Книга о молитве. Тяжесть правила или разговор с Отцом? - Протоиерей Алексей Уминский
Когда человек хочет что-то получить, он использует любую ситуацию, и евангельские слова тоже. А подлинная молитва вообще выводит нас из привычного пространства, потому что только в этот момент мы видим и Бога, и себя, и мир вокруг нас не зациклен только на том, чего мы хотим.
Надо молиться и не унывать. Господь говорит нам об этом в притче о неправедном судье: в одном городе жил судья, который Бога не боялся, людей не стыдился, и жила одна бедная вдова, которая приходила к судье и просила защитить ее. Он долгое время не хотел обращать на нее внимание, но после сам сказал: «Хотя я Бога не боюсь и людей не стыжусь, но так как эта вдова не дает мне покоя, я ее защищу, чтобы она не приходила больше мне докучать». И сказал Господь: слышите, что говорит судья неправедный? Бог ли не защитит избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь, хотя и медлит защищать их? сказываю вам, что подаст им защиту вскоре. Но Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле? (Лк. 18: 6–8).
Неправедный судья, который все-таки помогает вдовице, — это не образ Бога. Люди думают: вот, значит, как надо поступать — подражать вдове, которая просто уморила неправедного судью, и тогда все получится. Нет, здесь главное — не унывать. Бог слышит тебя, вопиющего день и ночь. Нет защиты для тебя, но Он подаст помощь. Почему медлит — я не знаю, но то, что слышит, — очевидно.
Я сейчас наблюдаю одну историю, которая разворачивается на моих глазах: женщина попала в колесо российского правосудия. Она уже в преклонном возрасте, а когда была в силах, вела какой-то бизнес, организованный в 90-е годы. И вот она, как вдова из евангельской притчи, лишилась всего имущества: один из бывших компаньонов нашел возможность через суд и через определенные манипуляции (как она говорит, подкуп) последовательно лишить ее всего, вплоть до пенсии, из которой она тоже должна отчислять ему долг. И это не просто отъем имущества, а жестокая месть, уничтожение человека, соперник стремится ее растоптать, оставить мокрое место… Имущество давно отобрано, но судопроизводство продолжается. И все ее попытки добиться правды, справедливости, хотя бы элементарной законности безуспешны. Она мне с ужасом говорит: «Как же так, почему, я не могу этого понять и не могу молиться за этого человека, не могу любить этих судей… Я прихожу после судебных заседаний совершенно разрушенная, раздавленная, как будто распятая». И вдруг до нее доходит, что она идет путем, по которому прошел Господь, Который был так же унижен, несправедливо осужден, оплеван, лишен одежды, лишен всего, избит и распят. И тогда она начинает понемножечку успокаиваться, как ни тяжело по-человечески это принять. Наш разговор происходит накануне Страстной недели, время приближается к Страстным дням — и складывается понимание, отчего Господь иногда медлит, не сразу спасает. Видимо, оттого, что промедление дает возможность каждому человеку исполнить слова о кресте, сказанные Господом так жестко и опять-таки по-евангельски категорично: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережет ее (Лк. 9: 23–24).
Человек осознал себя верным Христу, вступил на Его путь, но еще не знает, чем это для него закончится. И вот с ним начинают происходить разные серьезные вещи. Он вышел на улицу, которая ведет ко Христу, но до конца еще этого не понимает; как не понимает и почему Бог его не слышит, почему кругом сплошная несправедливость, почему его со всех сторон бьют, уничтожают и распинают. А потом вдруг осознает, что Господь все это слышит и видит и сейчас дал тебе возможность немножечко Ему подражать, не самым жесточайшим и тяжелейшим образом. Мне кажется, евангельские слова именно об этом.
О личном и коллективном бессознательном
Молитвенное правило призывает нас просить у Бога и смирения, и терпения, и покаяния, и еще много разных добродетелей. Вечерние молитвы в основном развивают тему покаяния, в них говорится о всяческих врагах плотских и бесплотных, которые нас постоянно борят, о похоти, о лукавом, нас оскверняющем, о крамоле змии-не, желании сатанине и т. д. А дальше мы просим: «Просвети ум мой светом разума святого Евангелия Твоего, душу любовью Креста Твоего, сердце чистотой слова Твоего, тело мое Твоей страстью бесстрастной, мысль мою Твоим смирением сохрани». Это чудное, прекрасное прошение, самое, может быть, необходимое человеку. Но что удивляет — десятилетиями мы повторяем их на молитве, а плода нет, ничего этого мы в себе не видим. Очень маленький, незаметный, родящийся в нас таинственным образом плод, наверное, есть, но, скорее всего, не оттого, что мы так молимся, а может быть, просто потому, что Господь хочет нашего спасения и ставит нас в обстоятельства, когда так или иначе нам необходимо смиряться, прощать, каяться, бороться с помыслами… По своему священническому и просто христианскому опыту я не очень уверен, что это как-то связано с правилом, которое я ежевечерне читаю.
Христианская жизнь в нашем православном контексте определяется общественным богослужением — определенными формами общей молитвы, общими правилами, общими прошениями, общими отношениями. Это прозвучит страшно, очень резко и кого-то возмутит, а кому-то даже покажется ересью, но коллективизм, который нам известен с советских времен, из советского прошлого перешел в сегодняшнюю жизнь нашей христианской Церкви, и молитва вдруг стала общим коллективным деланием.
Но, как я уже говорил, это вещь опасная, ибо правила, данные нам в качестве регулярной молитвы утром и вечером, подготовки к Причастию и т. д., не подразумевают личного, они рекомендованы как некое общее правило, которому должны подчиняться все люди, независимо от возраста, пола, образа жизни, национальных традиций, личностных и психологических особенностей. Эти прекрасные творения преподобных отцов касаются всех нас, но мы к этому совершенно не готовы, не приучены, у современной Православной Церкви — у нас, обычных людей, живущих внутри этой Церкви, — нет личного опыта богообщения. Современные христиане этого и не понимают, и не ставят перед собой такой задачи. Жажда
