Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский
– Запомнил, Василий Ананьевич, спасибо.
Мне показалось, что в этом описании нет никаких трудностей.
– Ну, в таком случае перекусите на дорогу свежим сырком! Гриша, ставь чайник!
Из балагана выбежал розовощекий малыш лет шести и бойко принялся хлопотать у костра. В нем я узнал того мальчугана, который щипался с Ваней на исповеди в молитвенном доме. Пока мы с лесничим пили чай и закусывали сыром, отмахиваясь от надоедливых мух, мальчик взобрался на стропила сеновала и звонким голоском затянул детскую песенку, закончив ее заразительным смехом. Утреннее солнце обливало его лучами со спины, и казалось, что взлохмаченная голова его сияет в светлом ореоле каштановых волос. Мгновение как будто остановилось и стало вечностью. В этом милом озорнике я вдруг увидел самого себя в далеком розовом детстве…
* * *Там, на стропилах,
Мальчик смеется,
Весь в ореоле
Солнечном!
И все это Вместе –
Июлем зовется,
Синим,
Безоблачным!
И мухи стеклянные
В воздухе носятся,
В солнечной сини
Отечества,
И мальчик смеется,
Как будто
Из космоса, –
Маленький бог
Человеческий…
– Хороший пацан растет, – заметил мой давний знакомый, видя что я с улыбкой смотрю на мальчика. – Внучок мой, попросился ко мне на лето.
– А как жизнь, Василий Ананьевич? После войны полегче стало? – Дым от костра назойливо лез в глаза, и приходилось прищуриваться, отмахиваясь от него рукой.
– Вроде полегче, а с другой стороны, – не совсем, – покачивая головой, в раздумье произнес собеседник. – Куда все катится, не пойму… В стране все наперекос, и нам от этого, конечно, несладко! Были грузины, кажется, ладили с ними неплохо… Они сами жили и другим жить давали. Был Советский Союз, и был порядок! А сейчас… – Шишин горестно махнул рукой. – Одни искушения! Даже вот, чего раньше отродясь не было, убийства… У всех автоматы дороже людей стали. Никого не тронь. Так вот и живем, словно не люди, а бесы. А от бесов, как от дыма, не отмахнешься руками, батюшка! Помолитесь о нас, грешных, путаница в души пришла, словно Бог забыл людей…
– Бог не может забыть ни одного человека, Василий Ананьевич. Это люди забыли Бога и пытаются устроить счастье без Него на свой лад. А выходит, как ни крути, одно несчастье…
Шишин устремил на меня внимательный прищуренный взгляд:
– А что, раньше, когда народ был с Богом, не было несчастий?
– Когда все государство жило как один человек, сколько святых на Руси было! А начали жить каждый сам по себе, то и одного святого стало трудно найти… Вот, прошла по Абхазии война, сколько бед принесла тем же самым грузинам! Но причина ведь не только в том, что государства не стало. Сами себе они такую жизнь устроили: хлеб едой не считали, на улицу выбрасывали, разврат за геройство почитали, им хвастались, и все на наших глазах происходило. Вот и дожили до войны… На Псху еще как-то люди через веру удержались, души уберегли, поэтому война стороной прошла, только напугала, даже на фронте никто из псхувцев не погиб, потому что Бог уберег…
– Это так, батюшка. Будем и впредь Церкви и Бога держаться…
Я встал и попрощался с Шишиным и его внучонком, который улыбался мне со стропил чистой детской улыбкой. С пригорка я оглянулся: мальчик махал мне ручонкой. Лесничий возился у котла с сыром, помешивая его большим черпаком.
– Ложбинку-то, ложбинку не пропустите! – прокричал он мне вдогонку.
