Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский
– Скажите, отче, слово нам на пользу! – попросил протоиерей.
– Это так, это так… – не расслышал просьбу отец Стефан. – Всю эту землю, что вы видите во дворе, я принес сюда сверху от Данилеев своими руками! А камни таскал с моря, чтобы стенку выложить. Здоровье у меня ого-го, не жалуюсь! Но, чтобы не гордиться, вот, могилу себе приготовил…
Мы оглянулись: возле храма, накрытая плитой, находилась могила, на которой стоял деревянный крест с надписью «Схиархимандрит Стефан».
– Отче, жаждем услышать от вас слово на пользу душевную! – повторил протоиерей свою просьбу.
– Сейчас нужно говорить только одно слово – о конце света. Нужно всем к этому концу готовиться. Как готовиться? – Старец обвел всех прищуренным взглядом. – Каяться в своих грехах! Тогда все зло сгинет навеки. Какое зло? Те, кто грешат и не каются. А кто не кается? Америка не кается, не может покаяться из-за гордости своей. Ей конец уже назначен. А Россия и Сербия спасутся! И греки тоже, если за Россией пойдут…
Старец неожиданно высоким голосом запел:
Степь да степь кругом,
Путь далек лежит.
В той степи глухой
Умирал ямщик.
И, набравшись сил,
Чуя смертный час,
Он товарищу
Отдает наказ:
«Ты, товарищ мой,
Не попомни зла,
Здесь, в степи глухой,
Схорони меня!»
Впечатление было сильное. Старец всех растрогал этой песней, которую оборвал на высокой ноте.
– Спаси Господи, отец Стефан! Растрогали нас… – Протоиерей смахнул слезу.
Отшельник, засмеявшись, ответил:
– Голос-то мой у меня Господь забрал, а дал детский. Так и пою от радости Богу! Вот, все вам сказал…
Мы тихонько вышли, поцеловав жилистую худую руку старца. Множество впечатлений не укладывалось в голове.
– Батюшка, знаете, в этой пещере до серба Стефана подвизался отец Софроний, – вполголоса сообщил мне иеродиакон. Это сообщение еще больше укрепило во мне уважение к Каруле и ее подвижникам.
– А теперь по цепям вниз! – скомандовал монах Христодул, карульский богатырь, больше похожий на кулачного бойца. Он ловко хватался за цепи, ведущие в голубую бездну, плескавшуюся глубоко внизу. За ним последовал серб Серапион в своих разваливающихся башмаках, одетых на босу ногу. В пещере, под цепями, лежали белые черепа. Монахи зажгли свечи и укрепили их на камнях возле присыпанных пылью глав.
– Это косточки русских подвижников! Помолимся о них, отцы и братья!
Мы все протянули по четке.
В длинной узкой келье на краю обрыва нас ожидал другой монах – серб Серафим, угостивший нас водой с лукумом – традиционным афонским угощением. Остальные кельи оказались сильно разрушенными и необитаемыми. После обратного перехода по обрывам и нагревшимся от солнца цепям мы отдыхали в домике монаха Христодула. Унылый удручающий вид желто-коричневых скал не портил благодатного впечатления от головокружительного путешествия по кручам Карули. Облака рассеялись, и день стоял пыльный, душный, а окрестности выглядели совершенно пустынными. Над нашими головами со свистом проносились дикие голуби, пикирующие, сложив крылья, к плещущемуся о причал прозрачному до камешков и водорослей на дне Средиземному морю. Во всем этом унылом пейзаже было что-то завораживающее…
– Наверное, здесь молиться хорошо, – шепнул я отцу Агафодору. – Настоящая пустыня.
– Еще бы, на Каруле такие старцы жили, которых даже греки почитали, – согласился мой друг.
Между тем во время прощального чаепития я заметил, что хозяин кельи, монах Христодул, время от времени бросал на нас изучающие взгляды, по-видимому, присматривался к нам, пока не спросил напрямую:
– Отцы, вы не хотели бы остаться на Каруле, чтобы продолжать русскую традицию? – Видя, что мы затрудняемся с ответом, он сделал великодушное предложение: – Если Бог еще раз приведет вас сюда, оставайтесь! А вопрос с кельей я улажу: у меня в Лавре хорошие отношения с Духовным Собором!
