– Невероятно!.. Всемогущий Юпитер, теперь мне все ясно… Ты так не похож на этих хитрых и коварных иудеев, потому-то тебе и удалось так далеко зайти…
– Тем более! – продолжил он, через минуту овладев собой, – Теперь ты просто обязан служить великому Цезарю!
Я пребывал в каком-то ступоре, бессмысленно таращась на чашу с вином, совершенно ошарашенный такой реакцией моего «отца».
– Эти иудеи, – продолжил он, – Настолько своевольны и не дисциплинированы, что совершенно не годятся для службы в наших легионах… Из них получаются неплохие легкие ауксилии45 – пращники и копьеметатели, например Самаритянская когорта, но для службы в нормальных войсках нам приходится искать ваших полукровок, тех в ком есть отличная от вашей кровь, а лучше эллинская или италийская!
Отец рывком поднялся со скамьи и, подойдя, схватил меня за плечо.
– И ты, мой сын! Докажи, что в тебе есть италийская кровь! Ты будешь моими ушами и глазами в Тивериаде Антипы и этом садукейском Ерсалиме, а за это… О, о! За это, сын мой, ты будешь очень богат и не только! Ты станешь очень влиятельным иудеем! Ты даже не догадываешься, как Нам надоели иродовы отродья, долгое время возглавляющие ваши земли. Необходима смена динас…
– Нет, фламин Феба! – твердо сказал я, снимая с плеча его руку, – Возможно, когда-нибудь, но не сейчас…
Человек, именовавшийся Квинтом Максимусом, замолк на полуслове и, отшатнувшись от меня, изменился в лице. Восторженное выражение сменилось крайним удивлением – он не мог понять, откуда этот ничтожный иудейский червь знает его тайный титул, а еще отказывается от предложенного им богатства. Ведь, предложи он такое любому знатному корыстолюбцу из цадоков, он бы уже целовал ему ноги, уверяя в своей вечной преданности.
– Откуда ты… узнал?
– Возможно, отец, когда-нибудь я приму твое предложение, – сказал я по-ромейски, овладевая собой, – Я так надеялся на отцовские объятия и теплую беседу, но видно такие человеческие чувства характерны только для нашего хитрого, коварного и своевольного народца! – и повернувшись к нему спиной, сделал шаг к выходу.
– Подожди!.. – остановил он меня властным тоном, – Позволь дать тебе последний совет, сын мой! Не становись на моем пути и не пытайся рассказать свою историю кому-нибудь еще!
Весь этот диалог был очень далек от того что я себе представлял! Мой настоящий отец не был мне отцом, для него люди, даже самые близкие, были всего лишь инструментами, пригодными для какого-то отдельного действия, не более, после чего подлежали полнейшему забвению. Вспоминая примпила, встреченного мной, я сделал вывод, что большинство ромеев именно такие и есть – без стыда и совести! Только позже я отметил, что «отца» я почему-то не слышал, как учителя или того же примпила…
– Стоять, змееныш! Где мои деньги? – почувствовал я на своем плече тяжелую руку Первого центуриона, когда, не помня себя, выскочил из темного алькова «отца» на яркое солнце.
– Центурион! – окликнул его недовольный Квинт Максимус, появившись у меня за спиной, – Вот возьми динарий46 и проводи нашего гостя к выходу, а потом вернись ко мне!
Я шел по зеленым дорожкам сада, словно в тумане, совершенно не разбирая дороги… И только, грубая рука центуриона давала мне верное направление. Скоро ворота претории закрылись за мной.
Каменные дома сменились глиняными, мощеная дорога стала песчаной, разные люди – черные, желтые, белые, деловито сновали мимо, совершенно не обращая на меня никакого внимания, старательно уступая мне дорогу.
Тут мои горькие мысли прервал странный для этих мест человек – он выходил из одного богатого дома, любезно раскланиваясь с провожавшими его хозяевами. Человек был одет, как старейшие братья Кумрана – во все белое, на голове его кожаным обручем была закреплена льняная, белая накидка.
– Мир тебе, добрый человек! – окликнул я его.
Человек остановился и медленно повернулся ко мне. Его худое лицо с аккуратной черной бородой, в обрамлении белой накидки, выражало крайнее удивление.
– И тебе долго здравствовать… – ответил он, как мне показалось, с трудом подбирая слова.
– Я пришел сюда из Кумрана! – обрадовался я и хотел его обнять.
– Нет, нет! Подожди! – отстранился тот, – Не прикасайся ко мне сейчас, пошли со мной, по дороге и поговорим.
Мой новый знакомый – Ноах принадлежал к общине аскетов-врачевателей. Греки называли их Терапевтами, мне рассказывал о них ребе. По рождению он, как и я принадлежал к народу Яхве.
– Я не могу пригласить тебя в свой дом, потому что я только что забрал зло с ребенка одного человека, он остался очень благодарен мне, и теперь мне необходимо очиститься, – оправдывался передо мной Ноах, улыбнувшись мне по-детски чистосердечно.
– Не волнуйся, добрый брат, я собирался примкнуть к какому-нибудь торговому каравану, что бы вернуться в Общину, к моему ребе.
Мы направились к Иродовым вратам. Купцы со своими караванами останавливались за городским валом, украшая разноцветными шатрами огромную территорию вдоль проезжей дороги.
– Эй, ты! – услышали мы окрик с ромейским акцентом впереди, у ворот.
Римский воин в красном плаще и блестящем на солнце шлеме с высоким ярким гребнем, в сопровождении двух солдат в одинаковых, медных шлемах, пробивался к воротам, расталкивая встречный людей.
– Как твое имя? – громко обратился римлянин к одному из молодых иудеев, выходивших из города.
Человек что-то ответил ему и тот взмахом руки отпустил его прочь.
«Проклятье!» – Услышал я знакомый рык: «Эти волосатые вонючки все на одно лицо! Квинт приказал вырвать язык этому змеенышу! Как там его имя?.. Эммануил из Кумрана…»
– Стой! Как тебя звать? – обратился мой старый знакомый к следующему молодому иудею.
Ноах, тоже пристально всматривался в происходящее.
– Кажется, проход для тебя закрыт, брат… – обратился он ко мне.
– Да… – растеряно подтвердил я.
– Плохо… – промолвил мой спутник, – В дом ко
